Смекни!
smekni.com

И её трансформация в современной философии (стр. 18 из 23)

Согласно Апелю, современная дискуссия обновила кантовский вопрос об условиях возможности и значимости научного познания вопросом о возможности интерсубъективного взаимопонимания относительно смысла и истинности предложений. В рамках аналитической философии это значит, что кантовская критика познания оказалась преобразованной в критику смысла как анализа знаков, то есть объективное единство представлений в «сознание вообще» заменено единством взаимопонимания в неограниченном интерсубъективном консенсусе, достижимое путём последовательной интерпретации знаков. Также важным выводом Витгенштейна является то, что не только понимание, но и поведение, так как оно сопряжено с пониманием, включено в языковую практику, говоря иначе, в публичную практику. Дискуссии на эту тему продолжаются как среди «аналитиков», так и среди «герменевтиков».

Можно сделать вывод, что современная философия языка намечает новые пути решения философских задач – признавать коммуникативную основу любого знания и учитывать языковые игры, возникающие в философских контекстах. Именно это и позволит вывести философию и науку из кризиса. Витгенштейн предлагает философии отказаться от фундаментализма и поиска незыблемых оснований мира, но обратить внимание на интерсубъективный фактор социума, лежащий в основе многообразия языковых игр, который и позволит решить гносеологические проблемы в философии.

Таким образом, идеи «Трактата» Витгенштейна находились ещё в русле «картезианской парадигмы», однако в «Философских исследованиях» он приближается к идеям герменевтики Хайдеггера и Гадамера. Умение человека участвовать в «языковых играх» своего сообщества, которое происходит в основном неосознанно, как само собой разумеющейся факт, можно, на наш взгляд, выразить термином «пред-понимание» (термин герменевтики), а «форма жизни», о которой говорит Витгенштейн (не давая чётких определений), сплачивающая людей, способствующая их взаимопониманию и предлагающая некоторый набор «истинных предложений», вполне сопоставима, как нам представляется, с ролью «традиции», о которой говорил Гадамер. Однако в концепциях Хайдеггера и Гадамера сам язык выступает онтологически «нагруженным» феноменом, «домом бытия», своего рода посредником между человеком и самим Бытием как внечеловеческой инстанцией, а вот у Витгенштейна онтологической глубины мы не обнаруживаем, и это роднит его с постмодернистами. В постмодернистских концепциях произойдет отказ от традиционалистских оснований познания и понимания. Об этом и пойдёт речь в следующей главе.

3.2 Полемика между герменевтиками-традиционалистами и постмодернистами.

После философско-лингвистических исследований Л. Витгенштейна, в современной философии вполне респектабельным стало представление об интерсубъективных истоках любого познавательного процесса, однако возник новый вопрос: является ли человеческий язык просто человеческим изобретением или он имеет, онтологические (внечеловеческие) основания? Решение этого вопроса по сей день носит полемический характер. Философы «традиционалисты» признают онтологические основания интерсубъективных отношений, поэтому язык понимается ими как голос самого бытия, как некий медиум между человеком и миром. Это значит, что благодаря языку, в пределах определённой исторической эпохи, осуществляется и осмысливается временность человеческого бытия. Именно такую интерсубъективность мы наблюдаем у философов–«традиционалистов»: Хайдеггера и Гадамера. В таком случае, познавательный процесс, во многом, зависит от традиции, в которой существует определённый народ; по этой причине, мы не можем выделить вневременные и внетрадиционные принципы познавательного процесса. Другими словами, истина, как таковая, лишь приоткрывается людям в определённом культурном слое, в определённое время.

Современные философы «антитрадиционалисты» придают языку другой смысл. Язык понимается ими как некое утилитарное свойство человеческого сознания, как необходимый инструмент коммуникации, следовательно, определяющими факторами интерсубъективных отношений являются не исторические традиции, а насущная полезность и игра лингвистических терминов.

В данном параграфе мы рассмотрим концепции философов «антитрадиционалистского» толка: постмодерниста Ж. Деррида, прагматика Р. Рорти, и критика идеологии Ю. Хабермаса.

Деррида, как представитель постмодернистской концепции, стоит на позициях «антитрадиционализма»: его интерпретация «языковых игр» приводит к радикальным выводам о том, что языковые возможности адекватно отображать и воспроизводить действительность весьма сомнительны. Согласно этой концепции, любой текст – будь то философский, научный или литературный - внутренне противоречив, так как в нем находятся остаточные смыслы, доставшиеся в наследие от речевых, дискурсивных практик прошлого. Эти остаточные смыслы, ускользающие и от автора, и от читателя, закреплены в языке в форме неосознаваемых мыслительных стереотипов, но они трансформируются под воздействием языковых клише современной эпохи и приводят к возникновению в тексте логических тупиков. В итоге, автор думает, что предлагает одну схему смыслов, читатель налагает другую, свою собственную схему, а сам по себе текст содержит в себе еще целый ряд нераскрытых смыслов. В связи с этим, Деррида называет обычный процесс чтения текста реконструкцией. Это значит, что читатель по-своему конструирует и интерпретирует авторский текст. Для того, чтобы выявить эти остаточные, нераскрытые смыслы, Деррида предложил методику деконструкции текста, состоящую из следующих операций: анализа исследуемого текста и встраивания в него другого текста. В результате этой процедуры, согласно Деррида, выявляется, что претензии представленного текста на истинность сомнительны, и они могут быть пересмотрены. Деррида предлагает оставаться на уровне свободной игры и активной интерпретации, которые призваны подорвать все претензии научных и, тем более, философских текстов на роль «суверенного дискурса разума». Языковая игра выступает против однозначности смысла и ориентирует на смысловую множественность, которая не сочетается с утверждением единой истины.

Прежде всего, Деррида оспаривает непререкаемость основного принципа европейского сознания – принципа центрации, который, по его мнению, пронизывает буквально все сферы умственной деятельности европейского человека. Деррида утверждает, что в философии и психологии принцип центрации приводит к рациоцентризму, признающему примат дискурсивно-логического сознания над всеми прочими формами культуры. Так, в культурологии, рациоцентризм приводит к европоцентризму, позволяющему себе судить остальные культурные типы; в истории – к футуроцентризму, утверждающему, что настоящее и будущее всегда лучше и прогрессивнее прошлого (роль которого сводится к подготовке последующих, более просвещенных эпох); вариантом философской «центрации» является убеждение в «наличии» некоей неподвижной, исходной сущности, нуждающейся в воплощении в том или ином материале; в лингвистике – это идея первичности означаемого, закрепляемого при помощи означающего; в литературе – это концепция неповторимой авторской «личности-души», отражением которой выступает его произведение. Критика всех центризмов стягивается у Деррида в понятие логоцентризм. Деррида оспаривает абсолютность логоцентрической традиции и предлагает использовать принцип децентрации для анализа любых традиций и эпистем.

Деррида утверждает, что центрированная структура представляет собой обоснованную игру элементов внутри системы, обладающей центром. Функция центра заключается в том, чтобы обозначить пределы игры ее элементов, поэтому центр этой системы, с одной стороны, управляет ею и находится в центре ее целокупности, а с другой стороны, поскольку он в нее не включен, находится где-то в другом месте. Если проблемному полю не хватает центра, то оно дозволяет бесконечные подставки, то есть замещения центра, которые происходят посредством какого-то восполняющего знака. Поэтому осмысление любой эпистемы, как философской так и научной, всегда противоречиво, так как оно представляет собой серию подмен одного центра другим. Таким образом, децентрация, возникающая в результате выхода смысловой игры за пределы структуры, характерна для любой культуры или эпистемы.