Так называемый "Продолжатель Регинона" (половины Х-го века), современник, под 959 г. сообщает: "Пришли к королю (Оттону I Великому), как после оказалось, лживым образом послы Елены, королевы Ругов (Helenae reginae Rugorum), которая при КПльском императоре Романе крестилась в КПле, и просили посвятить для этого народа епископа и священников".
Под 960 г. идет продолжение о том же: "Король праздновал праздник Рождества Христова во Франкфурте, где Либуций из братии монастыря св. Альбана (в Майне) досточтимым епископом Адальдагом посвящен в епископы Ругам (genti Rugоrum)".
Под 961 г. читаем: "Либуций, которого в прошедшем году некоротые дела удержали от путешествия, умер 15-го марта сего года. В преемники ему посвящен Адальберт из братии монастыря св. Максимина в Трире. Его (Адальберта) благочестивейший государь, с обычным ему милосердием, снабдив щедро всем нужным, отправил с честью к Ругам".
962 г.: "В этом году возвратился назад Адальберт, поставленный в епископы для Ругов, ибо не преуспел ни в чем том, зачем был послан, и видел все свои старания напрасными. На обратном пути некоторые из его спутников были убиты. А сам он с великим трудом едва спасся" (Pertz. "Monumenta Germaniae" I p. 624 sq.).
Продолжателя Регинона буквально повторяет летописец Саксонский (Annalista Saxo, XII S. Aсta SS Болланд. Junii t. 4 p. 32).
Летопись Гильдезгеймская (конца X в.) под 960 г. повествует: "К королю Оттону пришли послы русского народа (Rusсiaе gеntis) и просили его, чтобы он послал им одного из своих епископов, который показал бы им путь истины. И говорили, что хотят отстать от своего язычества и принять христианскую веру. Король внял их просьбе и послал по вере католического (fidе сathоliсum) епископа Адальберта. Но они, как показал исход дела, во всем солгали" (Ibid. t. V. p. 60).
Эту летопись буквально повторяют, с некоторыми добавлениями: летопись Кведлинбургская (XI в.) и Ламберт Ашаффенбургский (XI в.). Летопись Кведлинбургская после слов "во всем солгали" добавляет: "потому что и сам указанный епископ не избежал смертельной опасности от их коварств ((ibid. p. 60)". Летопись Корвейская пишет под 959 г.: "Король Оттон по прошению русской королевы послал к ней Адальберта инока нашей обители, который впоследствии стал первым епископом в Магдебурге".
Дитмар Межиборский (Мерзебургский, † 1018 г.) об Адальберте Магдебургском сообщает, что раньше он был посвящен в предстоятеля Руси — Rusсiaе, но оттуда был изгнан язычниками" (Chrоn. lib. II, с. 14). В указе императора Оттона о поставлении Адальберта в архиепископы Магдебургские тоже упоминается, что раныше он был назначен и послан в проповедники к Ругам (Rugis оlim praеdiсatоrеm dеstinatum еt missum. Pеrtz, Ibid. IV, 561).
Император Оттон Великий в истории западных европейских миссий представляет собой памятную фигуру по его активности. Он увлекался даже насильственным обращением Полабских славян (река Эльба по-славянски Лаба). В этой области Оттон учредил целых шесть миссионерских епископий во главе с Магдебургской митрополией, которою и был награжден вернувшийся из своей неудачной Киевской миссии Адальберт.
Уже если летописцы-современники и близкие к ним панегиристы успехов западной миссии сами свидетельствуют, по свежим следам происшествия, что все это приглашение якобы самой Ольгой иерархии от Оттона есть чистая фикция и авантюра лукавых послов, то нам нет решительно никаких оснований допускать даже коварное попустительство во всем этом деле самой княгини Ольги. Нет нужды ограждать память св. кн. Ольги и той любопытной справкой, которую откопал Карамзин, что около этого времени одна из династических родственниц императора Оттона, а именно Нrоswita Неlеna vоn Rоssоw в монашеском чине побывала в КПле, где выучилась греческому языку, что она именно, миссионерствуя на о. Рюгене, обитатели которого назывались "Руянами", приглашала туда миссионеров. И что якобы там, на Рюгене, и потерпел крах Адальберт. Явное искажение очень точных летописных строк во имя одного гадателъного сходства имен.
