ГЛАВА 4. ЭЛОКУЦИЯ
§ 1. Элокуция в составе риторики
При желании осуществить "официальное представление" элокуции можно исходить из следующих (обычных для пособий по риторике) установок.
Тот, кто предлагает вниманию слушателей сообщение, имеет перед собой отнюдь не только задачу предоставить в их распоряжение определенный материал (инвенция) и не только задачу распределить этот материал так, чтобы им удобно было воспользоваться (диспозиция), но и задачу "подать" материал определенным образом; или старомодно выражаясь, определенным слогам. За слог и отвечает третий раздел риторики - элокуция.
В сущности же элокуция изначально давала рекомендации довольно широкого спектра и апеллировала к таким категориям, как:
· aptum - подбор целесообразных языковых средств,
· puritas - грамматическая правильность,
· perspecuitas - ясность мысли,
· omatus - красота выражения.
Очевидно, стало быть, что вопрос о том, как сказать, отнюдь не ставился исключительно в плоскость "сказать красиво". Красота, в соответствии с приведенными выше категориями, становилась на их фоне своего рода следствием чистоты мышления и изложения.
Вне всякого сомнения, было бы весьма и весьма теоретически заманчиво попытаться представить здесь элокуцию подобно тому, как была представлена диспозиция, то есть повторить названия логических ошибок и. проследить, как они выглядят в "позитивном варианте".
Однако, как всякая чрезмерно "стройная" теория, подобная конструкция, видимо, выглядела бы подозрительно. Поэтому данную идею пришлось оставить в покое. Однако всякий раз, когда мы будем располагать возможностью соотнести ту или иную фигуру с соответствующим ей паралогизмом, попытка такая будет предприниматься.
Переходя к теории фигур, как часто еще называлась элокуция (а впоследствии и риторика в целом), следует, видимо, еще раз напомнить, что фигуры в данном пособии рассматриваются как позитивные аналоги логических ошибок.
К настоящему времени ни для кого, пожалуй, уже не является вопросом тог факт, что логические ошибки, с одной стороны, и риторические открытия (будем теперь пользоваться термином риторика в позднем значении этого слова, имея в виду риторическую функцию употребления языка) - с другой, имеют одну и ту же природу. Однако все еще остается вопросом, в чем именно эта "природа" проявляется.
Не претендуя на развернутый и тем более исчерпывающий ответ, скажем только, что разгадка может находиться прежде всего в плоскости "системы координат", применительно к которой рассматривается то или иное речевое явление. Дело, на наш взгляд, в том, что оценка задается самой системой координат, иными словами, типом сообщения, к которому принадлежат соответствующие высказывания.
Внутренняя "среда" речевого целого как система однородно соотнесенных компонентов создает необходимый фон для восприятия "проблематичного" речевого явления: будет оно логической ошибкой или риторическим открытием, зависит от того, как оно взаимодействует с другими компонентами внутренней среды. Внутренняя среда и выступает той системой координат, в которой квалифицируется речевое явление.
Однако данная система координат входит в другую систему координат, более общего свойства: имеется в виду вся совокупность сообщений какого-либо типа, организованных приблизительно одинаковым образом, что, в свою очередь, дает возможность квалифицировать эту совокупность как определенный стиль речи.
Особенно вдаваться в подробности риторики как учения о стиле здесь едва ли целесообразно. Хотя риторика первоначально действительно играла и эту роль, соответствующие полномочия были впоследствии переданы поэтике и стилистике, которые и стали отвечать за стилистические категории. В том же дискурсивном варианте риторики, который здесь предлагается, учению о стиле просто не остается места.
Заметим тем не менее, что, даже не разбираясь с понятием стиля как такового, легко представить себе, что "риторические открытия" типа головокружительных метафор, гипербол, парафразов уместны далеко не в любом типе текста. Или, говоря осторожнее, не в любой тип текста они могут быть включены органично.
Но речь идет исключительно о резко индивидуальных метафорах, гиперболах, парафразах и проч., между тем как существуют, и на это постоянно указывается в нашем пособии, и так называемые общеязыковые варианты тех же самых речевых явлений.
Эти-то общеязыковые варианты и являются мостиком от естественного языка к естественному языку в риторической функции. "Укорененность тропа в самой структуре языка, - пишет в высшей степени авторитетный исследователь тропов В.Н. Топоров, - и органическая предрасположенность языка к созданию тропов никогда не отвергались, но явно недооценивались".[1]
И действительно, запрета на использование фигур в каком бы то ни было типе сообщения налагать не принято: если фигура выполняется мастерски и с учетом "времени и места", она обычно не подлежит суду.
