В своих опытах В. Кёлер, сохраняя бихевиористский методический принцип, создает ситуацию, в которой прямой путь к цели негоден, но которая оставляет свободным обходной путь. Поведение животного, помещаемого в эту ситуацию, вполне доступно наблюдению. Экспериментатор стремится установить: оказывается ли животное в состоянии решать задачу, используя непрямые, обходные пути. И получает положительный ответ. Но не может ли выбор обходного пути быть случайным? Можно ли различить «подлинную операцию» и «случайную имитацию»? Оказывается, да, можно. Подлинное и случайное решения по внешнему виду настолько различны между собой, что оценка производится без всякого колебания: не связанные между собой, хаотические движения при нахождении случайного решения — и движение по одной единственной замкнутой кривой от своего местонахождения к цели — при подлинном решении. Часто после беспомощных попыток, — пишет Кёлер, — следует настоящее решение. Тогда различие особенно очевидно. Животное внезапно как-то отталкивается, останавливается и затем устремляется в совершенно новом направлении, осуществляя решение.
Результаты опытов Кёлера сегодня широко известны: его испытуемые — человекоподобные обезьяны — обнаружили интеллектуальные формы поведения. «Мы находим, — писал В. Кёлер, — у шимпанзе разумное поведение того же самого рода, что и у человека. Разумные действия шимпанзе не всегда имеют внешнее сходство с действиями человека, но самый тип разумного поведения может быть у них установлен с достоверностью при соответственно выбранных для исследования условиях» [41].
Мы здесь не описываем сами опыты Кёлера, ставшие классическими. Важно, что он получает и анализирует многочисленные факты, указывающие, по его мнению, на то, что для использования какого-либо предмета в определенной функции — орудие и цель должны оказаться в одном поле зрения, т.е. замкнуться в одну структуру. Решающей для животного оказывается оптическая близость предметов. Так, обезьяна в опытах Кёлера тянула за нить независимо от того, была ли эта нить реально прикреплена к плоду, только потому, что она была протянута от решетки до цели кратчайшим путем.
«Мы умеем и у себя самих резко различать между поведением, которое с самого начала возникает из учета свойств ситуации, и другим, лишенным этого признака, — пишет Кёлер. — Только в первом случае мы говорим о понимании, и только такое поведение животных необходимо кажется нам разумным, которое с самого начала в замкнутом гладком течении отвечает строению ситуации и общей структуре поля. Поэтому этот признак — возникновение всего решения в целом в соответствии со структурой поля — должен быть принят как критерий разумного поведения» [41].
Кёлер доказывает, что каждый этап решения в эксперименте не может рассматриваться самостоятельно (как это делает Торндайк). «Будучи взяты в отдельности, они не имеют смысла по отношению к задаче, но становятся важными, если их рассматривать как часть целого» [41].
Результаты, полученные Кёлером, вызвали дискуссию среди ученых. Его опыты стали повторять. По этой же методике вскоре самим Кёлером были проведены опыты над маленькими детьми, эти опыты затем продолжил К. Бюлер. Позднее разумные действия у маленьких детей в своих экспериментах изучали Штерн, Элиасберг, Гизе, Бёме и др.
Результаты В. Кёлера заставили психологов пересмотреть свои представления о мышлении. Было установлено, по оценке С.Л. Рубинштейна, что существует «разумное» действие, которое принципиально отлично от случайных реакций и, тем не менее, не строится на основе теоретического мышления. Оно возникает независимо от речи и является генетически более ранней формой, чем теоретическое мышление. Человек мыслит действиями, прежде чем он начинает мыслить словами [123, с. 330). Наконец, в связи с этими исследованиями возникло понятие практического интеллекта.
Эти самые первые представления о сути и природе практического мышления далее разрабатывались целым рядом ученых весьма подробно, но при этом долгое время сохранялись главные характеристики возникшей тогда трактовки природы практического мышления: для взрослых характерны уже известные формы теоретического мышления — понятийного, связанного с речью, сложного и развитого. Практическое мышление — это только генетически ранняя форма мышления, еще не связанная с речью, еще не имеющая обобщений высокого уровня. Ее можно наблюдать у животных и маленьких детей. Развиваясь, совершенствуясь, практическое мышление постепенно теряет те или иные свои черты и преобразовывается в мышление теоретическое.
Однако построить целостную картину видов и форм мышления еще не удавалось, между тем, употребление термина «практический», казалось, делало акцент не на самой существенной характеристике этой формы мышления. С.Л. Рубинштейн выступил против дуализма теоретического мышления и практического, раскалывающего сам интеллект надвое [123, с. 333].