Бурная, темпераментная и предприимчивая до мегаломании кн. Ольга тем и замечательна в своей христианской программе и в своем христианском поведении, что она не превратила своих христианских убеждений, своей миссионерской и церковной программы в программу политического переворота и захвата власти. Она и к главному виновнику неудачи всей ее жизни, к своему сыну Святославу и к его законным правам наследства поставила себя в подвижническое и духовно-красивое положение и любящей матери, и подлинной христианки. Наша летопись формулирует это так: "Живяще же Ольга с сыном своим Святославом и учашеть и мати креститися. И небрежаше того ни во уши приимати. Но аще кто хотяше креститися, не браняху, но ругахуся тому. Неверным бо вера хрестьянска уродьство есть..." "Яко же бо Ольга часто глаголашеть: "Аз, сыну мой, Бога познах и радуюся. Аще ты познаешь, и радоватися почнешь". Он же не внимаше того глаголя: "како аз хочю ин закон прияти один? А дружина моя сему смеятися начнуть". Она же рече ему: "аще ты крестишися, вси имуть тоже створити". Он же не послуша матере, творяше норовы поганьские".
Итак Ольге не удалось использовать срок своего регентства (до 952 г., это первый этап до 10-летия Святослава, ни следующий этап с 952-957 гг., до 15-летия Святослава) для проведения общего крещения Руси без насилия сверху и революции. Не успев в своем последнем предприятии провести крещение всего народа под знаком династического союза с Царьградом, Ольга должна была удовольствоваться уже тем эволюционным результатом, что самого Святослава, ведомого языческой партией, она воспитала в духе полной толерантности к тому неограниченному росту христианства в населении, которое мы зафиксировали к концу жизни Игоря. По летописи, никаких препятствий ни в военной, ни в служилой среде, близкой к княжескому двору, принимать христианство не было. Надо было иметь только мужество выносить насмешки отныне самоуверенных язычников — соправителей Святослава. План официального введения христианства по возвращении из КПля для Ольги закрылся. Но, сойдя со сцены правительственной, Ольга по ее заслугам имела привилегии отставной возглавительницы государства и автономной хозяйки в своих частных дворцовых имениях. И здесь имел свободу приложения ее миссионерский активизм. В этом смысле надо понимать фразу монаха Иакова, что по возвращении "в землю русскую" из Цареграда, Ольга "требища сокруши". Разумеется, полностью она могла проводить это только в пределах своих личных дворцов и поместий. Так надо толковать и рассказ Жития в Степенной Книге: "Ольга прибыла в место близь реки Великой, где был тогда большой лес и многие дубравы. Здесь, увидев видение, она предрекла построение г. Пскова и в нем храма Св. Троицы. Возвратившись в Киев, "посла много злата на Плескову реку на создание церкви Св. Троицы", Ольга стремилась воплотить наглядно христианизацию страны в храмосоздательстве. На такое обобщение наталкивает запись в одном пергаментном Апостоле нач. XIV века: "в тьже день (11 мая) священие святыя Софья Кыеве в лето 6460 (=952 г.)". В самом Киеве, где-то на своей территории Ольга сочла нужным освятить церковь во имя мировой славы — Цареградской Софии. Это гармонирует с известным теперь нам большим замыслом Ольги. В глубокой старости, за 80 лет, Ольга скончалась и была на указанном ею месте погребена по христианскому обряду. Летопись завершает повесть об Ольге тирадой, подобной художественной лирике богослужебных стихир: