Правда, само движение гуситов и положение дел в Византии подталкивали преобразовательную деятельность соборов, влияя на них пусть не добром, так хотя бы испугом. Но уже в 1448 году соборы были лишены руководящей роли, а в 1449 году папы полностью восстановили свою прежнюю внутрицерковную власть и обеспечивавшую эту власть административную вертикаль.
Похоже, что соборность XV века на Западе стала лишним явлением, не способствовавшим решению накопившихся проблем. Напротив, она породила дополнительные проблемы и ложные ожидания, например, на слияние Западной и Восточной Церквей.
Может быть, соборность XV века была простой уступкой идее объединения? Ведь создается впечатление, что ее не воспринимали всерьез вне флирта с византийцами.
Всех устраивало положение вещей, при котором каждый из власть имущих, оставаясь на своем месте, отхватывал себе кусок пожирней не заботясь о праве и общих интересах, не тревожась за само будущее, ведь в это циничное время считалось, что оно все равно наступит, и каким будет - хорошим или плохим, не объявит, пока не явится.
Но может, опробование соборности в XV веке было исторической "генеральной репетицией" перед ее "настоящим приходом", ожидаемым в XXI-XXII веках?
Эпоха Возрождения
Дух повсеместного цинизма и веселой разгульности господствовал в то время в Европе. Но, странным образом, эта разгульность и безответственность соединялись с каким-то новым светом, с новой свободой. Неясно, но вдохновляюще, маячили образы будущей коперниковой системы, будущей Америки, будущего нового знания и новых возможностей. Книгопечатный станок, "удачно" изобретенный в 1450 году, стал основным техническим рычагом для усиления этого нового духа. В насыщенном воздухе "из ничего" материализовался новый европейский дух. Возрождение стало общеевропейским явлением.
Это свет новой Европы, Европы людей, еще "отчитывающихся" в своих грехах, но уже никому не дающих отчета о своих "чистых порывах" и критических мнениях. Зато добровольно выставляющих их перед всеми в книгах, делах и свершениях. Здесь - и начало рыночного сознания, выставляющего на продажу все, начиная с себя или заканчивая собой.
В это время зачиналась эра мирового господства Европы.
Такая расслабленность и раздерганность перед рывком - прямое следствие полного засыпания германского духа в середине XV века. Этот дух уже не мог оживлять воплотившую его феодальную систему и Германскую империю. Он уже не поддерживал европейское единство и не мог сдерживать порывы других европейских наций.
Итальянцам же, без германцев, было не под силу стягивать Европу лишь обручами католицизма. К соборам-парламентам и прибегли, конечно, не только как к уловке в восточной политике, но и как к средству компенсаторной стабилизации расползающегося без германской державной руки европейского мира.
Эту задачу соборы все же как-то выполняли, но только до той поры, пока о себе в середине XV века громко не заявили подымающаяся королевская Франция и освободившаяся объединенная Испания вместе с маленькой-великой Португалией.
Возвышение Франции
Вторая половина большой французской зимы 1237-1429 была тяжелым и жестоким периодом.
По мнению Робера Фосье столетие между 1350 и 1450 "разделяет с X и XX веком сомнительную славу одного из самых жестоких столетий в истории Европы" и истории Франции:
"Не лучше ли было бы дать этим годам, прошедшим между несчастьями Филиппа VI де Валуа и победами Карла VII громкое название" великая депрессия, роковое стечение обстоятельств? После удивительного тяжелого, но долгого подъема в Европе наступил мощный, всеобщий, резкий упадок - как сказали бы мы теперь, экономический спад" (Ф. Бродель).
Но еще в начале "большой французской зимы" "производительность труда в сельском хозяйстве давно достигла потолка, сельскохозяйственная продукция уже не росла так же быстро, как население. В своей чудесной книге Андре Шедевиль утверждает, что в окрестностях Шартра "между 1220 и 1320 годами уже наступил застой". Освоение новых земель сельским хозяйством закончилось, и "последняя крупная распашка нови произошла около 1230 года" (Ф. Бродель).
По мере развития общего "зимнего" кризиса во Франции "возникает перенаселение, и, страдая от собственной многочисленности, население восстанавливает против себя всех и вся: королевская налоговая администрация, чтобы пополнить казну, взимает с крестьянства "сверхналоги", что приводит к расшатыванию сельского хозяйства; после 1337 года денежные манипуляции граничат с чистым безумием: "с октября 1358 года по март 1360 года курс серебряных монет менялся не меньше двадцати двух раз". Все новые и новые удары обрушиваются на общество, и оно стремительно катится вниз: крестьянство вырождается, сеньоры видят, как их доходы неотвратимо падают, и поддаются искушению вступить в войну и заняться разбоем. Историки говорят о кризисе, о "конце феодального строя", меж тем один общественный порядок рушится только для того, чтобы уступить место другому, новому порядку-" (Ф. Бродель).
