Р. Ингарден (стр. 22 из 60)

И Гуссерль констатирует: все это не случайно; скорее, сущностной чертой внешнего восприятия является то, что так есть и должно быть. Всякое визуальное, всякое тактильное, если угодно, всякое внешнее восприятие частью осуществляется [в форме такой данности], что все зримо наполнено качествами той или иной определенности, частью же в форме такой данности, что нечто лишь предполагается (mitgemeint), лишь придано (mitgegebеn), то есть намечено посредством созерцательной интенции.

Если дело идет о способе данности, который презентирует мне вещь как полную качеств, то я говорю: всякое восприятие вещи частично — в том смысле, что из всей [наглядно, созерцательно данной вещи] лишь часть определений дана [действительно] в исполненных качествах, в то время как некоторые другие хотя и достигают зримости, но только в форме созерцательных интенций. В каждом новом, осуществляемом при изменившихся обстоятельствах восприятии одно действительно и полно дано, а другое — лишь созерцательно интендировано. Кроме того, и кое-что на передней стороне <вещи> тоже может быть <дано> только как созерцательно, наглядно интендированное. Например, если я стою довольно далеко от какой-то вещи, то может случиться, что я буду уверен, что вижу деревянный, однотонный желтовато-серый стол; но когда я подхожу поближе, я вижу, что это стол совсем не однотонен по своему цвету, и на дереве виден своеобразный «рисунок». Вначале все это было <дано> как наполненное <одним качеством>, так что все для меня «сливалось» в однотонный цвет; теперь же ясно видна древесная структура, [я вижу узорчатую текстуру, которая показывает структуру дерева]. Значит, на передней стороне есть нечто одно, что увидено действительно (и отчетливо), и нечто другое, что до определенной степени лишь созерцательно, наглядно намечено и что затем все же исполняется в неком синтетическом качестве, скажем, в качестве желтого.

Всю эту ситуацию можно рассмотреть с двух сторон: во-первых, на нее можно посмотреть со стороны восприятия, тогда мы можем сказать, что восприятие есть трансцендирующее переживание, что оно нечто трансцендирует. Что же оно трансцендирует? Область определенностей или свойств вещи, которые [даны в исполненных качествах]. Оно трансцендирует, выходит за пределы данных таким образом определенностей и делает данной также и обратную сторону, внутреннее. Но ту же ситуацию можно рассмотреть и со стороны воспринятой вещи: вещь «трансцендентна» относительна протекающего таким образом восприятия в том смысле, что она со своими качествами выходит за пределы того, что я вообще действительно вижу и могу видеть в моем восприятии. У нее есть многие, многие и различные свойства, которые не только в этом, но и в целом множестве восприятий не даны действительно, и она всегда будет больше того, что здесь дано действительно. Эта трансцендентность может быть понята и более радикально, когда мы говорим: вещный предмет по сути своей выходит как за пределы того, что дано в исполненных качествах, так и за пределы того, что дано в созерцательных интенциях. Другой случай трансценденции мы находим в непосредственном общении с нашими близкими. Если я многие годы ежедневно общаюсь с человеком, то у меня появляются не только восприятие его тела, но и определенные восприятия его личности. Здесь положение гораздо сложнее, чем при восприятии неодушевленных вещей. Часто здесь говорят о «вчувствовании». Оставим на время в стороне вопрос о том, оправдано ли, и если да, то в каком смысле, это выражение. Но подобно тому, как я в этом смысле непосредственно общаюсь с чужим человеческим телом, как я, так сказать, непосредственно вижу другого человека в его теле, подобно этому я непосредственно общаюсь и с самим этим человеком, а не с его репрезентантом или каким-то представлением о нем. Нет, он сам, с его особым характером, с присущей ему манерой поведения и т.п., дан мне. И вот, я вижу его в течении нескольких лет, думаю, что уже многое увидел, многое о нем узнал — думаю, таким образом, что уж его-то, того, с кем рядом я живу, я знаю хорошо. И вдруг, в какой-то в особой жизненной ситуации выясняется, что он ведет себя так, как, по моим ожиданиям, он вести себя совсем не должен. «Значит, в этой ситуации он ведет себя так! Невероятно! Но это же совсем другой, не тот, прежний, человек, о котором я до сих пор думал, что он не может повести себя так!» По-видимому, в нем было много такого, что выходило за пределы всего моего прежнего опыта; здесь скрывается какая-то почва, до которой я вообще не добрался. Этот пример дает другой случай трансценденции в опыте, который, конечно, следовало бы разъяснить еще подробнее.