Сам термин «практический интеллект» трактовался в то время по-разному. Такие исследователи, как Э. Штерн, Гизе и другие, под практическим мышлением понимали мышление, относящееся к житейским вопросам практической жизни, разрешаемым действенно-практически. Так, Э. Штерн противопоставлял «теоретическим функциям» те, которые нужны «человеку из народа, который должен ручной работой, ремеслом заработать себе пропитание» [123, с. 331]. Эта точка зрения оказалась живучей, и аналогичный взгляд можно усмотреть у некоторых современных американских авторов [159].
Другая группа исследователей, представленная, прежде всего, самим Кёлером, считала, что практический интеллект — это способность к «разумному» осмысленному действию. Действие признается разумной интеллектуальной операцией, если оно находится в соответствии с той ситуацией, в которой оно совершается. Свойства ситуации, с которыми сообразуется осмысленное действие обезьяны, определяются структурой зрительного поля [123, с. 331].
1.2. «Наивная физика» О. Липмана и Х. Богена
Значительным шагом вперед в исследовании практического мышления в те годы явилась работа Отто Липмана и Хельмута Богена «Наивная физика», вышедшая в Лейпциге в 1923 году [165]. Авторы придерживаются строгой трактовки понятия «практический интеллект», предложенной В. Кёлером: разумное действие — это действие соответствующее объективной ситуации, ее цели: адекватное их структуре. Причем не оптической структуре, которая определяла действия обезьян, а физической структуре. Предполагается наивное, теоретически не опосредованное, знание физических свойств окружающих предметов и своего собственного тела — «наивная физика». Таким образом, «наивная физика» по Липману и Богену это и есть практический интеллект — особые знания об окружающих предметах и своем теле, позволяющие адекватно действовать в той или иной предметной ситуации. Под «интеллектом» авторы понимают «способность сознательного понимания данных содержаний и их целенаправленного использования. Условием для правильного понимания и использования данных нам содержаний является «структурирование» содержаний» [165, с. 2]. В качестве примера различного отношения к окружающим предметам они приводят восприятие картинки детьми разной степени умственного развития. Дети с низким развитием называют только отдельные части ее (мужчина, стол и т.д.); более развитые устанавливают связи между предметами (мужчина сидит за столом); наконец, они могут целиком воспринять картинку и дать ей название («обед в крестьянской семье»). Эти крайние формы понимания они называют «И-понимание» и «Гештальтпонимание».
По их мнению, так же и собака не может воспринять как один образ кусок мяса и привязанный к нему шнурок — и не может воспользоваться шнурком для достижения мяса [165, с. 3]. Собственно мыслительный акт поэтому содержит «структурирование элементов в новый образ», с образованием которого старый учитывается или отступает на задний план сознания. Более низкий интеллект означает более низкую способность образования образов, более прочную привязанность к однажды возникшим образам [165, с. 3].
Определив свои позиции по поводу содержания основных терминов, авторы переходят к обсуждению соотношения познания и действия. По их мнению, «познание может быть самоцелью», тогда предметом познания бывают логические, гносеологические или чувственные свойства и связи предметов, происходит фиксация сходств и различий, установление логических связей, иерархии связей и т.п. «Такая умственная деятельность характерна для людей с гуманитарно-филологическим образованием» [165, с. 4].
Но умственное познание может выступать и как подготовка, предпосылка разумного действия. Тогда познание направлено на вещь как исходный пункт, средство или цель необходимого для исполнения действия или на такие свойства, которые должны быть или могут быть изменены при исполнении действия. «По сравнению с чистым «научным» познанием всякое физическое действие означает вмешательство в естественные события и создает новые следствия для причинных процессов» [165, с. 4]. Умственное действие такого рода предполагает, прежде всего, понимание естественных, природных связей и законов, при этом в процесс создания образов входят, главным образом, свойства предметов, которые могут так или иначе повлиять на успех действия. «Интеллектуальное действие предполагает физические знания, которые не обязательно должны эксплицитно осознаваться, то есть здесь мы имеем дело с наивной физикой» [165, с. 5].
Далее авторы показывают, что обезьяны Кёлера ориентировались на «оптические структуры», но «интеллект занимается разрушением оптических структур и структурированием новых элементов в физические структуры» [165, с. 5]. Как показывают опыты Кёлера, для детей и животных «есть целый ряд расхождений между оптической и физической структурами. Для нашей более высокой духовной жизни таких расхождений уже не существует» [165, с. 5].