Хотелось мне лачуге и чертогу
Совет сугубо нужный преподать.
А впрочем, это лишняя тревога;
Особого убытка миру нет
В том, что пропал бесценный мой совет.
37
Когда-нибудь отыщется и он
Среди обломков рухнувшего зданья,
Когда, затоплен, взорван, опален,
Закончит старый мир существованье,
Вернувшись, после шумных похорон,
К первичному хаосу мирозданья,
К великому началу всех начал,
Как нам Кювье однажды обещал.
38
И новый мир появится на свет,
Рожденный на развалинах унылых,
А старого изломанный скелет,
Случайно сохранившийся в могилах,
Потомкам померещится, как бред
О мамонтах, крылатых крокодилах,
Титанах и гигантах всех пород.
Размером этак футов до двухсот.
39
Когда б Георг был выкопан Четвертый
Геологами будущей земли,
Дивились бы они - какого черта
И где такие чудища росли?
Ведь это будет мир второго сорта,
Мельчающий, затерянный в пыли.
Мы с вами все - ни более, ни менее
Как черви мирового разложения!
40
Каким же - я невольно повторяю -
Покажется большой скелет такой,
Когда, вторично изгнанный из рая,
Пахать и прясть возьмется род людской?
О войнах и царях еще не зная,
Сочтет Георга разум их простой,
В явленьях разбираться не умея,
Чудовищем для нового музея.
41
Но я впадаю в тон метафизический:
Мир вывихнут, но вывихнут и я.
От темы безобидно - иронической
Уводит рассудительность моя
Бегите от стихии поэтической!
Всегда стремитесь, милые друзья,
Чтоб замысел был ясен, прост и верен, -
А я менять привычки не намерен.
42
Я буду отвлекаться, так и быть...
Но в данный миг я возвращусь к роману.
Как сказано - во всю ямскую прыть
Неслась кибитка моего Жуана.
Но долгий путь вас может утомить,
И я его описывать не стану;
Я в Петербурге ждать его готов,
В столице ярко блещущих снегов.
43
Смотрите - в форме лучшего полка
Мой Дон-Жуан, Мундир суконный красный,
Сверкающий узор воротника.
Плюмаж - как парус, гордый и прекрасный,
Густые сливки тонкого чулка
И желтых панталон отлив атласный
Обтягивали пару стройных ног,
Какими Феб - и тот гордиться б мог!
44
Под мышкой - треуголка, сбоку - шпага,
Все, чем искусство, слава и портной
Украсить могут юную отвагу,
Цветущую здоровьем и весной, -
Все было в нем. Не делая ни шагу,
Стоял он статуэткой расписной,
Как бог любви - ей-ей, не лицемерю я!
В мундире лейтенанта артиллерии.
45
Повязка спала с глаз его, колчан
И стрелы легкой шпагою сменились,
А крылышки - и это не изъян! -
В густые эполеты превратились
Он был, как ангел, нежен и румян,
Но по-мужски глаза его светились.
Сама Психея, я уверен в том,
Признала б Купидона только в нем.
46
Застыли дамы, замерли вельможи - и
Царица улыбнулась Фаворит
Нахмурился: мол, новый - то моложе и
Меня без церемоний оттеснит!
Все эти парни рослые, пригожие,
Как патагонцы бравые на вид,
Имели много прибыли и... дела,
С тех пор как их царица овдовела.
47
Жуан не мог поспорить с ними в статности,
Но грация была ему дана,
Изящество лукавой деликатности;
Притом - была и к юношам нежна
Царица, не лишенная приятности:
Похоронила только что она
Любимца своего очередного,
Хорошенького мальчика Ланского.
48
Вполне понятно, что могли дрожать
Мамонов, Строганов и всякий "ов",
Что в сердце, столь вместительном, опять
Найдет приют внезапная любовь,
А это не могло не повлиять
На выдачу чинов и орденов
Тому счастливцу, чье благополучие,
Как выражались, "находилось в случае".
49
Сударыни! Не пробуйте открыть
Значенье этой формулы туманной.
Вам Каслрей известен, может быть, -
Он говорит косноязычно - странно
И может очень много говорить,
Все затемняя болтовней пространной.
Его - то метод подойдет как раз,
Чтоб этот термин ясен стал для вас!
50
О, это хитрый, страшный, хищный зверь,
Который любит сфинксом притворяться;
Его слова, невнятные теперь,
Его делами позже разъяснятся.
Свинцовый идол Каслрей! Поверь,
Тебя и ненавидят и боятся.
Но я для дам припомнил анекдот,
Его любая, думаю, поймет.
51
Однажды дочь Британии туманной
Просила итальянку рассказать
Обязанности касты очень странной -
"Cavalier servente"? Как понять,
Что многим дамам кажется желанной
Судьба таким "слугою" обладать?
"Ищите, - та ответила в смущенье, -
Ответ у своего воображенья!"
52
Вообразить сумеете и вы,
Что, будучи любимцами царицы,
Любимцами фортуны и молвы
Становятся означенные лица.
Но очень шаток этот пост, увы!
И стоит только снова появиться
Отменной паре крепких, сильных плеч, -
Как этот пост уже не уберечь.
