Смекни!
smekni.com

Учебно-методическое пособие Екатеринбург 2006 утверждаю декан психологического факультета Глотова Г. А (стр. 39 из 61)

В 1960 г. выходит в свет монография Дж. Миллера, Е. Галантера и К. Прибрама «Планы и структура поведения» - её позднее назовут библией когнитивных психологов. Авторы опираются в своих рассуждениях на «кибернетическую гипотезу»: основным элементом построения нервной системы является петля обратной связи. Дж. Миллер и Дж. Брунер создают при Гарвардском университете Центр когнитивных исследований, даже в самом названии противопоставив себя бихевиоризму. (В 1960 г. этому центру было предоставлено специальное помещение – дом, где раньше жил У. Джеймс). На начало 60-х гг. приходятся и исследования Дж. Сперлинга, с которых, по В. П. Зинченко, «всё началось». Так называемый эмерджентный материализм вновь вводит в психологию «ментальные процессы». Вставшие на его позицию физиологи принимают представление о сознании как о важнейшей и не сводимой к нейродинамике составляющей мозговых процессов. Р. Сперри поясняет метафорой, почему сознание, как сложное целостное (эмерджентное) образование, может влиять на мозг: не атомы, входящие в состав молекулы, определяют её поведение, говорит он, а наоборот, «молекула во многих случаях является хозяином входящих в нее атомов»; катящееся под гору колесо несет с собой находящиеся в нем молекулы и атомы, «независимо от того, нравится ли это отдельным молекулам и атомам». Наконец, в 1967 г. У. Найссер публикует книгу, название которой – «Когнитивная психология» – было приписано всему направлению. А о свершившейся революции, приведшей когнитивизм на смену бихевиоризму, активно начали говорить в начале 70-х.

Главным событием, которое определило возникновение когнитивной психологии как таковой, стало создание компьютеров. Впервые в истории человечества появился автомат, который, как и человек, оказался способным перерабатывать информацию. Компьютеры позволяли посмотреть на информационные процессы у человека с неожиданной стороны. Дж. Миллер с соавторами сформулировали: компьютер можно использовать «для иллюстрации действия различных психологических теорий». Позднее мозг вообще стал рассматриваться как вычислительный механизм, сходный с компьютером. Мол, разум по своим программам на мозге-компьютере производит вычисления, традиционно называемые познанием. Первые эксперименты были во многом вдохновлены вопросами: что общего между процессами переработки информации у человека и компьютера? чем эти процессы отличаются друг от друга? Поиск ответов порождал необычные идеи и чаще всего выражался на языке блок-схем, которые когнитивисты заимствовали у инженеров.

Когнитивные психологи ввели постулаты, в которых, собственно, и содержится зерно их позиции:

1.Процесс познания определяет все аспекты психической жизни.

2.Этот процесс должен рассматриваться как процесс переработки информации, аналогичный тому, который мог бы происходить в компьютере.

3.Человек перерабатывает информацию поэтапно. При этом стимульная информация при переходе от одного этапа к другому подвергается существенным преобразованиям.

4.Система переработки информации на каждом этапе обладает ограниченной ёмкостью или ресурсом. Поэтому человек постоянно принимает решения, какую информацию перерабатывать, а какую отбросить, исключить из информационной системы.

5 Природа ограничений на приём, хранение и переработку информации задана структурой рецепторов, мозга или всего организма. Однако можно и нужно устанавливать эти ограничения в психологических экспериментах. (Как заметил У. Найссер, не следует ждать, когда придет нейрофизиолог и всё объяснит).

Когнитивисты проводили многочисленные эксперименты, пытаясь определить разные этапы переработки информации, последовательность или параллельность (одновременность) обработки информации на каждом этапе, а также установить ограничения, наложенные на процесс обработки. Например, они поставили проблему: как человек сличает многомерный стимул с эталоном – последовательно по каждому параметру стимула или параллельно, сразу по всем параметрам? Давайте рассуждать, предлагают когнитивисты. (Уже само предложение порассуждать о ненаблюдаемом выгодно отличает их от бихевиористов). Если сличение происходит последовательно, то, во-первых, время обнаружения тождественности стимула и эталона будет тем больше, чем больше параметров в стимуле; при сличении одновременно по всем параметрам время принятия решения об идентичности стимула и эталона не должно зависеть от общего числа параметров. Во-вторых, на время сличения должно влиять число параметров, по которым стимул и эталон различаются, так как чем больше число различающихся параметров, тем более вероятно, что нетождественность обнаружится на более ранних этапах сличения. (При параллельном сличении число различающихся параметров не должно оказывать существенного влияния на этот процесс.) Отсюда, в частности, следует, что при последовательной обработке время сличения стимула с не тождественным ему эталоном меньше, чем время сличения тождественных друг другу стимула и эталона. Подобные рассуждения выгодно противопоставлялись привычному для бихевиористов бессмысленному накоплению фактов и доставляли психологам невиданное доселе интеллектуальное наслаждение.

