Однако такое «безразличие» оказывается весьма действенным и продуктивным. Общество, становясь все более активным, мобильным и самоорганизующимся, способно создавать и реализовывать как новые модели управления, так и культурные нововведения, ибо возникает все более разнообразный спектр различных социальных действий и движений. А это, в свою очередь, усиливает жизненность и распространенность конфликтных взаимодействий, что способствует более быстрой и эффективной адаптации социальной системы к меняющейся социокультурной и экологической ситуации. В таких условиях резко возрастает значимость для всех социальных субъектов их индивидуальности и идентичности. Можно сказать, что наше время характеризуется именно всеобщими поисками идентичности. Отсюда мода на «пси»-фактор, интерес к одиночеству и традиционным европейским верова-
Ю
ниям, а также к духовным и телесным практикам Востока.
Универсальным символом современного индивида Липовецки считает Нарцисса. Homo politicus уступает место homo psychologicus, человеку, который занят только собой и заботится только о собственном благополучии. «Нарциссизм — это реакция на вызов бессознательного: побуждаемое потребностью обрести себя, наше „Я\" погружается в бесконечную работу по освобождению, наблюдению и объяснению своей личности.» Нарцисс демократичен, мобилен, он вполне допускает существование других людей, которые так же, как он, заняты собой. Одной из его ценностей становятся собственное тело и заботы о нем, не исключающие и опасного экспериментирования, а также поиски собственной самости, идентичности.
Большое место в раздумьях Липовецки занимает анализ «пустоты». Речь идет не об онтологической пустоте (шуньяте) как нереальности и иллюзорности окружающего мира, а о значении, принятом в микропсихоанализе, которое абсолютизируется и распространяется на более обширное пространство. Считается, что в качестве опоры человека (понимаемого как постоянные разнообразные попытки) выступает психобиологическая пустота, являющаяся источником жизни и причиной бессознательного страха. «Великие неврозы» нашего времени (Хорни): 1) невроз навязчивости (поиск любви и одобрения любой ценой), 2) невроз власти (погоня за властью, престижем и обладанием),
3) невроз покорности (автоматический конформизм),
4) невроз изоляции (бегство от общества), — не обошли стороной Нарцисса; они сочетаются с его интересами и вялостью.
Капитализм развивался под эгидой протестантской этики, вследствие чего технико-экономическое сословие и культура образовали нечто цельное, а основны-
11
ми ценностями стали накопление капитала и прогресс; однако с развитием процесса персонализации и утверждением гедонизма в качестве основного этического вектора общество стало утрачивать характер органичного целого, дух согласия и волю. «Кризис современного общества — это прежде всего кризис культуры и духовности.» Липовецки подробно анализирует это-явление, особенно обращая внимание на взаимоотношения общества и искусства как в модернистскую, так и в постмодернистскую эпоху, привлекая аргументы и доводы Д. Белла, 3. Фрейда, У. Эко, М. Зераффы, Ж.-Фр. Лиотара, М. Гоше, М. Тоффлера и др. И здесь он снова видит эгалитарное действие персонализации и делает вывод, что «отныне в культуре царит эклектика». Как известно, в искусстве все — или традиция, или плагиат. Постмодернизм объявляет равноценными и равнозначными все элементы культурного пространства, а художественная практика приобретает в этих условиях характер творческого монтажа и цитирования, лишенные как общезначимой ценности, так и притязаний на моральный или эстетический авторитет. Происходит «инвентаризация культуры» (уже в который раз!), включающая в активный обиход запретный, забытый, банальный или маргинальный культурный материал.
Липовецки рассматривает все эти процессы в тесной связи с изменением статуса государства. «Вызвавшие его причины — это распределение и преумножение социальной ответственности; усиление роли ассоциаций, кооперативов, местных коллективов; сокращение иерархической лестницы, отделяющей государство от общества, адаптирование государства к постмодернистскому обществу, основанному на культе свободы личности, отношениях близости и разнообразии мнений. Перед государством открывается возможность войти в цикл персонализации, действовать заодно с мобильным и открытым обществом.»
12
Философ особо останавливается на исследовании роли юмора, называя современное общество забавным и ироничным. Если в прошлом юмор принимал вид «гротескного реализма» (М. Бахтин), то теперь он становится общим фоном (как и музыка) современной культуры, превращаясь в соответствии с духом времени в развлекаловку и превращая все в балаган. Да, человечество расстается с прошлым, смеясь. Но также верно, что ироничное отношение ко всему — показатель непрочности, фиксация состояния перехода, когда серьезное становится несерьезным, позиции и авторитеты — подорванными, а традиции и принципы — смешными. Обычно это ведет к их радикальному пересмотру и обновлению. Комическое играет здесь важную роль, вовлекая в свой круг политику, рекламу, моду и психотерапевтические практики. Как заявляет Липовецки, «юмор стал судьбой», а человек — забавным существом.
