122
Гюльбея озадачена была
(Впервые, может быть, за двадцать лет!);
Она сама ведь всем пренебрегла
И дерзостно нарушила запрет,
Когда герою нашему дала
Столь милый и приятный tete-a-tete*.
Меж тем уже минут минуло двадцать,
А он не помышлял повиноваться.
{* Свидание наедине (франц.).}
123
О джентльмены! Я хотел сказать,
Что в случаях подобных промедленье
Под солнцем юга принято считать
За самое плохое поведенье.
Красавицу заставить ожидать -
Да это даже хуже преступленья;
Здесь несколько мгновений, может быть,
Способны репутацию сгубить.
124
Жуан был смел и мог бы быть смелее,
Но старая любовь проснулась в нем.
Напрасно благородная Гюльбея
С ним говорила властно, как с рабом, -
Невежливо он обошелся с нею,
А все - таки, признаться, поделом!
Красавица краснела и бледнела
И на него внимательно глядела.
125
Она Жуана за руку взяла
С улыбкой благосклонной и усталой,
Но искра гнева взор ее зажгла:
Любви его лицо не выражало.
Она вздохнула, встала, отошла
И наконец - последнее, пожалуй,
Чем можно гордой женщине рискнуть, -
Жуану просто бросилась на грудь.
126
Опасный миг! Но гордость, боль и горе
Как сталь его хранили: он вздохнул
И с царственной надменностью во взоре
Божественные руки разомкнул.
В ее глаза, лазурные как море,
Он холодно и пристально взглянул.
"Красавица! - воскликнул он. - В неволе
Не брачутся орлы, - а я тем боле!
127
Спросила ты - умею ль я любить?
Умею, но, прости меня, - другую!
Мне стыдно платье женское носить!
Под крышею твоей едва дышу я!
Любовь - удел свободных! Подчинить
Султанской власти чувство не могу я!
Сгибаются колени, взоры льстят,
И руки служат, - но сердца молчат".
128
Для европейца это очень ясно,
Она ж привыкла искренне считать,
Что прихоти владыки все подвластно,
Что даже эта прихоть - благодать!
Рабы невозмутимы и безгласны,
Не могут и не смеют возражать -
Вот бытия простое пониманье
В наивном императорском сознанье.
129
К тому ж (как я успел упомянуть)
Она была красива несомненно,
Ей стоило на смертного взглянуть -
И он терял свободу совершенно.
Итак, двойное право посягнуть
На полное господство над вселенной
Давали ей и красота и сан;
И вдруг - не покорился Дон-Жуан!
130
Скажите вы, которые хранили
В невинности свои младые лета,
Как вас напрасно вдовушки ловили
И как вас ненавидели за это.
Припомните досаду их усилий,
Стесненную кольчугой этикета, -
Тогда поймете вы всего верней
Ужасный гнев красавицы моей.
131
Трагедию мы знаем не одну.
Поэты их изображали щедро.
Припомните Пентефрия жену,
И леди Буби, и царицу Федру:
Похожи на морскую глубину
Их гневных душ бушующие недра -
И это вам поможет, может быть,
Моей Гюльбеи лик вообразить!
132
Прекрасный гнев тигрицы разъяренной
И львицы, у которой взяли львят, -
Сравню ли с гневом женщины влюбленной,
Когда ее утешить не хотят!
И это гнев, по-моему, законный:
Не все ль равно - что потерять ребят,
Что потерять желанное мгновенье,
Когда возможно их возникновенье.
133
Любовь к потомству всех страстей сильней,
Извечный сей инстинкт непобедим,
Тигрица, утка, заяц, воробей
Не подпускают к отпрыскам своим.
Мы сами за вознею малышей
То с гордостью, то с нежностью следим.
Коль результат могуч, всесилен даже, -
То мощь первопричины какова же?
134
Не пламенем зажглись глаза Гюльбеи
Они горели пламенем всегда -
Ее румянец сделался живее,
А ласковость исчезла без следа.
Впервые в жизни совладала с нею
Упрямой воли дерзкая узда!
А взнузданная женщина - о боже! -
На что она способна и похожа!
135
Одно мгновенье гнев ее пылал
(Не то она погибла бы от жара!),
Так ад перед поэтом возникал
В жестокой буре дымного пожара;
Так разбивались у могучих скал
Прибоя озверелые удары!
В ней было все - движенья и глаза -
Как бурная, мятежная гроза!
136
Да что гроза! Свирепый ураган,
Сметающий убогие преграды,
Неистово ревущий океан,
Стремительная сила водопада,
Песчаный смерч, пронзительный буран -
Вот гнев ее! Она была бы рада
Весь этот непокорный гадкий мир
"Убить, убить, убить!" - как старый Лир!
137
Но эта буря, как любые грозы,
Промчалась, и за нею, как всегда,
Явился ливень - яростные слезы,
Плотину прососавшая вода!
Ей сердце жгли бессильные угрозы
Раскаянья, досады и стыда;
Но людям в столь высоком положенье
Порой небесполезно униженье.
138
Оно их учит - пусть любой ценой, -
Что люди все в известной мере братья,
И что из глины сделано одной
Все - и горшки и вазы - без изъятья,
Что от страданий в жизни сей земной
Не защищает никакое платье, -
И это все способно, может быть,
В них наконец раздумье заронять.
