Большое количество религиозных праздников делали значимым каждый сюжет Священного писания, о нем говорились проповеди, ему посвящались реликвии, амулеты, песнопения, гимны, посты и обеты. Все это сопровождалось и ростом суеверий, поскольку к христианству присоединялись полуязыческие культы земледельческого характера. Неистовое служение Богу не только выражало искреннюю и прочную веру, но и приводило к нежелательному для себя результату — приближению к реальной жизни, приобретению обыденных, повседневных черт, то есть к обмирщению религии. Священные праздники не были избавлены от бурного веселья, сквернословия, игры в карты, что не могло не вызывать нарекания церкви. Исследователи средневековья полагают, что в таком смешении святого и греховного не было сознательного атеизма, это было следствием «наивной неразборчивости по отношению к религии» (Хёйзинга) или проявлением карнавальной культуры (А.Я. Гуревич).
Важным элементом жизни средневекового человека было посещение церкви. Для него весь церковный ритуал был наполнен высшим смыслом, нес успокоение и надежду. Каждый акт общественной жизни был освящен церковью, начиная от рождения человека и до его смерти. Особую значимость приобретало коронование королей, предписание им со стороны церкви обязанностей, которые должны соблюдаться как священные заветы: быть защитником церкви и священников, вдов, сирот, всех бедных и неимущих.
В этой системе каждый человек принадлежал и подчинялся сразу нескольким социальным институтам — он был членом семьи, принадлежал церковной общине и государственной власти. В таких тройственных отношениях человека с миром церковь играла роль уравновешивающую, компенсирующую тяготы земной жизни. Всей системой своей идеологии церковь формировала чувства людей, их менталитет, регулировала поведение. В церкви происходили собрания горожан, к церкви они стремились в случае опасностей. Церковь брала на себя и благотворительные функции, создавая приходские школы и больницы. Свою всепроникающую роль церкви приходилось постоянно поддерживать, сдерживая как чрезмерный экстаз, религиозную экзальтацию, так и обмирщение религии.
В целом христианство в период раннего средневековья удовлетворило потребность людей в новой, нравственно возвышенной религии на фоне морального кризиса римской идеологии и политики. Проблемы взаимоотношения свободной воли человека и божественного провидения, моральной ответственности людей за свои поступки, нравственная ценность явлений окружающего мира стали важным аспектом мировоззрения средневекового человека.
Трудно найти в истории более противоречивую, более сложную культуру, чем культура средних веков. Менталитет средневекового человека был крайне противоречивым. Он включал в себя жажду чудесного и страх перед ним; стремление к путешествиям и ограниченность кругозора местом проживания. Это учение о христианском милосердии и всепрощении, с одной стороны, и постоянные войны и казни с крайней степенью жестокости — с другой. Это соединение возвышенного и низменного в повседневной жизни: ожидание конца света, постоянная подготовка к нему и в то же время удручающая простота нравов: обжорство, распутство и другие пороки. Это контрасты общественного устройства с его жестким сословным делением. Поэтому культура тоже контрастна, разделена сословными перегородками, все в ней представляет единство «высокого» и «низкого», городского и сельского, рыцарского и цехового и других начал.
Контрасты эпохи обостряют чувства и ум, разжигают страсти — от порывов необузданности и зверской жестокости до глубин душевной отзывчивости. Все это выливается в публичное выражение любых эмоций: скорби по поводу похорон, умиления от светских церемоний, например, бракосочетания членов королевской семьи. Все это намеренно выносится на всеобщее обозрение и вызывает слезы радости или злобу на публичных казнях. Сильно и непосредственно проявляется вспыльчивость, неистово выражается воинственность, алчность, корыстолюбие, мстительность, бурно выражается верность как слепое желание следовать во всем своему господину. Средневековье — эпоха пылких страстей и наивных до детскости фантазий. Эти качества присущи менталитету всех без исключения сословий, хотя и находят различную форму воплощения.
Сознание сельского жителя развивается на другой основе, чем в городе. Деятельность крестьянина не отличается особым разнообразием, поэтому и вырабатывает особую консервативность и недоверие ко всему новому, что позже станет предметом осмеяния для бойких городских подмастерьев. Но эта же монотонность жизни развивает и жажду чудесного, фантазию, населяющую весь мир за пределами видимости чудовищами, колдунами, живущими в сказках и легендах устного народного творчества. Именно здесь сохраняется древний героический эпос, повествующий о деяниях богов и героев.
