Итак, поедем не спеша и с разбега. Ну, во-первых, на географической карте жилого военного городка этой дивизии РВСН не было, и это естественно, была тайга. Во-вторых, ближайший населённый пункт назывался многоговоряще, подчёркивая его дремучесть и место расположения относительно какой-либо цивилизации – деревня Глухари. В-третьих, железнодорожная станция, в этом населённом пункте, тоже носила красноречиво оправдывающее эти места, морозоустойчивое название – Ледяная. В-четвёртых, почтовый адрес на конверте писали - город Свободный-18. В-пятых, помню где-то встречалось название – Углегорск, правда, угля там ни разу не видел, даже куска, котельные работали на мазуте. Ну и последнее, среди жителей военного городка ходило простое название - «десятка» или «десятая площадка», вероятно дань строительной терминологии. Как понимаете, ближайший трамвай был в восьмистах километрах, в городе Хабаровске, столице Краснознамённого Дальневосточного военного округа.
Но и это ещё не всё. А сама наша отдельная инженерная ремонтная рота, в составе которой мы с Витькой имели честь быть командирами ремонтных взводов, располагалась ещё в двадцати восьми километрах вглубь тайги от упомянутого жилого военного городка и в разговорном обиходе называлась «тридцать вторая площадка». А на «тридцать первой площадке», что километрах в пятнадцати от жилого городка «десятки», в технической части дорожного батальона обосновался ещё один наш - Серёга Кошкин.
До сих пор поражаюсь полёту стратегической военной мысли того времени, расположившей ремонтную роту в тридцати км от железной дороги. Возможно, считалось нормальным, когда в местность с суровой зимой, как основным временем года, прибывшие в ремонт ТММ или ДИМ, «укатанные» отличниками боевой и политической подготовки до состояния военного металлолома, транспортировались на жёстком буксире более тридцати километров по таёжной узкой дороге, где два встречных КрАЗа разъезжаются не торопясь и осторожно, и не всегда с первой попытки. Добрались. Определяем работоспособность мостового блока, гидравлического оборудования, а сделать это при неисправной базовой машине КрАЗ невозможно, демонтируем мост, а средство подвижности вооружение, то есть автомобиль, обратно волочём на ж.д. станцию и отправляем в Уссурийск на ремзавод. Ждём возвращения машины, гоним её обратно к себе, монтируем мост, ремонтируем гидросистему и затем, отремонтированную машину опять к железной дороге на отправку. То есть четыре раза по тридцать километров катал лейтенант Мазурук В.А. мостоукладчик ТММ в процессе ремонта от железной дороги до ремонтной роты. Технология ремонтного процесса с ДИМами была аналогичной, но ввиду меньших массогабаритных характеристик, менее болезненной для лейтенанта Комлева В.В.
Так вот был я ещё и секретарем комсомольской организации нашей роты. Как-то поехал я на подведение итогов в политотдел. Теперь поясню слово «поехал». Политотдел находился от нашей части где-то в ста пятидесяти километрах, в городе Белогорске Амурской области. Встаешь в четыре часа ночи, собираешься, дивизионный автобус минут за десять довозит до железнодорожной станции, ждешь местный поезд и через три с половиной часа мытарств в общем нетопленом вагоне, ты в очаге цивилизации – городе Белогорске, втором крупном городе области.
Маленькое отступление. Однажды, следуя в лейтенантский отпуск, ехал этим местным поездом до Благовещенска, там ближайший аэропорт. Попутчиками для всех нас, как оказалось несчастных, была большая цыганская семья, разбившаяся на два табора и разместившаяся в разных концах нашего общего вагона. Разговаривали цыгане друг с другом, все шесть часов пути, не утруждая себя – громко, одновременно и через весь вагон. По вагону ходили чумазые детишки, канючившие денег и конфет, за ними молодые цыганки в ранге астрологов-гадальщиц. Не были ими забыты и песни под гитару. Вот только с медведем у них промашка вышла – не было медведя! Но всего имеющегося в их арсенале разнообразия хватило с лихвой для пребывания пассажиров в лёгком обалдении и непрерывной тревоге за сохранность своих пожитков. До сих пор не вполне понимаю читаемого мною в книжках и бытовавшего ранее купеческого разудалого веселья с цыганами. Хотя без детей, но с медведем было бы веселее.
Продолжим. Приехал, надо идти через мост над железнодорожными путями, что долго, а можно напрямки - пересечь эти пути, сократить расстояние вдвое. Ну и какой, скажите мне, здравомыслящий лейтенант попрётся длинной дорогой? Ясно дело – только через железнодорожные пути, где через десять метров предупреждающие таблички с запретом хождения по путям. Ну, а я то иду не по путям, а через пути. Скачу, значит через рельсы-шпалы, остаётся совсем чуть-чуть, а прямо по курсу, перед забором стоит какая-то путейская избушка, у которой на стульчике, в форме стрелка ВОХР сидит, как мне тогда казалось дедок, лет за пятьдесят. На боку у него кобура с револьвером наган образца 1895 г., «барабанщик». Помните, мы из него зачёт в училище сдавали? А рядом с ним четвероногий друг - восточно-европейская овчарка. Не обращая на них внимания, следую к пролому в заборе. «Вохровец» вежливо окликает: «Товарищ лейтенант! Вы не могли бы прочитать, что написано на заборе?» Я то Пушкина А.С. не всего читал, а уж надпись на заборе игнорировал напрочь. Читаю вслух, метровыми буквами заборную надпись «Хождение по путям запрещено! Штраф!» Дедок согласно кивнул, и говорит про штраф в один рубль. Так-с, думаю, рвануть надо, дед не побежит да и стрелять не будет, а вот его зверюшка, приличных размеров, явно не способствует благополучному забегу. Заплатил я штраф этот, размером в одну двухсотдвадцатую часть лейтенантского денежного довольствия, без квитанции естественно, и благополучно продолжил путь, через пролом в заборе.
