Смекни!
smekni.com

Новые идеи в философии (стр. 20 из 64)

69


университета предгуситского периода следует, что изложению «Метафизики» Аристотеля отводилось всего 20—36 лекцион­ных недель, в то время как «Никомаховой этике» и псевдоари­стотелевским «Экономикам» — 75 недель, а естественно-фило­софским сочинениям Стагирита — 92 недели ". Такое распреде­ление интересов можно наблюдать по древнейшим каталогам библиотек Пражского университета и сохранившимся по сей день рукописям, которыми тогда пользовались в Пражской выс­шей школе.

И в дискуссиях, особенно ежегодных учебных диспутах, являв­шихся важным компонентом процесса обучения в средневековых университетах, можно наблюдать подобный сдвиг. Такие диспуты, проводившиеся на теологических факультетах (где они достигли апогея в XIII в.), сменились диспутами на факультетах искусств. В Праге они отныне проводятся только здесь, причем теологиче­ская проблематика сохраняется лишь во вводной части выступле­ния по обсуждаемому вопросу, в то время как остальные выдвигае­мые и обсуждаемые вопросы представляют собой философские темы примерно в том же соотношении, что и в системе лекций. Более того, в Пражском университете годичные, доступные широ­кой общественности диспуты, организуемые в конкретной истори­ческой ситуации преддверия гуситской революции, превращаются в трибуну провозглашения и пропаганды новых, гуситских идеа­лов и принципов, возникающих зачастую именно на почве факуль­тета искусств. Об этом убедительно свидетельствуют и события, сопутствовавшие диспуту сторонника Гуса магистра Матвея из Книна в 1409 г., незадолго до публикации Кутногорского декрета в том же году; это же подтверждает и диспут, который вел Ян Гус в 1411 г., как и некоторые другие диспуты 12.

Следовательно, философия, составляющая один из наиболее существенных компонентов тогдашней образованности, не остава­лась, даже при «культивировании» ее для нужд учебного про­цесса, наглухо запертой в университетских аудиториях: она на­ходила общественный отклик. В широком культурном диапазоне, куда следует включить «внеучебную» философию (при всем том, что между ними, безусловно, существовала связь), и особенно социальную философию и критику в самом широком смысле слова, часто содержащуюся в политической публицистике и в со­циально окрашенной мистике, в критически нацеленном пропо­ведничестве, как и в некоторых правовых теориях, а также в лите­ратурных жанрах, философия играет важную роль в деле преобра­зования средневековой культуры и общества — создания предпо­сылок культуры и общества нового времени.

Возникавшие социально-политические учения использовались не только могущественными светскими феодалами в их политиче­ской борьбе с церковью; они все более распространялись (хотя и были при этом трансформированы) в среде народных антифео­дально направленных движений, становились составной частью идеологий этих движений; при этом они увязывались с некоторы-

70


ми традиционными представлениями, содержащимися, например, в народных ересях, обретая тем самым новое качество.

Так, в рассматриваемый нами период социально-политические теории формировались первоначально как «академические» тео­рии политического аверроизма, как применение аверроистской теории двойственной истины в сфере жизнедеятельности общест­ва. Отсюда вытекали требования разделения светской и духовной власти, направленные против теократических притязаний папства, в пользу власти светской. По мере же дальнейшего изучения характера светской власти возникали и вопросы о ее происхожде­нии, причем не всегда в пользу сверхъестественного, божественно­го источника власти. Рассматривались и вопросы возникновения и цели общины-государства (полиса) как образования, естествен­но возникшего и имеющего естественное право на существование; решались и вопросы идеального правительства, роли права. Тогда же возникают и идеи о том, что источником права являются мне­ние и голос народа. Рассматриваются роль и значение закона в обществе (не без определенных заимствований из римского права) и многое другое. Большую роль в решении этих вопросов играло и ознакомление с «Никомаховой этикой» и с «Политикой» Аристотеля и их комментирование, что в политическом аверроизме приобретало особое значение. Что касается «Политики», это было одно из тех немногих произведений Стагирита, которые в средние века на арабском языке не были известны и к которым, следова­тельно, Ибн Рушд (Аверроэс) не написал комментария.

Всю последующую серию комментариев к «Политике» откры­вает не дошедший до нас комментарий Сигера Брабантского. На сегодняшний день из него известен только один тезис, а именно, что гораздо лучше, чтобы государством управляли правильные законы, нежели порядочные мужи (этот тезис дошел до нас благо­даря Пьеру Дюбуа). Однако в свое время комментарий полностью был хорошо известен и его влияние было значительным. Это каса­ется не только друга Сигера Брабантского, аверроиста Боэция Дакийского (сочинение «De sum mo bono») 13, но и «последнего поэта средневековья и первого поэта нового времени», Данте, который и в политические теории внес примечательные моменты, предвещавшие новое время м.

