Все, что говорилось выше о методологии науки и ее функциях в частно-научном исследовании, справедливо и в отношении психологии. Однако, любая частная наука имеет свои специфические, только ей свойственные аспекты отношений с наукой о методе. Специфика эта определяется объектом данной науки и его сложностью, уровнем развития науки, ее современным состоянием (наличие разрывов в теории или неспособность ответить на запросы практики говорят о необходимости методологической помощи), наконец тем вкладом, который сама наука делает в общенаучную или философскую методологию. Обсудим некоторые специфические черты отношений между психологией и методологией в широком смысле этого слова.
Главное состоит в том, что психология относится к числу наук о человеке, поэтому исходные принципы психологического исследования и его результаты имеют ярко выраженную мировоззренческую окраску, они часто напрямую связаны с представлением о сущности человека и его отношения к миру.
Другую важнейшую особенность психологического знания, определяющую его методологическое значение, отметил еще Аристотель в первых строчках своего трактата о душе. «Признавая познание делом прекрасным и достойным, но, ставя одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому, что оно знание о более возвышенном и убедительном, было бы правильно по той и другой причине отвести исследованию о душе одно из первых мест. Думается, что познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы». Значение это определяется тем, что психология способна давать знание о самом процессе познания и его развитии.
В-третьих, на что специально обращает наше внимание В. П. Зинченко, это вопрос, который практически не обсуждался в литературе. Речь идет о том, что в психологии получены данные, позволяющие обосновать необходимость методологического знания как некоторого предзнания, без которого вообще невозможна познавательная деятельность. Необходимость предварительного знания в той или иной его форме четко зафиксирована уже на уровне чувственного познания и со всей отчетливостью выступает в случае рационального, а тем более собственно научного познания. Признание важнейшей роли такого предзнания автоматически приводит к требованию максимально глубокой рефлексии его, что и составляет предмет методологии.
Отсюда очевидна важнейшая роль методологии для самой психологии: последняя как наука не может развиваться, исходя из собственно психологического знания. Сама «возможность психологии как науки есть методологическая проблема прежде всего» – отмечал Л. С. Выготский в работе «Исторический смысл психологического кризиса», специально посвященной обсуждению методологических проблем построения научной психологии. «Ни в одной науке нет стольких трудностей, неразрешимых контраверз, соединения различного в одном, как в психологии. Предмет психологии - самый трудный из всего, что есть в мире, наименее поддающийся изучению; способ ее познания должен быть полон особых ухищрений, чтобы получить то, чего от него ждут». И далее: «Ни одна наука не представляет такого разнообразия и полноты методологических проблем, таких туго затянутых узлов, неразрешимых противоречий, как наша. Поэтому здесь нельзя сделать ни одного шага, не предприняв тысячу предварительных расчетов и предостережений».
За более чем полвека, прошедших с момента написания Л.С.Выготским этой работы, (опубликована в 1982 г.) острота сформулированных им проблем не сгладилась.
Итак, первая причина особой заинтересованности психологии в методологических разработках заключается в сложности и многоплановости самого предмета исследования, его качественном своеобразии.
Вторая причина заключается в том, что психология накопила огромное количество эмпирического материала, который просто невозможно охватить без новых методологических подходов.
Третье и, может быть, важнейшее основание исключительно высоких требований к методологической грамотности любого психологического исследования, заключается в особой ответственности психолога за публикуемые им результаты и выводы о сущности психического и детерминантах его развития.
Выводы, основанные на неправомерном обобщении результатов частных исследований, перенос данных, полученных при изучении животных на человека, а при изучении больных - на здоровых людей и т.п. приводят к циркуляции в общественном сознании идей, искаженно отражающих природу человека и ведущих к отрицательным социально-политическим последствиям.
Большая ответственность лежит и на психологах, работающих с людьми и участвующих в диагностике и прогнозировании профессиональной пригодности, уровня развития, в постановке клинического диагноза, в проведении судебно-психологической экспертизы. Работа в этих сферах требует хорошей методологической и методической подготовки.
Следует обратить внимание на широко распространенную и типичную именно для психологии методологическую ошибку, заключающуюся в некритическом заимствовании и использовании подходов и процедур (прежде всего тестов), разработанных применительно к людям совсем другой культуры, иной социально-экономической общности.
ТЕМА 3. ГРАНИЦЫ НАУКИ: ПРОБЛЕМА ДЕМАРКАЦИИ.
