Пред
в бумагу
всосался, как клещ...
Среда -
это
паршивая вещь!!
60 Глядел,
лицом
белее мела,
сквозь канцелярский мрак.
Катился пот,
перо скрипело,
рука свелась
и вновь корпела, -
но без конца
громадой белой
70 росла
гора бумаг.
Что угодно
подписью подляпает,
и не разберясь:
куда,
зачем,
кого?
Собственную
тетушку
80 назначит римской папою.
Сам себе
подпишет
смертный пригов_о_р.
Совести
партийной
слабенькие писки
заглушает
с днями
исходящий груз.
90 Раскусил чиновник
пафос переписки,
облизнулся,
въелся
и - вошел во вкус.
Где решимость?
планы?
и молодчество?
Собирает канцелярию,
загривок мыля ей.
100 - Разузнать
немедля
имя-отчество!
Как
такому
посылать конверт
с одной фамилией??! -
И опять
несется
мелким лайцем:
110 - Это так-то службу мы несем?!
Написали просто
"прилагается"
и забыли написать
"при сем"! -
В течение дня
страну наводня
потопом
ненужной бумажности,
в машину
120 живот
уложит -
и вот
на дачу
стремится в важности.
Пользы от него,
что молока от черта,
что от пшенной каши -
золотой руды.
Лишь растут
130 подвалами
отчеты,
вознося
чернильные пуды.
Рой чиновников
с недели н_а_ день
аннулирует
октябрьский гром и лом,
и у многих
даже
140 проступают сзади
пуговицы
дофевральские
с орлом.
Поэт
всегда
и добр и галантен,
делиться выводом рад.
Во-первых:
из каждого
150 при известном таланте
может получиться
бюрократ.
Вывод второй
(из фельетонной водицы
вытекал не раз
и не сто):
коммунист не птица,
и незачем обзаводиться
ему
160 бумажным хвостом.
Третий:
поднять бы его за загривок
от бумажек,
разостланных низом,
чтоб бумажки,
подписанные
прямо и криво,
не заслоняли
ему
170 коммунизм.
[1926]
ТОВАРИЩУ НЕТТЕ
ПАРОХОДУ И ЧЕЛОВЕКУ
Я недаром вздрогнул.
Не загробный вздор.
В порт,
горящий,
как расплавленное лето,
разворачивался
и входил
товарищ "Теодор
Нетте".
10 Это - он.
Я узна_ю_ его.
В блюдечках-очках спасательных кругов.
- Здравствуй, Нетте!
Как я рад, что ты живой
дымной жизнью труб,
канатов
и крюков.
Подойди сюда!
Тебе не мелко?
20 От Батума,
чай, котлами покипел...
Помнишь, Нетте, -
в бытность человеком
ты пивал чаи
со мною в дип-купе?
Медлил ты.
Захрапывали сони.
Глаз
кося
30 в печати сургуча,
напролет
болтал о Ромке Якобсоне
и смешно потел,
стихи уча.
Засыпал к утру.
Курок
аж палец свел...
Суньтеся -
кому охота!
40 Думал ли,
что через год всего
встречусь я
с тобою -
с пароходом.
За кормой лунища.
Ну и зд_о_рово!
Залегла,
просторы н_а_-двое порвав.
Будто н_а_век
50 за собой
из битвы коридоровой
тянешь след героя,
светел и кровав.
В коммунизм из книжки
верят средне.
"Мало ли,
что можно
в книжке намолоть!"
А такое -
60 оживит внезапно "бредни"
и покажет
коммунизма
естество и плоть.
Мы живем,
зажатые
железной клятвой.
За нее -
на крест,
и пулею чешите:
70 это -
чтобы в мире
без Россий,
без Латвий,
жить единым
человечьим общежитьем.
В наших жилах -
кровь, а не водица.
Мы идем
сквозь револьверный лай,
80 чтобы,
умирая,
воплотиться
в пароходы,
в строчки
и в другие долгие дела.
-----
Мне бы жить и жить,
сквозь годы мчась.
Но в конце хочу -
других желаний нету -
90 встретить я хочу
мой смертный час
так,
как встретил смерть
товарищ Нетте.
15 июля, Ялта
[1926]
УЖАСАЮЩАЯ ФАМИЛЬЯРНОСТЬ
Куда бы
ты
ни направил разбег,
и как ни ёрзай,
и где ногой ни ступи, -
есть Марксов проспект,
и улица Розы,
и Луначарского -
переулок или тупик.
10 Где я?
В Ялте или в Туле?
Я в Москве
или в Казани?
Разберешься?
- Черта в стуле!
Не езда, а - наказанье.
Каждый дюйм
бытия земного
профамилиен
20 и разыменован.
В голове
от имен
такая каша!
Как общий котел пехотного полка.
Даже пса дворняжку
вместо
"Полкаша"
зовут:
"Собака имени Полкан".
30 "Крем Коллонтай.
Молодит и холит".
"Гребенки Мейерхольд".
"Мочала
а-ля Качалов".
"Гигиенические подтяжки
имени Семашки".
После этого
гуди во все моторы,
наизобретай идей мешок,
40 все равно -
про Мейерхольда будут спрашивать:
- "Который?
Это тот, который гребешок?"
Я
к великим
не суюсь в почетнейшие лики.
Я солдат
в шеренге миллиардной.