На Сигера Брабантского, на Данте и непосредственно на Аристотеля опирается Марсилий Падуанский (как и друг его, Жан Жанден), ученик аверроиста Петра д'Абано в Падуе, «homo magis aristotelicus quam christian us», как его называли совре­менники. В сочинении «Defensor pacis» Марсилий Падуанский развивает ряд положений, наложивших глубочайший отпечаток на мышление того времени. К ним прежде всего относятся требо­вания ограничения абсолютной власти папы, его подчинения со­бору (эти идеи как бы предвосхищали парламентаризм нового времени), сам же папа был в нем обрисован посредством библей­скою образа дьявола и Сатаны. Очень важным моментом было подчеркивание похвальности нищеты и требование ее для церкви.

71


Развитие идей о человеке как гражданине, заимствованных из «Политики» Аристотеля, обретает исключительную значимость: кто не гражданин, тот не человек («quod non est civis, поп est homo»). Чрезвычайно существенным образом на политико-право­вые теории нового времени повлияла и идея суверенитета наций и образования государства путем договора.

В свое время большой отклик нашел обширный и основатель­ный комментарий к «Политике», составленный английским фило­софом Уолтером Берли 15. «Doctor planus et perspicuus» дает здесь самое основательное изложение всего труда Аристотеля. Любопыт­но, что в своем комментарии Берли широко развивает вышеупомя­нутый тезис Сигера Брабантского о том, что лучше, когда в об­ществе господствует закон. В трактовке Берли закон, понимаемый как «всеобщая правильность» («rectitudo generalis»), всеобщий порядок («ordo»), становится нормой, имеющей силу действия и для правителей, которые должны быть «слугами и стражами закона» («Observatores et ministri legis»).

На это произведение Берли опирался профессор Пражского университета Ян Вацлавов. В своем обширном комментарии к «Политике» Стагирита, написанном для факультета искусств до 1375 г., Ян Вацлавов еще более заострил точку зрения Берли. Сам он, как и Берли, считает закон «всеобщей правильностью» и различает общие законы, установленные людьми, и закон в смысле правильности судящего разума («rectitudo intellectus iudicantis»), без малейшего оттенка чувственных желаний, кото­рые он характеризует как специфический закон (lex particularis). Ян Вацлавов также распространяет действенную силу закона на правителей. Он утверждает, что король — тот, кто живет в со­ответствии с разумом и как воплощение наиправильнейшего за­кона («dicitur rex, qui vivit secundum intellectum et rationem et ideo ut lex rectissima»). Однако тот, кто, следуя страстным по-, буждениям чувств, от этого отклоняется, сразу же теряет право именоваться королем, перестает быть королем по правде и стано- вится тираном («Et sic multi honorantur reges, qui secundum verita-tem non sunt reges sed tyranni»). В этом смысле, как подчеркивает Ян Вацлавов, идя дальше Берли, закон должен господствовать просто, без чего-либо дополнительного («simplicitur principa-ri») 16.

По праву можно предполагать, что Ян Вацлавов хотя бы кос­венно повлиял на своего современника, предшественника Гуса, Матвея из Янова, профессора Парижского университета, имев­шего тесные контакты с университетом Праги. В своем главном труде «Regulae Veteris et Novi Testaraenti» Матвей из Янова изла­гает 13 правил, в соответствии с которыми проводятся различия между истинным и ложным христианством. Самое важное прави­ло, тринадцатое — «первая правда», которой должна руководство­ваться деятельность людей: это правило запечатлено в разуме каждого человека. Следуя ему, человек способен в достаточной мере управлять самим собой и справедливо судить о других. Оно

72

! I


позволяет критически судить о том, управляют ли собой и жи­вут ли в соответствии с этим правилом сами правители. Наряду с некоторыми идеями Уиклифа «первая правда» Матвея из Янова станет одним из основных источников гуситской концеп­ции «закона божьего», во имя которого гуситские «воины бога и закона его» будут вести свою революционную борьбу.

С полным основанием можно предположить, что Берли и Ян Вацлавов испытывали определенные симпатии к аверроизму 17. Однако эти же вопросы сходным образом ставятся и в других философских направлениях, причем, тождественность столь значительна, что в глазах современников их толкователи подчас не различаются. Так, номиналист Оккам, автор фундаменталь­ного социально-критического сочинения «Dialogus de imperato-ruin et pontificum potestate» по ошибке считался даже автором работы «Defensor pacis», а крайнему реалисту Уиклифу папская булла 1377 г. ставила в вину то, что он лишь несколько другими словами развивает учение Марсилия Падуанского и Жана Жан-дена, «проклятой памяти». Ян Гус также в основном своем тру­де, «De ecclesia», написанном под воздействием идей Уиклифа, приводит целиком абзацы из работы «Defensor pacis». И, на­конец, приверженец Оккама Жан Буридан в своем пространном комментарии к «Политике» схожим образом развивает пробле­матику закона. В его формулировках, хотя они и несколько бо­лее осторожны, чем изложение Берли и особенно Яна Вацла-вова, уже Я. Бартелеми и Сент-Илер находили предвосхищение политических теорий нового времени 18. (Популярности ком­ментария Буридана способствовал, несомненно, и тот факт, что эта работа с конца XV в. неоднократно выходила в свет, в то время как комментарии Берли и Яна Вацлавова не изданы, как уже говорилось, по сей день.) Буридан в комментарии к «Ни-комаховой этике» впечатляющим образом решает и вопросы че­ловеческой воли и свободы выбора.