Сами когнитивисты не знали, как же должно происходить сличение – последовательно или параллельно. У них не было логически обоснованной теории процесса сличения. Им было ясно: существуют мозговые механизмы переработки информации, а психолог лишь придумывает способ (экспериментальную парадигму), чтобы выяснить, как работают эти механизмы при сличении. Однако, как ранее говорилось, естественнонаучная гипотеза должна быть обоснована и логически, и экспериментально. Так, физики вначале логически объясняют, почему скорость свободного падения тел не может зависеть от массы, а затем экспериментально подтверждают это. После этого им незачем дополнительно доказывать, что гипотеза справедлива не только для чугуна и стали, но и для деревьев, манной каши, собак, книг, планет, тонких кисточек из верблюжьей шерсти и всего остального. Более того, если в опыте лист бумаги приземлится позже, чем чугунное ядро, физики не опровергнут обсуждаемую гипотезу, а укажут причину её расхождения с опытом (например, сила сопротивления воздуха). В этом преимущество логически обоснованных гипотез, ибо эксперимент сам по себе не позволяет установить универсальные закономерности.

Когнитивисты создали экспериментальную парадигму изучения модели процесса сличения. Но применять эту парадигму можно до бесконечности, потому что исходная гипотеза не универсальна. Действительно: допустим, установлено, что цвет и форма при сличении обрабатываются параллельно. А как обрабатывается двухцветный стимул? А стимул с разной насыщенностью одного и того же цвета? Влияет ли на результаты качество изображения на экране или язык, на котором испытуемый называет цвета? … Можно задавать ещё сколько угодно вопросов, но нет никакой возможности ни заранее предугадать ответ, ни определить, какой из этих вопросов существенен.

Без логического обоснования окончательный выбор одной модели из нескольких возможных затруднен даже для экспериментально изученного класса параметров. Исследователю в отсутствие теории приходится принимать столь много дополнительных допущений, что результаты одного и того же эксперимента могут трактоваться принципиально по-разному. Ведь, кроме строго последовательной или строго параллельной обработки, существуют другие возможности: часть параметров обрабатывается последовательно, а часть – параллельно; стимул обрабатывается конвейерно, т. е. ещё не закончилась последовательная обработка одного параметра, как уже началась обработка следующего; стимул обрабатывается в разных режимах: в одном – последовательно, а в другом – скажем, в режиме проверки – параллельно и т. д.

Блестящая интуиция не подвела когнитивистов. Эксперименты (пусть и с большим числом оговорок) вели к выводу о том, что большинство параметров в процессе сличения обрабатываются параллельно. Но, разумеется, не стоит удивляться и наличию прямо противоположных трактовок одних и тех же экспериментальных данных. Например, там, где М. С. Шехтер эмпирически регистрирует параллельную обработку информации с небольшой задержкой, В. Д. Глезер видит последовательный процесс с некоторым упреждением.

Лидеры когнитивной психологии демонстрировали чудеса остроумия в реализации своей программы, придумывая красивые экспериментальные замыслы, проверяя утверждения, казалось бы, вовсе не доступные проверке. Эта программа вполне удовлетворяла и требованиям «нормальной» науки (в понимании Т. Куна), ибо санкционировала проведение не только остроумных, но всевозможных, в том числе не имеющих ясного смысла, экспериментов. Раньше было модным писать статьи и защищать диссертации по бихевиористской схеме: предъявили любой стимул, измерили реакцию, статистически обработали и сделали достоверный (с точностью до 5%) вывод. Эта схема гарантировала достижение достойного публикации результата в любом исследовании, стоит лишь изменить какие-нибудь параметры стимула, способы измерения реакции или хотя бы методы статистической обработки данных. К началу 70-х гг. в когнитивной психологии на основе большого количества новых экспериментальных парадигм сложилась своя схема исследования, использующая компьютерную метафору. Эта схема, тем не менее, обладала точно таким же преимуществом, т. е. разрешала желающим проводить почти любые эксперименты с заведомой уверенностью в успехе.

Популярность когнитивизма сразу стала возрастать, а влияние бихевиоризма на широкую научную общественность – падать. Серая масса мгновенно перекрасилась. Как с грустью заметил Б. Скиннер, «стало модным вставлять словечко «когнитивная» где только можно». А Дж. Миллер добавил: «Многие экспериментальные психологи вдруг открыли для себя, что всю жизнь только и делали, что занимались именно когнитивной психологией». Это в конце концов позволило когнитивистам без особых хлопот сбросить последователей Уотсона «с парохода современности». Однако удар испытали и лидеры нового направления, которые вскоре обнаружили, что хотя их призыв разбудил дремавшие силы экспериментаторов, и эти силы провели громадное число исследований, но лучшее понимание психической реальности не приходило. У. Найссер уже в 1976 г. признает: «Возникновение новых методик уже больше не вселяет надежд, а скорее действует угнетающе».