ВЕРСИИ НАУЧНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Границы науки: проблема демаркации.
Мы уже говорили о том, что с помощью методологии самой по себе нельзя решить ни одной частно-научной задачи и нельзя построить предметное содержание никакой конкретной области, поскольку для успешного использования методологической мысли необходимо сочетание творческого движения «снизу вверх» и «сверху вниз». Блестящим образцом такого творческого сочетания методологии и конкретной науки являются работы В. М. Аллахвердова, на основании которых построено все наше дальнейшее изложение. «Опыт теоретической психологии», «Сознание как парадокс», «Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания» могут служить образцом применения методологии к решению сложнейших проблем психологии.
Психология заявила о себе как о науке, институализировалась как наука сравнительно поздно (чаще всего называют 1879 год, когда Вунд основал первую в мире психологическую лабораторию, а затем и институт). Но что представляет собой научная психология, является ли она наукой естественной или гуманитарной, а может быть она, как все чаще говорят, есть практическое искусство? Ответить на этот вопрос, находясь внутри психологии, невозможно. А нужно ли?
Безусловно – да. Ведь психология насыщена разнообразными объяснительными конструкциями, и многие объяснения выглядят не слишком убедительно (трудно, например, поверить, что частота альфа-ритма определяет объем кратковременной памяти). И возникает вопрос: как выбрать из многих вариантов объяснения наилучший или хотя бы приемлемый. Поэтому надо не просто найти какие-либо варианты решения поставленных проблем, надо еще уметь доказать, что сделанный выбор приближает нас к познанию Истины. Как же это можно сделать, если гносеологическая проблема (проблема заключается в том, что не понятно, как ученые умудряются сопоставлять свои придуманные в сознании теории с реальностью, которая сознанию непосредственно не доступна) пока не имеет ясного решения? Методология науки как раз и пытается сформулировать для ученых такие правила игры, чтобы результаты их труда могли восприниматься как приближающие нас к истине. И методологи выяснили, что в разных науках приняты разные правила.
К какому же типу наук относится психология, на каком языке она разговаривает? Для ответа на этот вопрос надо проанализировать языки, или «правила игры» разных типов наук и посмотреть, имеет ли отношение к этим правилам психология. Так психологу полезно отнестись к фактам из истории естественной науки как к фактам, связанным с познавательной деятельностью чрезвычайно любопытных людей, называемых естествоиспытателями. Ведь, по словам В. Гейзенберга, естествознание «есть часть взаимодействия между природой и нами самими». И, несомненно, изучение этого взаимодействия есть задача психологии. Анализ процедур научного познания к тому же позволяет выявить накопленный в разных науках опыт распутывания гносеологической проблемы. А если вспомнить, что когнитивисты стали рассматривать всю психическую жизнь, включая и эмоциональную, и мотивационную ее составляющие, как предопределенную логикой познания, то становится очевидным, что можно извлечь много пользы для психологических построений из анализа того, как в реальности действуют ученые.
Само деление наук может быть осуществлено по разным основаниям. Например, по объекту изучения: науки о природе – естественные науки, науки о человеке – гуманитарные науки и науки об обществе – социальные науки. Но далеко не каждую науку можно отнести к одному из указанных классов. Надо ли понимать, что, в соответствии с данным определением, ветеринария и зоопсихология – это естественные науки, медицина и психофизиология – гуманитарные, а эпидемиология и судебная психиатрия – больше «тянут» на социальные? А что за науки тогда философия, лингвистика, агрономия? Какой наукой является математика, удачно определяемая Е. Вигнером как «наука о хитроумных операциях, производимых по специально разработанным правилам над специально придуманными понятиями»?
Будем вслед за В. М. Аллахвердовым считать, что демаркационная линия между разными науками должна находиться в той же плоскости, где проходит разграничение между научным и ненаучным знанием. Иначе говоря, разделение наук должно опираться на основания, близкие к тем, по которым проводится различение Науки и не-Науки вообще. Научная деятельность, кстати, составляет лишь незначительную часть от всей человеческой деятельности, и существует много замечательных вещей, которые не являются Наукой. Проблема демаркации обсуждалась многими методологами науки. Предлагались разные варианты ее решения, однако однозначного всеми приемлемого решения не существует. Поэтому Аллахвердов предлагает свой взгляд на эту проблему.