Жиль Липовецки "Эра пустоты" (стр. 1 из 57)

Жиль Липовецки \"Эра пустоты\"

GILLES LIPOVETSKY

ЖИЛЬ ЛИПОВЕЦКИ

ERE DU VIDE ESSAIS SUR TINDIVIDUALISME CONTEMPORAIN

ЭРА

ПУСТОТЫ

ЭССЕ О СОВРЕМЕННОМ ИНДИВИДУАЛИЗМЕ

Перевод с французского В.В.Кузнецова

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции

и Посольства Франции в России

Ouvrage realise dans le cadre du programme d\'aide a la publication

«Pouchkine» avec le soutien du Ministere des Affaires Etrangeres

francais et de l\'Ambassade de France en Russie

ISBN 5-93615-012-7 ISBN 2-07.-032513-Х (фр.)

Г. Н. Ивашевстя

ЭНИГМА И АДИАФОРА.¹ЦВЕТОК НАРЦИССА ТАКЖЕ НЕЖЕН

Каждая культурно-историческая эпоха порождает определенный набор жизненных доминант, которые и воспринимаются как норма, образ жизни и господствующее мировоззрение. В этом отношении современная эпоха — кризисная, что характеризуется отсутствием единого интеллектуального мира с иерархией общепринятых ценностей, а за рационально структурированным мышлением проглядывает его «базис» — коллективное бессознательное. В прошлом осталась одна из доминант европейской культуры — признание существования абсолютного субъекта познания, мыслящего «с точки зрения Вечности» (Sub specie Aeterni-tatis). Оказалось, что мир представляет собой совокупность разных культур, разных типов и стилей мышления; на смену «единственно верным» учениям пришла интеллектуальная ризома — структура без центра, «сеть значащих интенций» (Мерло-Понти), плюралистическая центростремительная центробежность.

В настоящее время определяющими понятиями при рассмотрении любых систем (физических, социальных, ментальных) становятся нелинейность и слож-

¹ Эншма (греч. ainigma) — загадка, тайна. Адиафора (греч. adia-phora — безразличное, малозначительное) — философский термин для фиксации индифферентного. Эквивалент понятия cool, ныне широко используемого, в том числе и Ж. Липовецки.

ность. С точки зрения синергетики, основной посылкой современного знания является принципиальная вариабельность бытия, а основным измерением жизни как общества, так и человека — изменения.

Жиль Липовецки выступает как летописец этих перемен.

Жиль Липовецки (род. в 1944 г.) — социолог, профессор философии Университета в Гренобле (Франция). Автор книг: «Эра пустоты», 1983; «Империя эфемерного. Мода и ее судьба в модернистском обществе», 1987; «Закат долга. Либеральная этика нового демократического времени», 1992; «Третья жена. Постоянство и революция женского начала», 1997 Он много выступает, пишет статьи и дает интервью по вопросам культуры постмодернизма, культуры тела относительно новых религий, современных семейных отношений, роли женщин, новых форм индивидуализма, социальной ответственности и т. д. В предлагаемой вниманию русского читателя книге дается эмоционально окрашенная картина постмодернистского состояния европейской культуры в аспекте таких социально-психологических явлений, как персонализация, нарциссизм, безразличие, жестокость и др.

Кажется, мы опять «на посту»: постиндустриальное общество, постструктурализм, постфрейдизм, постмодернизм. Картезианское Cogito, определив надолго «планы и горизонты» философского дискурса, чем оно по сути и является, а именно артикуляцией бытия, как любая, впрочем, философия, все еще остается камнем преткновения франкофонного миросозерцания, хотя прошедшие три с половиной столетия породили и новую картину мира, и новые формы его философского осмысления, выдвинув в качестве первоочередной и наиважнейшей задачу постижения тайны человеческого существования. И конечно, оно не исчерпывается ни рациональностью, ни психологией, ни

телесностью, ни активизмом, оставаясь до сих пор во многом энигматической реальностью, где вопросов больше, чем ответов. Впрочем, ценно само вопроша-ние, аспирантское алкание, бесконечный порыв.

Позитивная программа автора прямо не заявлена, создается впечатление, что его позиция (все-таки проглядывающая сквозь поток критики и инвектив) — вполне традиционно-буржуазно-либеральная, слегка подмоченная марксизмом 1960-х, Вообще либерально-марксистский жаргон 60-х широко присутствует: «мобилизация масс», «бунт», «революция», «подрывной характер», «классовое самосознание», «торпедировать культуру», «художники на службе», «борьба за общее дело», «искусство — вектор революции», «революционная динамика», «революционный идеал и отказ от него» и т. д.; как бы воспроизводя атмосферу тех лет в Париже с ее утопическими надеждами, перехлестами й разговорами, разговорами, разговорами... Возможно, утрата этой атмосферы и ностальгия по ней — подлинный нерв Липовецки.

