В постгуссерлианском экзистенциализме, особенно у Сартра, доктрина интенциональности использовалась, чтобы подчеркнуть фундаментальное различие между моим знанием о самом себе и моим знанием о других людях. Другие люди, согласно Сартру, видятся не такими, как они есть сами по себе, а в качестве интенциональных объектов моих восприятий, влечений, верований и т.д. Но для самого себя я никогда не смогу стать интенциональным объектом, да и вообще объектом не являюсь, а если другие люди меня рассматривают в качестве объекта (что неизбежно), то я испытываю чувство гнева и стыда.
Невозможно сейчас проанализировать все указанные выше ключевые темы экзистенциальной философии, но тема бытия и небытия (ничто) в данном контексте (а именно, экзистенциализм религиозный и атеистический) мне представляется наиболее важной. Экзистенциализм возрождал онтологию в противовес гносеологии и методологии, превалировавшим в философии 2-ой половины ХIХ и начала ХХ века. Экзистенциалисты стремились понять бытие в качестве непосредственно данного и преодолеть как рационализм, так и эмпиризм традиционной философии. Бытие, согласно экзистенциализму, не есть ни “идея”, умопостигаемая сущность идеалистической философии, ни эмпирическая реальность, данная в восприятии. Бытие должно постигаться интуитивно; при этом экзистенциалисты стремились раскрыть онтологический смысл переживаний, который выступал как направленность (интенциональность) на нечто трансцендентное самому переживанию. Основное определение бытия, как оно открыто нам, нашего собственного бытия, экзистенции, — это его несокрытость (алетейя), открытость для трансценденции. А главная характеристика экзистенции — ее конечность, смертность, “бытие-к-смерти”. Человек — это единственное сущее в мире, которому ведома его смертность, а вместе с нею и бытие. Именно вследствие осознания смертности для экзистенции возможно трансцендирование, т.е. выход за собственные пределы.
Здесь проходит водораздел между религиозным и атеистическим экзистенциализмом. С точки зрения религиозного экзистенциализма (К.Ясперс, Г.Марсель, М.Бубер, П.Тиллих, К.Барт, Н.Бердяев, Л. Шестов и др.) трансцендентное — это Бог. Согласно же Сартру и Камю, трансцендентное есть ничто, выступающее как глубочайшая тайна экзистенции. Сартр в книге “Бытие и ничто” писал: “Мы отправились на поиск бытия, и нам показалось, что серия вопрошаний о бытии привела нас к его средоточию. Так вот, взгляд, брошенный на само вопрошание в момент, когда мы думаем достичь цели, внезапно открывает нам: мы окружены ничто”. [8] И далее: “Если ничто может быть явлено, то не перед, не после бытия, не, вообще говоря, вне бытия, но только в самих недрах бытия, в его сердцевине, как некий червь”.[9] Очевидно, что доктрина Сартра носит ярко выраженный нигилистический характер. Иной была позиция Хайдеггера, особенно в поздний период его творчества. Хайдеггер признавал реальность трансцендентного и считал, что рационально познать его невозможно, на него можно лишь “намекнуть”; у Хайдеггера преобладает тенденция символическая и мифопоэтическая. Но сама по себе экзистенциальная философия, как показал ХХ век, является религиозно и теологически нейтральной. Все зависит от позиции конкретного мыслителя. Если единственное оправдание любой веры в конечном счете — это то, что я выбрал веру, то же самое оправдание в равной мере подходит для любой веры, будь она теистической или атеистической. Но, поскольку экзистенциализм касается проблем личности, его основные темы очень близки традиционной христианской теологии и антропологии.
Итак, экзистенциальная философия возникла как религиозная, но уже в 1930-е годы стало возможным говорить о двух её основных направлениях — религиозном и атеистическом. Понятие “религиозный экзистенциализм” шире, чем “экзистенциальная теология”, поскольку теология как таковая является спекулятивно-умозрительной доктриной, создаваемой на основании текстов Откровения. Мы не найдем спекулятивно-умозрительной доктрины ни у Кьеркегора, ни у Марселя или Бубера, а также Унамуно или Шестова.[10] Кроме того, мне представляется необоснованным мнение некоторых авторитетнейших исследователей (М.Элиаде), ограничивающих религиозный экзистенциализм не просто христианством, но лишь одной его конфессией — протестантизмом. Вопрос риторический: а как нам быть, в таком случае, с Марселем (католицизм), Бердяевым (православие), Бубером (иудаизм), Унамуно (католицизм), Аббаньяно (католицизм), Розенгцвайгом (иудаизм) и др.? Разумеется, каждый из этих мыслителей был “маргиналом” и в рамках своей религии и конфессии нажил немало врагов (например, книги Н.Аббаньяно папским указом были запрещены к печати). Но ведь и Кьеркегор не стал бы “пророком”, будь он «традиционно» философствующим богословом, добропорядочнейшим бюргером и прихожанином лютеранской церкви.