Этой общей рекомендацией учебных пособий по риторике прошлого века ограничимся и мы. Дело ведь еще в том, что отношения между разными типами текстов сегодня и отношения между разными типами текстов, скажем, в античности, естественным образом неодинаковы. Вот почему проекция теории стиля на современную текстовую практику может быть, мягко говоря, непродуктивной,
§ 2. Прямые тактики речевого воздействия
Элокуция начинается с обсуждения вопроса о том, каким образом разные тактики речевого поведения ведут к речевому успеху. При этом имеется в виду, что - при обилии видов конкретных речевых тактик - всю их совокупность можно в конце концов соотнести с одним из двух родов:
· прямые тактики речевого воздействия,
· косвенные тактики речевого воздействия.
В этом параграфе мы обсудим преимущества и недостатки прямых тактик речевого воздействия на фоне косвенных тактик. Сами же по себе косвенные тактики речевого воздействия составят содержание § 3.
Вопрос о возможностях прямых и непрямых тактик - вопрос чрезвычайно сложный и замыкающийся фактически на два круга проблем: проблемы искренности и проблемы эффективности высказывания.
Прямая тактика речевого воздействия есть тактика открытого типа. Предполагается, что, пользуясь открытыми Тактиками, говорящий сообщает слушателю просто и непосредственно то, что имеет в виду. О подобного рода речевых тактиках точно высказался один из выдающихся современных лингвистов Дж. Серль:
"К простейшим случаям выражения значения в языке относятся такие, при которых говорящий, произнося некоторое предложение, имеет в виду ровно и буквально то, что он говорит. В таких случаях происходит следующее:
говорящий стремится оказать определенное... воздействие на слушающего; он стремится сделать это, побуждая слушателя опознать его намерение с опорой на имеющиеся знания о правилах, лежащих в основе производства высказываний. Известно, однако, что подобная семантическая простота присуща далеко не всем высказываниям на естественном языке: при намеках, выпадах, иронии, метафоре и т. п. значение высказывания данного говорящего и значение соответствующего предложения во многих отношениях расходятся..."[2]
Высказывание это интересно не только в том отношении, что фиксирует дистанцию между прямыми и непрямыми способами выражения значений в языке. Оно еще и квалифицирует первые как "простейшие", что для понимания сути прямых тактик воздействия на слушателя чрезвычайно интересно.
Видимо, их действительно можно считать "простейшими" - в том отношении, что они практически не могут быть видоизменены. Раз и навсегда найденная форма сохраняется не потому, что она удачна или представляется таковой, а потому, что она не может быть другой: повторим, прямые значения языковых единиц не подлежат варьированию.
Первое, что в этой связи приходит на память» это лозунги советского периода отечественной истории: "Превратим Москву в образцовый коммунистический город!", "Все, что намечено партией, - выполним!" "Родине - наш ударный труд" и проч. (В настоящее время, кстати, - в качестве, может быть, запоздалой реакции на "лозунговый" тип подачи сообщения распространены, обращения прямо противоположного типа, вообще лишенные какой-либо декларативности, с откровенной надписью - "Просто так!".)
Однако на самом ли деде так плохи лексические повторы? Не имеет ли смысла оценить в них хотя бы такое явное достоинство, как точная и регулярная отсылка все время к одному и тому же объекту? Между прочим, прежде всего (хотя, разумеется, и не исключительно) такие повторы придают сообщению то важное свойство, которое в современной литературе по лингвистике обозначается словом "связность".
Исходя, в частности, и из этого достоинства прямых тактик речевого воздействия, многие предпочитают именно их, ценя, однако, не только их "точность и последовательность", но и неконфликтность по отношению к критерию искренности. Так, среди журналистов (особенно начинающих) считается едва ли не само собой разумеющимся, что прямые тактики речевого воздействия наиболее предпочтительны, прежде всего, как показатели "честных" коммуникативных стратегий.
Это мнение было бы справедливо в том случае, если бы за всеми косвенными тактиками речевого воздействия скрывались "нечестные", предосудительные речевые цели. Однако, разумеется, это отнюдь не так: косвенные тактики речевого воздействия вовсе не базируются на том, что любая речевая цель, которую мы не называем прямо, не может быть названа прямо в силу ее "недоброкачественности".
Другое дело, что высказанное косвенно по причинам собственно семантического свойства часто не может быть "переведено" на язык прямых формулировок. Но утаить речевую цель отнюдь не обязательно означает "приготовить неприятный сюрприз": часто прямое называние речевой цели просто расстраивает взаимодействие (ср.: "Сейчас я похвалю Вас..." или "В следующем моем высказывании я высоко отзовусь о Ваших способностях..." и проч.).