Смекни!
smekni.com

Новые идеи в философии (стр. 61 из 64)

Кантовское учение объективно содержало уже основную идею социально-критического анализа религии, разносторонне пред­ставленного в немецкой классической философии, — идею о том,

216


что могущество и совершенство, которыми издревле наделялись боги, было историческим выражением того, насколько низко ста­вил себя сам человек, насколько мало он полагался на свои соб­ственные силы и моральную самостоятельность в частности. «Религия в пределах только разума» может рассматриваться по­этому как один из истоков философской критики религиозного мировоззрения, развернутой в работах Фихте, молодого Гегеля, в фейербаховской «Сущности христианства» и нашедшей свое завершение в научном атеизме Маркса и Энгельса.

Анализируя эту богатую философскую традицию, мы легко можем убедиться в том, что она включала в себя не только до­казательства научной несостоятельности религиозной концепции бытия, не только последовательное социологическое объяснение исторически существовавших форм религии и церкви, но еще и постоянное указание на принципиальную несовместимость рели­гиозного мировоззрения и развитого морального самосознания.

Нам представляется, что в современную эпоху, которая с осо­бой решимостью и последовательностью выносит на нравствен­ный суд все исторические события, все социальные учреждения и формы идеологии, эта сторона атеистического мировоззрения становится исключительно важной. Акцентируя на ней внима­ние, ставя ее во главу угла в полемике с некоторыми специфиче­ски-современными религиозными доктринами, мы не вправе обой­ти молчанием имя и учение Канта-мыслителя, который впервые в истории философии нового времени сформулировал убийствен­ный для всякой теологии вопрос: можно ли почитать бога, каким его изображает исторически существовавшая и существующая религия, и не потерять при этом своего морального достоинства?

Примечания

1 Цит но: Паульсен Ф. Иммануил Кант, его жизнь и учение. СПб., 1899. С. 49. ' Иммануил Кант. Соч.: В 6 т. М., 1964. Т. 3. С. 95.

3Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 91.

4Иммануил Кант. Соч. Т. 2. С. 354.

5Кант И. Религия в пределах только разума. СПб., 1908. С. VI.

6 Цит. по предисловию К. Форлендера к кн.: Кант И. Религия в пределах только
разума. С. VIII.

7 О наиболее типичном представителе позднего стоицизма Марке Аврелии извест­
ный французский историк религии Ренан писал: в вопросе о существовании
бога «он не держится за одну гипотезу более, чем за другую, и пользуется без­
различно тремя словарями: деистическим, политеистическим и пантеистиче­
ским» (цит. но кн.: Марк Аврелий. Наедине с собой. СПб., 1914. С. XL). To же
самое подчеркивал и русский историк С. Котляревский: «Для Марка Аврелия
не требуется религиозно-метафизических постулатов в смысле Канта. Мораль
не теряет смысла, если мы окружены лишь бесконечностью и атомами» (там же,
с. XLII). Мы добавили бы со своей стороны, что только при этом допущении
мораль впервые обретает самостоятельный смысл и появляется на свет как нечто
отличное от прежней религиозной самодисциплины, покоившейся на особого
рода осмотрительности и страхе.

8Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. С. 311-312.

9 Там же. С. 309.

10Теодор Гомперц. Греческие мыслители. СПб., 1913. С. 9.

15 Заказ Л; 11Н2


РЕЦЕНЗИЯ НА ЖУРНАЛ «ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ»

ОДУХОТВОРЯЮЩИЕ ИСТИНЫ

и святыни

И. В. Егорова

Уже доводилось писать в прессе об этом своеобразном экспери­менте. Одновременно по трем каналам национального телевиде­ния во Франции были показаны три специально подготовленные программы. Одна представляла собой репортаж о захватываю­щем спортивном поединке. Другая — художественный фильм, рассчитанный на любителей серьезного искусства. По третьей транслировалась беседа ученых, которые обсуждали философ­ские проблемы материи и духа.

Три разные программы шли в тот час, когда едва ли не каждый француз устремляется к домашнему экрану. Замышляя одно­временный показ, социологи и психологи хотели собрать данные о том, какая программа привлечет большее число зрителей. Естественно, пытались предугадать и итоги эксперимента.

В сущности, проигрывалась одна альтернатива: жаждет ли человек глубинного эффекта, к которому ведет художественное потрясение или, растерзанный ритмами жизни, ищет психологи­ческого переключения, неглубокой нервной встряски? Исследо­ватели как раз и надеялись показать, что рядовому зрителю по­вседневно нужны расслабляющие впечатления, выполняющие так называемую восстановительную функцию. Такова, мол, непре­клонная дань современной индустриально-компьютерной цивили­зации.

