Что можно сказать о жизни Губанова? Родился в рабочей семье. Двенадцати лет пошел на завод. Потом революция, Гражданская война… Ранили его. Вылечившись, пришел на Шатуру. Вот и вся его жизнь… Обычная, казалось бы, ничем не выдающаяся биография рядового человека.
Кладовщик — должность отнюдь не героическая, а скорее, по шаблонам многих фильмов и пьес, комическая. Возмущен и Губанов, когда его, рабочего, сажают «гвозди выдавать». Но на стройке Шатуры их, коммунистов, всего семь, и раз одному из них поручают эту работу, значит, так надо партии.
Исполнителя главной роли искали долго. Наконец, перед началом съемочного периода Райзману привезли питомца одной из московских театральных школ. Подбили немного волосы — прядью вниз, на лоб, одели его в гимнастерку и солдатское галифе; надежд никаких, так, от отчаяния, потому что уже и не знали, где же еще можно искать.
Внешний облик молодого артиста, его фактура, голос, темперамент, вместе с тем спокойная и неторопливая манера говорить — все это в какой-то мере соответствовало представлению режиссера о том, каким должен быть образ Губанова.
Габрилович рассказывал:
«Помню, как Райзман срочно вызвал меня на студию: перед нами стоял Василий Губанов. Все было так, как мы о нем думали, — резкое, вырубленное лицо, крупные брови и губы, крупный торс, сильные плечи, сильные ноги, крепко стоящие на кривых каблуках.
Звали актера Женей. Только гораздо позже, едва ли не по программке премьеры в Доме кино, я узнал, что фамилия его Урбанский».
Наступил трудный период репетиции и проб. Роль давалась Урбанскому трудно. Отсутствие опыта, естественно, приводило к излишней робости, скованности, напряженной интонации. Райзман отдал артисту много сил, но и Урбанский работал неутомимо, самоотверженно.
Те, кто побывал на натурных съемках в Переславль-Залесском, были поражены Урбанским. Он жил в образе коммуниста Губанова не только в часы на площадке, но и в остальное время. Трижды в день рубил лес: для пробы. Хотя до съемок сцены рубки леса было еще далеко.
«Должен сказать, что в понимании психологии Губанова мне помог Маяковский, — говорил актер. — "Улица моя, дома мои" — вот оно, это ощущение Губанова. Все теперь его собственное, кровное, поэтому и заботиться об этом надо, как о своем близком, личном».
Большое человеческое обаяние, удивительная душевная чистота Урбанского более всего способствовали тому, что образ коммуниста Губанова получился живым, человечным, достоверным. Так же целен, душевно богат, благороден Василий и в любви к замужней Анюте. Здесь достойной партнершей Урбанского становится С. Павлова.
Отношения Урбанского и Павловой на съемочной площадке складывались непросто. Ощутив с первой встречи несовпадение Урбанского с тем Василием Губановым, какого она нарисовала в своем воображении, Павлова не могла почувствовать зарождающейся любви — ее Анюта не хотела любить такого Василия. Урбанский чувствовал это и пытался помочь актрисе, но из этого ничего не получалось.
На помощь пришел Юлий Яковлевич Райзман. Он стал репетировать с артистами по очереди, играл с Павловой все сцены Василия, а с Урбанским — Анюты. Но, увы, как только они выходили на съемочную площадку, каждый начинал играть сам по себе, вне общения и взаимоотношений друг с другом.
На съемках эпизода «У березы», где Василий впервые поцеловал Анюту, Павлова так нервничала, что, когда Урбанский подошел к ней и стал неловко обхватывать рукой, пытаясь поцеловать, взорвалась: «Ты что, не знаешь, как это делается?» И Женя ответил: «Не знаю».
Подошел Райзман и показал, как это надо сделать, как стать, чтобы оператор снял кадр в нужном ракурсе. Урбанский попытался повторить, но снова не смог. «Стоп! — закричал Юлий Яковлевич. — Идите в этот лесок и потренируйтесь». Артисты уныло побрели к леску и, дойдя до опушки, как бы сговорившись, разошлись в разные стороны. Минут через десять Урбанский пробасил: «Ну, пошли, что ли…»
«Внутренне мы были давно подготовлены режиссером, — вспоминала Павлова. — Теперь же каждый из нас понял, что мы не можем не сыграть эту трудную для нас сцену. Поэтому мы вернулись на площадку полные решимости.
Юлий Яковлевич заметил наше состояние и, боясь спугнуть его, приказал немедленно снимать. В одну минуту была готова аппаратура. Когда подали команду, Урбанский от отчаяния так схватил меня, поцеловал так ожесточенно, долго, что Райзман закричал: "Стоп! Спасибо!" И в этом "спасибо" были благодарность, и удовлетворение, и радость.
После этого он совершенно серьезно добавил: "Вот теперь я вижу, что вы порепетировали". Я до сих пор уверена, что он понял, что мы не репетировали.
В те секунды, когда снимался этот эпизод, в нас обоих — в Анюте и Василии — что-то проснулось, мы ощутили себя как люди близкие и даже стали стесняться немного друг друга».