53
Мой Дон-Жуан был мальчик интересней
И сохранивший юношеский вид
В том возрасте, в котором, как известно,
Обильная растительность вредит
Красивости. Не зря Парис прелестный
Позором Менелая знаменит:
Не зря бракоразводные законы
Начало повели из Илиона!
54
Екатерина жаловала всех,
За исключеньем собственного мужа.
Она предпочитала для утех
Народ плечистый и довольно дюжий;
Но и Ланской имел у ней успех,
И милостями взыскан был не хуже,
И был оплакан - прочим не в пример, -
Хотя сложеньем был не гренадер!
55
О ты, "teterima causa"* всяких "belli"**,
Судеб неизъяснимые врата!
Тобою открывается доселе
Небытия заветная черта!
О сущности "паденья" в самом деле
Мы до сих пор не знаем ни черта;
Но все паденья наши и паренья
Подчинены тебе со дня творенья.
{* "Худшая причина" (лат.).}
{** "Воин" (лат.).}
56
Тебя считали худшей из причин
Раздоров и войны, но я упорно
Считаю лучшей, - путь у нас один
К тебе, стихия силы животворной;
Пускай тебе в угоду паладин
Опустошает землю - ты проворно
Ее целишь и населяешь вновь,
Богиня плоти, вечная Любовь!
57
Царица этой силой обладала
В избытке; и с умом и с мастерством
Она ее отлично применяла
В прославленном правлении своем.
Когда она Жуана увидала
Коленопреклоненного с письмом,
Она забыла даже на мгновенье,
Что это не письмо, а донесенье.
58
Но царственность ее превозмогла
Четыре пятых женского начала:
Она депешу все-таки взяла
И с милостивым видом прочитала.
Толста на первый взгляд она была,
Но благородной грацией сияла.
Вся свита настороженно ждала,
Пока ее улыбка расцвела.
59
Во-первых, ей весьма приятно было
Узнать, что враг разбит и город взят.
Хотя она на это уложила
Не тысячу, а тысячи солдат,
Но те, кому даются власть и сила,
О жертвах сокрушаться не хотят,
И кровь не насыщает их гордыню,
Как влага - Аравийскую пустыню.
60
Затем ее немного рассмешил
Чудак Суворов выходкой своею;
Развязно он в куплетец уложил
И славу, и убитых, и трофеи:
Но женским счастьем сердце озарил
Ей лейтенант, склоненный перед нею.
Ах! Для него забыть она б могла
Кровавой славы грозные дела!
61
Когда улыбкой первой озарились
Царицы благосклонные черты,
Придворные мгновенно оживились,
Как вспрыснутые дождиком цветы,
Когда же на Жуана обратились
Ее глаза с небесной высоты,
То все застыли в сладком ожидании,
Стараясь упредить ее желания.
62
Конечно, ожирения следы
Лицо ее приятное носило;
На зрелые и сочные плоды
Она в своем расцвете походила
Любовникам за нежные труды
Она не только золотом платила;
Амура векселя могла она
По всем статьям оплачивать сполна.
63
Награда за услугу и геройство
Приятна, но царица, говорят,
Имела столь пленительные свойства,
Что привлекать могла б и без наград!
Но царских спален таково устройство,
Что завсегдатая их всегда богат, -
Она мужчин любила и ценила,
Хоть тысячи их в битвах уложила.
64
Вы говорите, что мужчина странен?
А женщина еще того странней:
Как легкий ум ее непостоянен!
Как много разных прихотей у ней!
Сегодня - взор слезою затуманен,
А завтра - зимней вьюги холодней
Чему тут верить? Чем вооружиться?
А главное - на что тут положиться?
65
Екатерина - ох! Царица - ах!
Великим междометья подобают:
В любви и в государственных делах
Они смятенье духа выражают,
Хоть было лестно ей узнать, что в прах
Повержен враг, что Измаил пылает,
Всему могла царица предпочесть
Того, кто ей доставил эту весть.
66
Шекспировский Меркурий опустился
"На грудь горы, лобзавшей облака", -
И мой герой Меркурием явился.
"Гора" была, конечно, высока,
Но лейтенант отважный не смутился;
Любая круча в юности легка,
Не разберешься в вихре нежной бури,
Где небо, где гора, а где Меркурий.
67
Вверх глянул он, вниз глянула она.
В нем каждое ей нравилось движенье.
Ведь сила Купидонова вина
Великое рождает опьяненье.
Глотками пей иль сразу все до дна -
От этакого зелья нет спасенья:
Магическая сила милых глаз
Все, кроме слез, испепеляет в нас.
68
А он? Не знаю, полюбил ля он,
Но ощутил тревожную истому
И был, что называется, польщен.
Ведь многим страсть подобная знакома,
Когда талант бывает поощрен
Восторгами влиятельного дома
В лице красивой дамы средних лет,
Чье мненье уважает высший свет.
69
Притом и возраст был его такой,
В котором возраст женщин безразличен.
Как Даниил во львином рву, герой
В страстях и силе был неограничен
И утолять природный пламень свой
При всяких обстоятельствах привычен.
Так утоляет солнце страстный зной
В больших морях и в лужице любой.
70
Екатерина, следует сказать,
Хоть нравом и была непостоянна,
Любовников умела поднимать
Почти до императорского сана