Последняя глава книги посвящена совсем не смешному, а именно жестокости. Констатируя углубляющийся разлад между социальными отношениями, гражданским обществом и государством, автор подробно анализирует трансформацию жестокости, показывая, как в ходе истории изменяется ее характер, и жестокость дикарей, вытекающая из их понимания справедливости, чести и мести, уступает место жестокости и насилию варварских и тоталитарных государств, сменяясь в свой черед современным положением дел, когда она все больше становится уделом маргинальных групп. «Процесс персонализации способствует всеобщему умиротворению...» Цивилизационный процесс делает невозможным применение жестокости к своим ближним к к более слабым. Липовецки считает, что за последнее время произошло «беспрецедентное оздоровление общества». И хотя речь идет о передовых странах Запада (не стоит забывать, что, например,
13
в США за последние 20 лет в результате насилия погибло более 700 тыс. человек, то есть больше, чем во время второй мировой войны), несомненно, тенденция ясно прослеживается.
Нарциссически окрашенная индивидуалистическая революция, принесшая новые ценности и изменившая отношение к старым, поставила перед современным обществом такие проблемы, решать которые предстоит и в следующем веке.
Цветок нарцисса — символ философии, он расцветает на любой почве. Пустота, заявленная в названии книги Жиля Липовецки, — расчищенное от изжившей себя идеологии пространство, позволяющее идти к более открытому и гуманному обществу, на этом пути возможны разные неожиданности.
ЭРА ПУСТОТЫ
ОЧЕРКИ СОВРЕМЕННОГО ИНДИВИДУАЛИЗМА
BtiJ
Жиль Липовецки родился в 1944 г. Он — профессор философии в Гренобле. «Эра пустоты» — его первая работа. В 1987 г. в издательстве «Галлимар» вышла другая — «Империя эфемерного. Мода и ее судьба в модернистском обществе». В этой книге, развивая свои мысли об обольщении, недолговечности и маргинальном дифференцировании в демократическом обществе, автор отмечает, что «заданная мода» могла бы стать инструментом консолидации либерального общества, своеобразным способом распространения знаний и динамики модернизма. В 1992 г. в том же издательстве вышла его работа «Закат долга. Либеральная этика нового демократического времени». В ней он размышляет над тем, что возрождение «ценностей», заложенных в чувстве ответственности, которое забрезжило над нашей эпохой, никак не может скрыть того факта, что мы не видим «возвращения к традиционной морали» — ригористической и категорической — что возникла неизвестная прежде культура, которая в большей степени пропагандирует идеи благосостояния, чем самые возвышенные устремления к идеалу. Отныне печать этики можно обнаружить повсюду, а призыв к самопожертвованию — нигде.
В 1997 г. вышла в свет его книга «Третья жена. Постоянство и революция женского начала». В этой работе автор размышляет над существом издревле важного вопроса — женственности — с передовых позиций постмодернизма. Вопроса, который свидетельствует, что демократический процесс в своем развитии не только не порвал с историческим прошлым, но и не дошел до своего конца.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Материалы, которые здесь помещены, в той или иной степени объединены общей темой. Это коренные изменения в обществе, в его нравах и в современном человеке, живущем в эпоху массового потребления; возникновение совершенно нового способа социализации и индивидуализации, радикально отличающегося от того, что существовал в XVII и XVIII веках. Цель настоящей работы — раскрыть суть этого процесса изменений, учитывая при этом, что мир предметов, образов, информации и гедонистические, либеральные и психологические ценности, связанные с нею, привели одновременно с новой формой контроля за поступками индивида к ранее невиданному разнообразию жизни, непрерывным изменениям в частной сфере, религиозных воззрениях и роли личности, иначе говоря — к появлению новой фазы в истории западного индивидуализма. Освободиться от революционной эсхатологии удалось, лишь осуществляя перманентную революцию в повседневной жизни и в самом индивиде: это и повсеместная приватизация, и эрозия социального самосознания, и идеологическое и политическое недовольство, и ускоренная дестабилизация личности. Мы переживаем вторую индивидуалистическую революцию.
17
Дальнейшие исследования определяются центральной идеей: развитие передовых демократических обществ можно понять в свете новой логики, которую мы здесь обозначаем, как процесс персонализации • который коренным образом видоизменяет все секторы общественной жизни. Несомненно, не все они преобразуются в одной и той же степени и одинаковым ооразом, и мы понимаем ограниченность теорий, которые пытаются объяснить социум, исходя из простого принципа. Ясно, что общество порождает множество специфических критериев. Во всяком случае, если мы до сих пор придерживались однородной схемы, то не столько затем, чтобы сделать моментальный снимок сколько с целью обозначить направления преобразования, преобладающую тенденцию определять природу общественных институтов, образ жизни, устремления и, наконец, характер индивидов. Процесс персонализации начинается со сравнительной и исторической перспективы, намечает направляющую линию, чувство нового, тип организации и социального контроля который освобождает от дисциплинарного условно-революционного порядка, преобладавшего до 50-х годов нашего века. Разрыв с начальной фазой современного Демократически-дисциплинарного, универсально ригористического, принудительно идеологического общества - таков смысл персонализации. Мы