Но и я
50 взываю к вам
от всех великих:
- Милые,
не обращайтесь с ними фамильярно! -
[1926]
КАНЦЕЛЯРСКИЕ ПРИВЫЧКИ
Я
два месяца
шатался по природе,
чтоб смотреть цветы
и звезд огнишки.
Таковых не видел.
Вся природа вроде
телефонной книжки.
Везде -
10 у скал,
на массивном грузе
Кавказа
и Крыма скалоликого,
на стенах уборных,
на небе,
на пузе
лошади Петра Великого,
от пыли дорожной
до гор,
20 где гр_о_зы
гремят,
грома потрясав, -
везде
отрывки стихов и прозы,
фамилии
и адреса.
"Здесь были Соня и Ваня Хайлов.
Семейство ело и отдыхало".
"Коля и Зина
30 соединили души".
Стрела
и сердце
в виде груши.
"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Комсомолец Петр Парулайтис".
"Мусью Гога,
парикмахер из Таганрога".
На кипарисе,
стоящем века,
40 весь алфавит:
а б в г д е ж з к.
А у этого
от лазанья
талант иссяк.
Превыше орлиных зон
просто и мило:
"Исак
Лебензон".
Особенно
50 людей
винить не будем.
Таким нельзя
без фамилий и дат!
Всю жизнь канцелярствовали,
привыкли люди.
Они
и на скалу
глядят, как на мандат.
Такому,
60 глядящему
за чаем
с балконца,
как солнце
садится в ч_а_ще,
ни восход,
ни закат,
а даже солнце -
входящее
и исходящее.
Эх!
Поставь меня
70 часок
на место Рыкова,
я б
к весне
декрет железный выковал:
"По фамилиям
на стволах и ск_а_лах
узнать
80 подписавшихся малых.
Каждому
в лапки
дать по тряпке.
За спину ведра -
и марш бодро!
Подписавшимся
и Колям
и Зинам
собственные имена
90 стирать бензином.
А чтоб энергия
не пропадала даром,
кстати и Ай-Петри
почистить скипидаром.
А кто
до того
к подписям привык,
что снова
к скале полез, -
100 у этого
навсегд закрывается лик-
без".
Под декретом подпись
и росчерк броский -
Владимир Маяковский.
Ялта, Симферополь, Гурзуф, Алупка.
[1926]
БЕСПРИЗОРЩИНА
Эта тема
еще не из_о_ранная.
Смотрите
котлам асфальтовым в зев!
Еще
копошится
грязь беспризорная -
хулиганья бесконечный резерв.
Сгинули мать
10 и отец
и брат его
в дни,
что волжский голод прорвал.
Бросили их
волгари с-под Саратова,
бросила их
с-под Уфы татарва.
Детей возить
стараемся в мягком.
20 Усадим их
на плюшевом пуфе.
А этим, усевшимся,
пользуясь мраком,
грудные клетки
ломает буфер.
Мы смотрим
своих детишек
в оба:
ласкаем,
30 моем,
чистим,
стрижем.
А сбоку
растут болезни и злоба,
и лезвие финки
от крови рыж_о_.
Школа -
кино америколицее;
дав
40 контролерше
промежду глаз,
учится
убегать от милиции,
как от полиции
скачет Дугл_а_с.
Таких
потом
не удержишь Мууром -
стоит,
50 как в море риф.
Сегодня
расти
деловито и хмуро
столбцы
помогающих цифр!
Привыкшие
к щебету ангела-ротика,
слов
беспризорных
60 продумайте жуть:
"Отдайте сумку, гражданка-тетенька,
а то укушу,
а то заражу".
Меж дум,
приходящих,
страну наводня,
на лоб страны,
невзгодами взморщенный,
в порядок года,
70 месяца,
дня
поставьте лозунг:
- Борьба с беспризорщиной.
[1926]
"МЮД"
Додвадцатилетний люд,
выше знамена вздень:
сегодня
праздник МЮД,
мира
юношей
день.
Нам
дорога
10 указана Лениным,
все другие -
крив_ы_ и грязн_ы_.
Будем
только годами з_е_лены,
а делами и жизнью
красн_ы_.
Не сломят
сердца и умы
тюремщики
20 в стенах плоских.
Мы знаем
застенки румын
и пули
жандармов польских.
Смотрите,
какая Москва,
французы,
немцы,
голландцы.
30 И нас чтоб
пускали к вам, -
но чтоб не просить
и не кланяться.
Жалуются -
Октябрь отгудел.
Нэповский день -
тих.
А нам
еще много дел -
40 и маленьких,
и средних,
и больших.
А с кем
такое сталось,
что в семнадцать
сидит пригорюнивши,
у такого -
собачья старость.
Он не будет
50 и не был юношей.
Старый мир
из жизни вырос,
развевайте мертвое в дым!
Коммунизм -
это молодость мира,
и его
возводить
молодым.
Плохо,
60 если
одна рука!
С заводскими парнями
в паре
выступай
сегодня
и сын батрака,
деревенский
вихрастый парень!
Додвадцатилетний люд,
70 красные знамена вздень!
Раструбим
по земле
МЮД,
малышей
и юношей день.
[1926]
ДВЕ МОСКВЫ
Когда автобус,
пыль развеяв,
прет
меж часовен восковых,
я вижу ясно:
две их,
их две в Москве -
Москвы.
1
Одна -
10 это храп ломовий и скрип.
Китайской стены покосившийся гриб.
Вот так совсем
и в седые века
здесь
ширился мат ломовика.
Вокруг ломовых бубнят наобум,