139
Она Жуана думала лишить
Сначала головы, потом - вниманья,
Потом его хотела пристыдить,
Потом - его склонить на состраданье,
Хотела негра - евнуха избить,
Хотела заколоться в назиданье, -
А разрешилась эта тьма угроз,
Как водится, ручьями горьких слез.
140
Как я уже сказал, она хотела
Немедля заколоться, но кинжал
Был тут же, под рукой - и злому делу
Такой "удобный случай" помешал!
Жуана заколоть она жалела -
Он сердце ей по-прежнему смущал;
Притом она отлично понимала,
Что этим ничего не достигала.
141
Жуан смутился; он уж был готов
К жестокой пытке колеса и дыбы,
Ему уж представлялся дым костров,
И когти льва, и зубы хищной рыбы;
Ни плаха, ни смола, ни пасти псов
Сломить его упорство не могли бы:
Он умер бы - и больше ничего;
Но просто слезы - тронули его.
142
Как смелость Боба Эйкра в страшный час,
Жуана целомудрие мелело:
Он упрекал себя за свой отказ
И думал, как поправить это дело, -
Так мучится раскаяньем не раз
Отшельника мятущееся тело,
Так милая вдова во цвете лет
Клянет напрасной верности обет.
143
Он лепетать уж начал объясненья,
Смущенно повторяя наугад
Все лучшие признанья и сравненья,
Которые поэты нам твердят.
(Так Каслрей в минуты вдохновенья
Красноречиво врет - и все молчат!)
Жуан уж был не прочь и от объятий,
Но тут вошел Баба - весьма некстати!
144
"Подруга солнца и сестра луны! -
Сказал он. - Повелительница света!
Твоим очам миры подчинены,
Твоя улыбка радует планеты!
Как первый луч живительной весны,
Тебе я возвещаю час рассвета!
Внемли, и возликуй, и будь горда:
За мною Солнце следует сюда".
145
"Ах, боже мой! - воскликнула Гюльбея. -
Оно могло бы утром заглянуть!
Ко мне, комета старая! Скорее
Бели звездам составить Млечный Путь
Да прикажи держаться поскромнее!
Ты, христианка, спрячься как-нибудь!"
Но тут ее слова прервали клики:
"Султан идет! Султан идет великий!"
146
Сперва явился дев прелестный рой,
Затем султана евнухи цветные;
Как на параде, замыкали строй
Их пышные кафтаны расписные.
Он обставлял торжественно порой
Такие посещения ночные:
Гордился он четвертою женой
И угождать старался ей одной.
147
Он был мужчина видный и суровый:
Чалма до носа, борода до глаз;
Он ловко спасся из тюрьмы дворцовой
И брата удавил в удобный час.
Он был монарх не слишком образцовый,
Но плоховаты все они у нас:
Один лишь Солиман - могучий воин -
Быть славой рода своего достоин.
148
Ходил он честно, как велел алла,
В мечеть молиться в дни богослуженья
Визирю он доверил все дела,
Не проявляя к ним большого рвенья,
А жизнь его домашняя текла
Легко: он управлял без затрудненья
Четверкой жен и нежных дев толпой,
Как наш король - супругою одной.
149
И если даже что-нибудь бывало -
Никто узнать подробности не мог;
Невозмутимо море принимало
Таинственно завязанный мешок!
Общественное мнение молчало:
Ни толков, ни догадок, ни тревог
В нем возбудить газеты не могли бы;
Мораль цвела - и... процветали рыбы.
150
Он видел лично, что кругла луна,
И убедился, что земля - квадратна,
Поскольку всюду плоская она
(Что каждому мыслителю понятно!).
Его весьма обширная страна
Ему была покорна, вероятно.
Лишь изредка гяуры и паши
Тревожили покой его души!
151
Когда же распря грозно разгоралась,
Всех дипломатов - даже и пашей -
Сажали в башни; подразумевалось,
Что эта свора, не нося мечей,
Науськиваньем грязным занималась
И ложью про врагов и про друзей
Депеши начиняла - очень тонкой, -
Нимало не рискуя бороденкой.
152
Имел он сорок восемь сыновей,
А дочек - пять десятков; их держали,
Конечно, взаперти (оно верней!)
И в шелковые платья наряжали,
Пока от состоятельных пашен
С подарками послы не приезжали,
Которым разрешалось увезти
Невесту лет шести иль девяти!
153
И сыновей держали под замком
По правилам восточного закона:
Кому придется царствовать - о том
Не знали и сановные персоны.
Любой, считалось, в случае любом
Достоин петли и достоин трона,
А потому, в надежде на успех,
По-княжески воспитывали всех.
154
Султан свою четвертую жену
Порадовал улыбкою привета.
Она, желая скрыть свою вину,
Была нежна, как солнечное лето.
(Историю я знаю не одну,
Когда искусство женственное это
Супругов оставляло в дураках
С оленьим украшеньем на висках!)
155
Глаза султана, черные, как сливы,
Взглянули очень пристально вокруг
И выбрали весьма красноречиво
Жуана из числа его подруг.
"Твоя рабыня новая красива!" -
Его величество сказало вдруг
Встревоженной Гюльбее. - Но напрасно
Дочь племени гяуров так прекрасна!"
156
Все взоры обратились на него,