По отношению к ним Суворов был типичным представителем екатерининской эпохи – «золотого века для дворянства» Крепостные крестьяне являлись для него статьёй личного дохода.
Особенностью помещика-крепостника А.В. Суворова являлось то, что его имениями со всей уставной строгостью военного человека управляли не гражданские люди, а прапорщики действительной службы или отставные, младшие и даже старшие адъютанты.
Для своих управляющих Александр Васильевич составил интересный документ в виде записки под названием «Причины упадка крестьянского хозяйства» В нём говорилось:
«Лень рождается от изобилия… В привычку вошло пахать иные земли без навоза, от чего земля вырождается и из года в год приносит плоды хуже. От этой привычки об умножении скота, а по недостатку оного мало навоза, так что и прочие земли хуже унаваживаются и от того главный неурожай хлеба.
…Я наистрожайше настаивать буду о размножении рогатого скота и за нерадение о том жестоко, вначале старосту, а потом всех наказывать буду.
…У крестьянина Михаила Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михаила Иванова дожить до одной коровы! Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег, Сие делаю не в потворство и объявляю, чтоб впредь на то же ещё никому не надеяться.
…Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей».
Чтобы обеспечить правильное поступление оброков ( все суворовские имения были оброчные), надо было обеспечить благосостояние своих крестьян. И за этим Суворов следил очень внимательно, как рачительный хозяин. Он даже возлагал обязанность помогать неимущим и пострадавшим от каких-либо бедствий на остальных односельчан, то есть на «мир» Частенько случалось, что он назначал бедствующим крестьянским семьям незначительные пособия от себя.
Помещик А.В. Суворов перевёл весь оброк со своих крепостных крестьян в денежную форму. Оброк был необременителен: «мужики» платили 3-4 рубля в год и пользовались за это всеми сельскохозяйственными угодьями – полями, пастбищами, покосами, «рыбными ловлями» на речках.
Чтобы иметь представление о реальной значимости «суворовского оброка», следует сказать о ценах, существовавших в 1786 году в Новгородской губернии: одна четверть ржаной муки стоила 3 рубля, одна четверть овса – 2 рубля, пуд белой муки – 70 копеек. Фунт чая – 4 рубля, ведро простого вина – 3 рубля, аршин холста – 5,5 копейки. Годовое жалованье работницы составляло обычно 5 рублей.
Помещика очень заботило то, чтобы в его имениях не происходило обнищание крестьянских хозяйств. Он требовал со своих крепостных и управляющих: «В неурожае крестьянину пособлять всем миром заимообразно (то есть без выгоды для ссуждающего. – А.Ш.), чиня раскладку на все прочие семьи, совестно, при священнике, и с поспешностью».
Из экономических соображений Суворов уделял особое внимание бракам крепостных. В своих деревнях он не допускал безбрачия. При недостатке невест они доставлялись из других его вотчин, где невесты значились в «излишке» или даже покупались у соседских помещиков. Суворов писал одному из своих управляющих по такому делу: «Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять на крестьянских подводах. Без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень осторожно».
В суворовских имениях многодетным семьям выдавались небольшие награды. В своих «хозяйских» приказах Александр Васильевич всегда указывал и на необходимость заботливого ухода за детьми для уменьшения сиротской смертности.
Как-то он написал: «Крестьянин богат не деньгами, а детьми, от детей ему и деньги».
Известна и другая сторона суворовской хозяйственной деятельности. Чтобы не уменьшать численность оброчных, он предписал не поставлять рекрутов на «государеву» службу из своих деревень, а покупать их со стороны, у других помещиков. Цена за каждого рекрута разделялась по личному имуществу на весь «мир» деревни. В помощь «миру» Суворов выделял от себя по 75 рублей за каждого рекрута «со стороны».»
Шишов А.В. Генералиссимус Суворов. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003 г. Стр.109-111 г.
Из истории Русской Православной Церкви. Синод во времена Екатерины II.
«В обер-прокуроры выбирались люди самых модных понятий о религии и церкви. Таков в 1760-х годах был Мелиссино, известный любопытным проектом наказа депутату Св. Синода в комиссию об Уложении; тут были изложены самые либеральные предложения о сокращении постов, об ослаблении почитания икон и мощей, сокращении богослужения, отмене содержания монахам, о посвящении епископов без монашества, о «пристойнейшей» одежде для духовенства, об уничтожении поминовения умерших, облегчении разводов, дозволении браков свыше трёх и т.д.; Св. Синод отклонил этот проект и составил свой собственный. После Мелиссино обер прокурором был Чебышев (1768-1774), открыто щеголявший атеизмом и мешавший изданию сочинений, направленных против современного неверия. <…> Мнения членов Синода редко принимались в уважение, кроме мнений двоих более приближённых к императрице членов - Гавриила и духовника государыни протоиерея Иоанна Памфилова. Последний был своего рода временщиком и между прочим заступником за белое духовенство против монашествующего и архиереев; в 1786 г. императрица пожаловала ему митру. Награду, доселе не слыханную в белом духовенстве и возбудившую неудовольствие в среде монашества и архиереев, видевших в ней унижение митры»
Знаменский П.В. История Русской Церкви. М.: Крутицкое Патриаршее подворье. 1996 г. Стр. 328-329.