Племена германцев, скандинавов, кельтов были окружены суровой природой: холодное море, отвесные скалы, хмурое небо. Это были суровые люди, которые вели суровую жизнь, создавая не менее суровую мораль. Часть этих моральных наставлений дошла до нас в виде наставлений скандинавского бога Одина в «Изречениях высокого». Подозрительность и осторожность — вот главные рекомендации бога:
· «Прежде, чем войдешь в дом, присмотрись ко всем входам: не скрывается ли где враг».
· «Дня не хвали раньше вечера, жены — раньше ее смерти, оружия — пока не испробовано, девушки — пока не замужем…».
Недоверие к окружающему распространяется и на людей, и на природу. Кругозор сельского жителя был ограничен примерно восемью километрами в диаметре, это круг видимого мира. За этими пределами мир представляется населенным чудовищами, людьми о нескольких головах, неведомым зверьем, в нем происходят волшебные происшествия и превращения. Даже ближайший лес для крестьянина — не только место охоты, но и постоянная опасность, не только реальная, но и вымышленная: лес — это неизвестность, а неизвестность всегда страшит непросвещенного человека. У сельского жителя выработались два различных стереотипа поведения: с одной стороны, абсолютная покорность и фатализм, иногда граничащие с показной или реальной туповатостью, а с другой — безудержное бунтарство, периодически выливающееся в жестокие и кровопролитные крестьянские войны.
Позднее, когда образовались и обособились новые государства, окончательно сложились отношения между вассалами и сеньорами, народный эпос вбирает в себя историческую тематику, воспоминания о величии королей, походах, победах. Таковы эпические предания о Роланде или «Песнь о Нибеллунгах». Герой произведений — эпический король, власть которого воплощает единство страны. Эти произведения могли быть созданы воинами, чей кругозор несколько шире кругозора крестьянина, но по определенной «однозначности» они похожи: такой же узкий круг тем, те же сюжетные и языковые клише, тот же однонаправленный взгляд на мир. Даже когда появились новые патриотические темы, традиционная для эпоса борьба «светлого» и «темного» начал раскрывается через столкновение христиан и «неверных».
Городской уклад жизни никогда не отличался постоянством. Горожанин, иногда это беглый крестьянин, которому нужно было продержаться в городе год, чтобы получить свободу, должен был быстро соображать, быстро реагировать на любую ситуацию и трезво оценивать реальность. Плутовство, хитрость, изворотливость становились элементами городской культуры и не воспринимались как порок.
В городе жестокая сословная иерархия со всеми запретами и ограничениями выступала особенно явственно. Например, были запрещены межсословные браки, одежда горожан должна была соответствовать их социальному положению. Даже богатым ремесленникам и купцам запрещалось носить одежду из бархата или атласа, кружева, драгоценности. Нарушителя правил могли подвергнуть публичному наказанию розгами или кнутом, заключению в тюрьму или крупному штрафу.
В городе особенно сильно ощущалась разница между роскошью дворцов и грязью улиц, темных из-за тесной застройки, между торжественностью церковного богослужения и разгулом веселого карнавала. Может быть, карнавальная культура была самым ярким и специфическим явлением средневекового города. Она была не только праздником, но и особенной формой мышления, способом существования, особым миром средневекового человека. Корни карнавальной культуры уходят в древние земледельческие обряды, целью которых было магическое воздействие на природу. Обряд должен был обеспечить урожай, поэтому в нем воспроизводился природный процесс как борьба двух враждующих сил. Гибели одной из них противопоставлялось рождение другой. Иногда это выглядело как смерть и воскресение. Действо сопровождалось песнями и плясками, воспринимавшимися как помощь процессу, ради которого совершается обряд.
Особенно разгульный характер имели весенние праздники плодородия, изображавшие победу светлых сил над темными. На этих праздниках за постом, воздержанием следовало воспроизведение животворящих сил природы в форме разгула, обжорства, разнузданности. Смех, перебранка, сквернословие представлялись средствами, магически обеспечивавшими победу жизни, и обычные в течение года правила приличия снимались на время этих праздников.