Позже можно было прочитать об этой сцене следующие строки критика: «С тонким лирическим чувством поставлен эпизод свидания Василия и Анюты. Настроением героев помогает проникнуться и то, как снята операторами А. Шеленковым и Чен Юлан сказочная красота уходящих вдаль перелесков, волнистых, освещенных колдовским светом луны туманов, и эмоциональная музыка композитора Р. Щедрина. В воссоздании живых примет времени постановщику помогли художники фильма М. Богданов и Г. Мясников».
Кульминацией фильма стала сцена последней схватки Василия с врагами. В нападении кулаков на поезд, в неравной борьбе Василия — все реалистично, правдиво, поставлено и сыграно с предельной достоверностью жизненных деталей.
Губанов борется, не щадя жизни, до последнего вздоха. Жестоко избиваемый, втаптываемый в грязь, расстреливаемый в упор, Василий вновь и вновь поднимается и идет на врагов. И они, вооруженные, познают чувство страха и обреченности.
Позже Урбанский напишет: «Когда некоторые говорят что образ Губанова трагичен, я с ними не согласен, я считаю этот образ оптимистичным. Но оптимизм здесь не лакировочный, а тот, что в "Оптимистической трагедии" Вс. Вишневского, что в "Судьбе человека" М. Шолохова. Да, Губанов погибает, но он хорошо жил, жил для народа… Я думаю, что свежесть и обаяние этого образа именно в том, что Губанов, в отличие от всех его предшественников — Максима, Василия в фильмах о Ленине, Чапаева, — не исключительный, а рядовой. Но он коммунист, а это значит — честный, принципиальный, мужественный, всегда без декларации, позы готовый на любой подвиг для народа».
«ТИХИЙ ДОН»
Киностудия им. Горького, 1957 г. (1-я и 2-я серии), 1958 г. (3-я серия). Автор сценария и режиссер С. Герасимов. Оператор В. Рапопорт. Художник Б. Дуленков. Композитор Ю. Левитин. В ролях: П. Глебов, Э. Быстрицкая, Д. Ильченко, А. Филиппова, Н. Смирнов, Л. Хитяева, Н. Архангельская, З. Кириенко, Б. Новиков, А. Карпов, Г. Карякин, И. Дмитриев, Д. Капка, Н. Муравьев, М. Глузский и др.
Сергей Герасимов долго вынашивал замысел фильма по роману Шолохова «Тихий Дон». Еще в 1939 году он подал заявку на эту экранизацию, но кинематографическое руководство не поддержало идею. Потом началась война.
В 1955 году Сергей Аполлинариевич вновь предлагает экранизацию «Тихого Дона». На этот раз идея художника была поддержана.
Работа над сценарием длилась с мая 1955-го по сентябрь 1956 года. Перед Герасимовым стояла труднейшая задача, воплотить в фильме многотомную шолоховскую эпопею, передать в нескольких часах кинодействия судьбы десятков и сотен людей, события многих лет жизни. Какой принцип экранизации избрать? Герасимов решил точно следовать роману, причем не только сохранить сюжет, характеры, драматизм событий, но и передать литературную форму романа.
Как всегда, Герасимов очень трепетно отнесся к подбору актеров. Была составлена картотека кандидатур на исполнение самых различных ролей — от царя Николая II до кучера в доме Листницких. Претендентов набралось несколько сот человек. Чтобы сэкономить время, постановщик в порядке предварительного знакомства с актерами прибегал к коллективным пробам.
Аксинья «нашлась» сама. Молодая актриса Элина Быстрицкая тогда только что снялась в главной роли фильма Ф. Эрмлера «Неоконченная повесть». Для Быстрицкой образ Аксиньи был заветной мечтой, когда-то она даже репетировала эту роль, будучи студенткой Киевского театрального института. О постановке фильма «Тихий Дон» актриса узнала во время поездки по Франции. Эту новость сообщила ей Алла Ларионова.
Быстрицкая сама позвонила Сергею Аполлинариевичу. При встрече Герасимов попросил ее прочитать отрывок из сценария. Элина отказалась, заявив, что не готова. Ей дали время. На первую пробу Быстрицкую вызвали через десять дней. А через несколько месяцев состоялась повторная проба. Это уже был всесторонний глубокий экзамен.
А вот Григория все не было. Герасимов искал единственного и незаменимого исполнителя. И нашел. Помог ему, как нередко бывает в кино, счастливый случай.
«Мы проводили пробную съемку для артиста Игоря Дмитриева, который намечался на роль Евгения Листницкого, — рассказывал Герасимов. — Войдя в павильон, я мельком оглядел полутемный блиндаж, где за столом сидели офицеры. Я обратил внимание на одного из них, еще совсем не сопоставляя его облик с обликом Григория Мелехова. Но очень сильные глаза заставили приглядеться к актеру повнимательнее.
Я ждал, когда он заговорит. И, пожалуй, голос-то как раз и решил дело. Это был артист Петр Глебов, зашедший на студию мимоходом, с намерением сниматься в эпизоде».
До этого артиста Московского театра имени Станиславского Глебова в кино приглашали редко, да и то для массовок или на эпизодические роли.
Отснятые на пленку пробы показали Шолохову. Едва промелькнули первые кадры, как все присутствовавшие в просмотровом зале услыхали голос Михаила Александровича: «Он. Он живой и есть».