Страдает не только сельское, но и городское население:
"Парижане переживают кошмарное "время немощи проклятой" "мира- чей край уж недалек", как говорит поэт Эсташ Дешан, родившийся около 1346 года. Петрарка, который посещает Францию в конце царствования Иоанна Доброго, около 1346 года, поражен: "С величайшим трудом узнавал я немногое из прежнего, видя богатейшее некогда королевство лежащим во прахе и почти ни одного дома вне стен, крепостных или городских, не найдя. Где прежний Париж, что был столь великим градом?" (Ф. Бродель).
В результате происходит глубокий демографический спад:
"К концу своего крестного пути население Франции сильно поредело. Если в 1328 году наше королевство насчитывало от 20 до 22 миллионов жителей, то к 1450 году эта цифра уменьшилась по крайней мере на 10 миллионов. Вероятно, численность населения Франции была все же большей, чем во времена Карла Великого. Но какой шаг назад!" (Ф. Бродель).
Признаком и источником дестабилизации стали и социальные волнения:
"Целая серия выступлений, городских бунтов, восстаний, особенно во Фландрии, разразившихся в последней трети XIII в. (в Брюгге, Дуэ, Турне, Провене, Руане, Орлеане, Безье в 1280 г., Тулузе в 1288 г., Реймсе в 1292 г., Париже в 1306 г.), завершилась в 1302 г. на землях современной Бельгии почти всеобщим восстанием, как пишет льежский хронист Хоксем: "В этот год народ почти повсюду поднялся против могущественных людей. В Брабанте это восстание было подавлено, но во Фландрии и в Льеже народ долгое время не сдавался" (Ле Гофф).
Великая чума стала не причиной, а следствием ослабления французского и германского общества, физического и нравственного истощения:
"Снижение физической сопротивляемости человеческого организма вследствие постоянного недоедания сыграло свою роль в тех опустошениях, которые, наконец, произвела Великая чума с 1348 г. Склонявшаяся демографическая кривая резко пошла вниз, и кризис превратился в катастрофу.
Но ясно, что кризис предшествовал этому бичу, чуме, которая лишь крайне обострила положение, и что причины этого следует искать в глуби самих социально-экономических структур христианского мира. Сокращение феодальной ренты и перемены, вызванные растущей ролью денег в крестьянских повинностях, пошатнули основы власти феодалов" (Ле Гофф).
Но вслед за "зимой" неизбежно наступает "весна" 1429-1621:
"Окончание Столетней войны способствует взлету "долгого XVI века" (1450-1650), который восстановит основную массу населения в прежнем объеме как во Франции, так и за ее пределами. Кроме того, не следует забывать, что если депрессия 1350-1450 годов служила дорогой в ад, то война была в то время не единственным могильщиком. Не надо взваливать всю ответственность на плечи англичан: как я уже говорил, свою роль сыграли утрата глубинных жизненных сил, голод, экономический крах, период спада и, наконец, чума" (Ф. Бродель).
По мнению Ле Гоффа "несомненно также, что убыль народонаселения, ускоренная чумой, сократила рабочую силу и клиентуру, но заработки поднялись, и выжившие стали, в общем богаче. Несомненно, наконец, что пораженный кризисом феодализм прибегнул к войне как средству облегчения положения господствующих классов. Наиболее знаменательным тому примером является Столетняя война, к которой подспудно стремилась и английская, и французская знать, чтобы разрешить свои затруднения. Но, как и всегда, война ускорила ход событий и на мертвых телах и руинах разродилась новой экономикой и обществом, хотя в данном случае не следует преувеличивать".
Начавшийся подъем Франции однако замедлился к началу весенней зимы 1525-1573, что вполне характерно для этого ("среднего") сезона.
Ф. Бродель отмечает, что "особенно мощным подъем был вначале; затем начинается замедление и даже остановка: "Весна XVI века", говоря словами Ришара Гаскона, затихла где-то после 1520 года. На самом деле, начиная с этой даты - не перенаселение ли тому виной? - цены начали расти, а поскольку заработки растут не так быстро, как цены, благосостояние падает- И в середине века, между 1550 и 1560 годами, наступает десятилетняя депрессия, которая в общих чертах совпадает с мрачными годами царствования Генриха II (1547-1559)".
Генезис Пруссии
После великой чумы (но, как мы видели выше, не вследствие одной только чумы) резко уменьшился переселенческий наплыв немцев на территории, контролируемые Тевтонским орденом. В это время литовцы, объединившись с поляками, начали теснить Орден, мстя ему за "долгие и жестокие притеснения". Орден должен был все больше опираться в своей борьбе против Литвы на местное, хоть и онемеченное, но славянское по духу и по крови население.