Не станем сейчас рассуждать о строгости эксперимента. Впол­не возможно, что произвольное профилирование программ, как об этом пишут во французской прессе, может в чем-то исказить картину реальных ожиданий аудитории. Однако сообщим, что результаты эксперимента опрокинули все версии подробно опи­санной исследовательской программы. Зрители отдали предпо­чтение научно-популярной беседе.

Неужели в век массово-информационных потоков кому-то не­достает доступно изложенных знаний? Истинно ли, будто чело­век наших дней готов отказаться от захватывающих спортивных страстей или от художественных переживаний, лишь бы войти в атмосферу метафизических споров?

218


Впрочем, в нашей собственной издательской практике есть свой уникальный опыт, позволяющий осветить эту проблему. Я имею в виду феноменальный взлет популярности журнала «Вопросы философии». Тип издания буквально за два года ра­дикально изменился. Вырос тираж, преобразилась читательская аудитория. Идет процесс, который нельзя понять без известной дозы «социологического воображения».

Еще несколько лет назад мысль о повышенном интересе чи­тателей или зрителей к отвлеченным философским вопросам вызвала бы, пожалуй, иронию едва ли не в любом советском издании. Мы помним уморительного лектора из «Карнавальной ночи», который, прихлебнув коньячку, чистосердечно пытается отвлечь нас от праздного вопроса, есть ли жизнь на других пла­нетах. Зараженные вирусом прагматики, редакторы наших из­даний изо всех сил убеждали журналистов быть ближе к реаль­ным проблемам обыденного человека. В самом этом призыве, ясное дело, нет ничего криминального. Но на практике это озна­чало, что читателей будто бы вообще не интересуют вопросы, которые выходят за узкий горизонт их повседневного существо­вания.

Но парадокс именно в том, что огромные массы людей, причем не только профессиональных философов, демонстрируют интерес к целостной, неразъемной картине мира, к нравственным ори­ентирам, к универсальным ценностям. Мгновенно раскупаются книги, в которых говорится о мировоззренческих исканиях, о фе­номенах культуры, о томлении духа. Толстые журналы печатают философскую прозу. Публицистика тяготеет к социально-фило­софским обобщениям.

И вместе с тем обнаруживается отвращение к схоластике, к академической зауми, к абстрактному доктринерству. Люди болезненно реагируют на всякую попытку подчинить жизнь бес­плодной мысли, технократическому проекту. Но это вовсе не кризис веры. Напротив, все очевиднее проступает запрос на оду­хотворяющие истины и святыни. Буквально на глазах меняются жизненно-практические установки людей.

Выходит, популярность «Вопросов философии» обусловлена этой главенствующей тенденцией времени. Но ведь ее нужно не только уловить, но и соотнестись с нею. Сколько изданий упорно игнорируют изменение духовной акустики, продолжают держать читателей на подножном корму. Немало и таких изданий, которые выдают идола за бога, пытаются подменить универсальные обще­человеческие ценности корпоративными интересами, имитиро­вать драмы духа. Какова же сейчас позиция философского жур­нала?

Журнал «Вопросы философии», пожалуй, не имеет аналогов в мировой практике. В западных странах выходит множество специальных изданий для методологов, гносеологов, логиков. Ти­ражи их ограничены. Это и понятно. Не ведая об исчислении предикатов или о парадигмальных установках, не присядешь на


1Г>*


219


досуге читать профессиональный журнал. Только узкие специа­листы в конкретной области философского знания обнаружива­ют внимание к изданиям такого профиля.

Что же касается советского философского журнала, то он никогда не был узкопрофессиональным. В нем всегда выступали не только философы, но и психологи, биологи, физики, матема­тики, историки. . . Общефилософские вопросы обсуждались на фоне конкретных идеологических приоритетов. Следовательно, круг читателей и раньше, до создания новой редколлегии был шире собственно философского сообщества. Но все-таки это был специальный теоретический журнал, чтение которого, даже в из­бирательном варианте, требовало основательной философской под­готовки.

Нужен ли такой тип издания? Безусловно, философия не может развиваться без обсуждения профессиональных, эзотери­ческих проблем. В условиях расширяющейся коммерциализации издательской практики, когда в расчет принимаются только при­быльность и тираж, важно не потерять статус самого издания, философам, в том числе и специалистам узкого профиля, явно не хватает возможностей для всестороннего обсуждения актуальных проблем. Самоцельный поиск массового читателя во всех случаях жизни может привести к вымыванию из лона культуры невос­полнимых духовных ценностей.