Термин “экзистенциальная теология” принимают далеко не все историки философии и уж тем более не все теологи. Чаще всего он используется для описания трудов ряда теологов ХХ века, которые одновременно были и философами и находились под влиянием идей С. Кьеркегора, Ф.М. Достоевского, а также целой плеяды мыслителей и литераторов ХХ века — М.Хайдеггера, Ф.Кафки, А.Мальро, А.Камю и др. В самом общем контексте можно сказать, что эти теологи стремились понять Бога в его отношении к ситуации отдельного человека; их анализ человеческого существования акцентировал свободу индивида формировать собственную идентичность посредством выбора, а также парадоксальный, двойственный и абсурдный (с точки зрения рациональности) характер той реальности, с которой сталкивается человек. Религиозная вера рассматривалась в ее тесной связи с чувствами (экзистенцалами) отчуждения, тревоги и отчаяния; вера может происходить из таких чувств и может стать путем для их преодоления, а возможно, что все это будет существовать в некоем единстве. Теология предполагает, как уже было отмечено, учение о Боге, созданное на основании текстов Откровения и связанное с теистическими религиями (т.е. принимающими доктрину личного Бога); это учение может быть выражено как в рационально-логической форме, так и в форме мистико-интуитивного созерцания, озарения. Экзистенциальная теология отражает извечное столкновение между философской рефлексией и религиозными догматами и показывает, как каждое из них формирует другое. Экзистенциальный теолог бросает вызов философу (часто обе фигуры — одно лицо), говоря о “заинтересованности» и «вовлеченности» человеческого мышления; а философ бросает вызов теологу, говоря о «религиозных узах» и догматах в свете того, что можно объяснить и обосновать логически.
Наконец, еще раз сузим круг наших поисков и назовем два направления экзистенциальной теологии, к каждому из которых Пауль Тиллих принадлежал на протяжении определенного периода своей жизни и творчества. Первое - это так называемая “теология кризиса”, “теология парадокса”, “теология Слова Божьего”, “диалектическая теология”, “неоортодоксальная теология” — у нее много именований. О ней будет подробнее рассказано в главе, посвященной биографии Тиллиха — “Жизненный путь и искания”. Тиллих относил себя к этому течению протестантской теологии в начале 20-х годов. В последующие периоды его философская и теологическая рефлексия формировалась в полемике с Бартом и «диалектиками» и была связана с проблемами онтологии и теономной культуры; сам Тиллих и большинство исследователей определяли его зрелое творчество как «неолиберальную теологию» (родоначальником которой он и являлся). О ней будет рассказано также в следующей главе - «Жизненный путь и искания» и в параграфах «Демифологизация? Тиллих contra Бультман» и «Теономная культура. Попытка синтеза».
Гл. I. Жизненный путь и искания. Ричль или Барт?
Пауль Йоханнес Тиллих родился 20 августа 1886 года в деревне с названием Штарцеддель недалеко от Губена, небольшого промышленного городка в земле Бранденбург, рядом с границей Силезии (сейчас находится на территории Польши). Он был старшим из трёх детей и единственным мальчиком в семье. Спустя четыре года после рождения Пауля его отец, священник Прусской Земельной церкви, был назначен на пост суперинтенданта епархии Шёнфлисс-Ноймарк. Суперинтендант — это была должность священника, управляющего группой епархий, обязанности которого походили на обязанности епископа, но чуть ниже рангом. Шёнфлисс был маленький городок с тремя тысячами жителей, расположенный в восточной части земли Бранденбург. Тиллих вспоминает: “Этот городок имел совершенно средневековый облик. Его окружала стена, выстроенная вокруг старого готического храма, попасть в него можно было только через ворота, расположенные под башнями; власти помещались в средневековой городской усадьбе, и все это производило впечатление маленького, защищенного и самодостаточного мирка. Окружавший меня мир не слишком изменился и в тот период, когда я от двенадцати до четырнадцати лет жил в качестве ученика гуманитарной гимназии и пансионера двух престарелых дам в Кенигсберг-Ноймарке — городке с семью тысячами жителей и с похожими средневековыми руинами, но более известными своим готическим совершенством”.[11]
Очевидно, эти ранние впечатления могут отчасти объяснить то, что в мировоззрении Тиллиха некоторыми коллегами-теологами (например, К.Барт) отвергалось в качестве “романтизма”. С точки зрения Барта, между человеком и миром природы лежит непреодолимая пропасть, и в этом смысле для человека почти закрыта возможность эстетического или какого-либо другого соучастия в природе; допустимы лишь субъективные ощущения более или менее сентиментального характера. «Нет (для Барта – Т.Л.) мистического соучастия в природе, нет понимания того, что природа есть конечное выражение бесконечного основания всех вещей, нет видения божественно-демонического конфликта в природе”,[12] — пишет Тиллих.