Конечно, «молчанием предается Бог», но желание обличать неконструктивно. Истина, может быть, и рождается в спорах, зато познается в бесстрастии. Понижение общественной температуры, которое констатирует Липовецки, — не признак упадка или пустота, а именно возвращение к норме. Жар и лихорадка, сопутствующие всяким революциям, привлекательны, к счастью, для абсолютного меньшинства. Оппозиции и противоречия прошлого изжили себя. Отсутствие интереса к проблемам, волновавшим поколение шестидесятников, — не следствие «апатии нарциссов», а знак того, что эти проблемы решены, и на повестке дня — другие, возможно, более важные, во всяком случае, более созвучные времени. Персонализация, о которой говорит автор, — проявление общего процесса освобождения, который осуществляется в последо-

Stll

нательном изживании запретов и табу. Люди все пробуют на себе, жизнью оплачивая обучение, продвигаясь от ригоризма и авторитарности к открытости и диалогу. И почему бы не начать с себя, со своего Я?

Претензии на решение мировых проблем, судеб народов и стран, так характерные для «революционного сознания», не выдержали проверки временем. Желание сделать счастливыми (варианты: здоровыми, богатыми) всех — увы, часто свидетельство и следствие собственного несчастья.

Позицию Липовецки вполне можно рассматривать как апологию индивидуализма, хотя она и не лишена резко критических высказываний. Главным здесь является процесс персонализации, который преобразует все сферы общественной и частной жизни. Слово рет-sonne, от которого образовано понятие «персонализа-ция», во французском языке имеет несколько значений. Первое соответствует русскому «персона» — человек, лицо, особа и все связанные с этим смыслы. Во втором значении personne — никто, что-либо и т. п. Таким образом, «персонализация» — это не только индивидуализация, или преломление разного рода ценностей через мировосприятие отдельной личности, но и опустошение, превращение в ничто, исчезновение. Этот смысл термина исключительно важен для понимания мысли Ж. Липовецки и всей системы его рассуждений.

Процесс персонализации раскрывается Липовецки через ряд взаимосвязанных явлений, вполне вписываясь в рамки проблематики теории программированного общества (Турен и др.), являющейся, в свою очередь, разновидностью теории постиндустриального общества. Оно характеризуется резким увеличением масштабов и разнообразия информации и связанным с ним возрастанием возможностей выбора человеком тех или иных информационных потоков. Это ведет к

интенсификации культурных связей и обменов, ко все большему включению людей в эти коммуникации. Расширяются возможности пересмотра ценностных ориентации, установок и жизненных позиций, открываются пути к более открытому обществу. Однако эти общественные преобразования не лишены конфликтов. Смысл персонализации, по Липовецки, — в разрыве «с начальной фазой современного демократически-дисциплинарного, универсально ригористического, принудительно идеологического общества», «происходит глобальная переоценка социальных ценностей». «Отрицательная сторона его состоит в том, что процесс персонализации обусловливает ломку дисциплинарной социализации; положительная — в том, что он соответствует устройству гибкого общества, основанного на информации и поощрении потребностей индивида, культе секса и учете „человеческих факторов\", естественности, душевности и юморе.»

Одним из механизмов персонализации Липовецки считает «обольщение», которое понимается как особая стратегия, пронизывающая все уровни постмодернистского общества: политику, производство, сферу услуг, образование, частную жизнь, — что проявляется в постоянном упоре на «личное желание» и «свободный выбор» индивида, идет ли речь об организации производственного процесса или о выборах в органы муниципального самоуправления, о системах врачебного контроля или о сексуальных предпочтениях. Одним из следствий процесса персонализации Липовецки считает массовое опустошение, всеобщее равнодушие. «В наше время, когда уничтожение приобретает планетарный масштаб, и пустыня — символ нашей цивилизации — это трагедийный образ, который становится олицетворением метафизических размышлений о небытии.» Автор озабочен тем, что «все институты, все великие ценности и конечные цели, создававшие предыдущие эпохи, постепенно оказываются лишенными их содержания. Что это, если не массовое опустошение, превращающее общество в обескровленное тело, в упраздненный механизм?» Современное состояние общества ведет ко всеобщей апатии, которая является реакцией на изобилие информации, на скорость ее получения. Постмодернизм позволяет равно существовать любым способам жиз-неутверждения, любым вкусам, можно выбирать все, что угодно — как самое обычное, так и самое экзотическое, новое и старое, экологически чистую «простую жизнь» или сверхсложную. «Cool человек не является ни пессимистическим декадентом Ницше, ни угнетенным тружеником Маркса; он скорее напоминает телезрителя, пытающегося „прогнать\" одну за другой вечерние программы; потребителя, наполняющего свою кошелку; отпускника, колеблющегося между пребыванием на испанских пляжах и жизнью в кемпинге на Корсике.»