Исторические личности. Павел I.
«Павел I Петрович, сын Екатерины II и Петра III, унаследовал царский трон по традиционному неписаному закону прежних московских царей. Отменив этот твёрдый закон. Пётр I почти «узаконил» ряд дворцовых переворотов XVIII века. Дочерью такого переворота и была и была мать Павла I Екатерина II несомненно любила сына в детстве, мечтала воспитать в нём некоего «гения» на троне. На этой почве она «открыла» и вознесла митр. Платона. Но человеческие чувства неподвластны простой логике. С течением времени она стала видеть в Павле знамя переворота против себя, отдалила его от всякого знакомства с государственными делами, создала ему замаскированную тюрьму в Гатчинском дворце и оскорбительную атмосферу пренебрежения со стороны фаворитов, окружавших её трон. Это большая не только семейная, но и высоко-политическая драма, была одной из причин длительного нервничания его законоучителя митр. Платона. Человек прямого склада души, готовый целиком служить законной власти, Платон терялся и прямо ужасался этой политической трагедии. <…>
С какими мыслями митр. Платон пережил кончину Екатерины II и воцарения 42 летнего, но «несовершеннолетнего» по отсутствию государственного опыта. Павла I, это тайна его сердца. Но Платону известна была искренняя религиозность Павла, и он мог вдохновляться некоторыми надеждами на лучшее для церкви.
По коронации Павла, последний был в полном параде со шпагой. Но когда Павел, уже миропомазанный. Хотел в конце литургии войти через открытые царские врата в алтарь для причащения, Платон повелительно остановил его словами: «Здесь приносится бескровная жертва. Отыми благочестивый Государь, меч от бедра твоего». И Павел покорно сдал оружие.
Напрасно Платон ожидал от своего царствующего воспитанника особо благоприятных перемен в смысле расширения свободы архиерейского хозяйствования. Отнятие её было исторически безвозвратно.
<…>
Общая ментальность Павла I, по контрасту с вольтерианской порой царствования его матери, слагалась благоприятно в строну всяческого благоустройства церкви. И синодские иерархи успели провести ряд благоприятных для церкви узаконений.
В 1797 и 1799 гг. по годовым государственным сметам, штатные оклады из казны на духовное ведомство увеличены против прежнего вдвое. …
По ходатайству Синода, импер. Павел освободил священнослужителей от телесных наказаний за уголовные преступления в гражданских судах до момента лишения сана (если таковое полагалось), так как наказание их, «чинимое в виду тех самых прихожан, кои получали от них спасительные тайны, располагает их к презрению священного сана».
Впервые при Павле I (1799 г.) узаконены меры для обеспечения вдов и сирот духовенства. … По новому закону духовным вдовам дано преимущество занимать богадельные вакансии в домах монастырских и архиерейских.
… Руководящие синодальные иерархи … добились значительного повышения ассигнований на духовные школы
СПб-ская и Казанская (семинарии – вставка М.А.Н.) в 1797 году повысились в титуле и названы уже Академиями.
<…>
…Император Павел охотно ввёл награждение священников малиново-бархатными (а не фиолетовыми) скуфьями, камилавками, и напёрстными крестами и митрами. А за личные заслуги Павел I ввёл нечто ещё небывалое (да и для русского быта вообще новое) это – раздачу за личные заслуги тоже для всего священства сверху до низу, государственных орденов и лент. Когда митр. Платон получил такое небывалое пожалование, он имел смелость умолять монарха дать ему возможность «умереть архиереем, а не кавалером».
<…>
Непоследовательный в смысле какой-либо продуманной системы управления и законодательства, имп. Павел невольно всё-таки шёл навстречу неизбежным назревающим реформам. А Ключевский даже более безоговорочно подчёркивает положительные стороны правления Павла. «В Основе правительственной политики импер. Павла внешней и внутренней», говорит он, «лежали серьёзные помыслы и начала, заслуживающие нашего полного сочувствия» … «Павел был первый противодворянский царь этой эпохи»… Господство дворянства, основанное на несправедливости, было больным местом русского общежития во вторую половину XVIII века. Чувство порядка, дисциплины, равенства, было руководящим побуждением деятельности императора, борьба с основными привилегиями – его главной целью». «Смиряя классовый аристократизм, Павел невольно обращался лицом к идеалу общенародного монарха. Он говорил: «В России велик только тот, с кем я говорю и только пока с ним говорю». Он лишил и дворян свободы от физических наказаний за некоторые уголовные преступления. Он защитил и крепостных от безграничной эксплуатации. Закон Павла (1797) ограничивал барщину только тремя днями в неделю. Вторая половина недели объявлена принадлежащей свободному труду крестьянина на себя и свою семью. Это было опытным началом и воспитанием чувства свободы и даже вызвало некоторые крестьянские волнения. Но одновременно тот же Павел отдал более полмиллиона государственных крестьян в частное владение помещикам, что было равносильно утрат относительной личной свободы.