После этого ещё пару лет посещал политотдел, почти всегда этим же маршрутом, но вымогателя своего больше не встречал.
Итак, капитан, главный комсомолец политотдела, пару недель назад побывавший в нашей роте, уже минут десять читает доклад. Я, не чувствуя значительных прегрешений перед уставом, за вверенных мне комсомольцев роты равнодушно внемлю предлагаемому нам шедевру партийно-политической работы. Докладчик, уткнувшись в текст, читает: «… так в Благовещенском топографическом отряде, часовой в результате неосторожного обращения с оружием ранил начальника караула …», и поднимает глаза на аудиторию. И надо же было мне улыбнуться в этот момент каким-то своим хорошим мыслям. Капитан видит улыбающегося молодого лейтенанта и тут же следует реакция заматеревшего политработника: «А вы товарищ лейтенант зря улыбаетесь, у вас в ремонтной роте дела ещё хуже!». Тут я непроизвольно клацнул комсомольскими зубами, одновременно прикидывая, что может случиться в роте, где с оружием, пистолетом ТТ, только дежурный по части, а остальные со штык-ножами? «У вас, боевой листок на двух кнопках висит!»
Вот это я к вопросу о важности наглядной агитации в боевой и политической подготовке.
1979-1980г.г.
Вертолёт
Майский тёплый солнечный день, высоченное синее небо, сытный платный обед в солдатской столовой, молодость, всё это располагало к благодушному послеобеденному настроению и травле баек у всех расположившихся в курилке офицеров, прапорщиков и гражданского персонала двух маленьких воинских частей, дислоцирующихся в одном военном городке. Ну, а мы с Витей Мазуруком, уже капитаны, и есть командиры этих воинских частей, затерянных в амурской тайге.
До конца обеденного перерыва ещё минут двадцать. Внимание всех привлекает звук летящего вертолёта, явление само по себе неординарное, поэтому все ищут взглядом вертолёт. Появился, сделал полукруг и отвалил немного в сторону, однако через пару минут опять приблизился к нам с явным намерением поиска места приземления. Тут я ступил на стезю пророка, высказав мысль, что расстояния дальневосточные большие, вдруг какой-нибудь большой начальник случайно нагрянет. Что командующий округом, то, весьма сомнительно, предупредили бы из округа. А вдруг? Пробудет пять минут и как сдетонирует на наших просторах его посещение, а выявленных им, и не ведомых нам, недостатков и упущений в службе совковой лопатой за год не разгребём. Отягощённые жизненным опытом складские прапорщики, тут же припоминают нечто подобное чуть ли не семилетней давности. А вертолёт явно хочет приземлиться. Быстро разгоняем всех военнослужащих и гражданских по рабочим местам, несмотря на обеденный перерыв, продолжающийся строго по распорядку дня, а сами бегом по кабинетам - надевать портупею, захватить рабочую тетрадь, для записи предстоящих задач и замечаний, а также мудрых мыслей вышестоящих начальников.
Тем временем вертолёт нашёл подходящее место приземления на футбольном поле. Мы с Витей бегом к нему, останавливаемся невдалеке, ожидая. Открывается дверь МИ-8, спускается лесенка, по ней выходит военный, постарше нас, в лётной одежде как водится в авиации без погон. Больше никто не покидает севший борт. Это уже лучше – явно не командующий округом, но начальник скорее авиационный. Как воспитанные офицеры представляемся: «Командир 399 отдельной инженерной ремонтной роты капитан Мазурук!», «Начальник 924 инженерного склада капитан Комлев!» И что мы слышим в ответ! «Прапорщик такой-то, магдагачинская десантно-штурмовая бригада, прибыл для получения двух тонн колючей проволоки», и, обращаясь уже непосредственно ко мне, протягивая наряд на выдачу инженерного имущества, радостно добавляет «Наконец-то я Вас нашёл, товарищ капитан!». Святотатство воинской субординации было пресечено капитаном Мазуруком В. Тирадой, в стиле легендарного фильма «Бриллиантовая рука», «далее следует непереводимая игра слов на местном диалекте», из всего его спитча печатными, кажется, было всего два слова - «прапорщик» и «мать». Я отреагировал в эмоциональном плане более вяло, поскольку был полностью солидарен с только что прозвучавшим экспромтом своего товарища и только ехидно осведомился: «Это на чей конец Вы меня нашли, товарищ прапорщик?»