Таковы эти трансцендентности, <с одной стороны,> предметные трансцендентности, которые основаны на превосхождении области того, что может быть воспринято, а с другой стороны, — трансцендирование любого восприятия за границы того, что в узком смысле дано в исполненных качествах. Это два различных [случая «трансцендентности»,] которые совсем не совпадают, но связаны друг с другом как корреляты; область трансценденции трансцендирования <в восприятии> — совсем иная, чем область трансценденции вещи, которая воспринята в восприятии.

Итак, я уже подошел к проблеме трансценденции. Но прежде чем я смогу обсудить и другие важные понятия трансценденции, мне нужно сказать еще кое-что о восприятии.

Из двух понятий трансценденции, между которыми я только что провел различие («трансцендирование акта-интенции восприятия»; «трансцендирование предметом смысла акта восприятия») первый имеет чисто теоретико-познавательную природу, в то время как второй может быть и онтологическим, Т.е. он связан с сущностью пространственной вещи, но <здесь> определяется в связи с познанием, с восприятием. Пространственная вещь хотя и может быть воспринята с этой или с той стороны, но по своему бытию она богаче того, что могло бы постичь любое возможное отдельное восприятие. Если теперь Вы примете во внимание, что каждое актуальное восприятие в определенном смысле частично, то есть является частичным опытом вещи, и что в любом ином, более позднем восприятии даются все новые и новые определенности, в то время как те, что были даны ранее, словно отходят на задний план, то Вы сразу же увидите, что каждое из этих восприятий одной и той же вещи несамостоятельно по отношению к другим восприятиям <той же вещи>. Оно есть один из членов множества восприятий, причем в нем могут быть переходы от одного к другому члену. Такие переходы даже должны существовать, поскольку относительно [каждого из этих восприятий] я могу сказать: «Этого я еще не знаю точно, а этого я еще не знаю [из созерцания, т.е. наглядно и полно]. Я должен искать дальше. И вот тогда я пользуюсь ничем иным как другим восприятием и разглядываю соответствующую вещь, например, с другого расстояния. <Рассмотрим следующую схему:>

В прошлом году я уже говорил здесь об этих предметах, а именно, в связи с феноменом времени в литературном произведении искусства и при познании литературного произведения искусства во времени. Сейчас я, таким образом, говорю об этом уже второй раз. Известно ли Вам, как обычно понимают эту замечательную линию?

Это символ времени, причем того времени, о котором Бергсон сказал бы, что оно геометризовано. Он, поэтому, говорил бы в этой связи не о «temps», но об «espace», а это, по Бергсону, по сути дела — пространство, именно, одномерный континуум, континуум точек, как сказали бы математики. Что же математики и физики сказали бы о настоящем, находясь в котором я воспринимаю? Они говорят очень просто: если время есть континуум [то настоящее, в котором я актуально воспринимаю нечто, есть одно из мест в этом континууме, т.е. лишенная измерений точка]. Этот континуум одномерен, и настоящее, мгновение вообще, — это <всегда одно из> мест в этом одномерном континууме и поэтому лишено измерений:

настоящее

прошлое ! будущее

Эта точка-настоящее есть единственное, что существует, говорят нам физики, поскольку это, <т.е. любое прошлое место в этом континууме> есть прошлое и его уже нет; а это, <т.е. любое будущее место в этом континууме> есть будущее и его еще нет. Единственное, что есть — это то, что находится в этом настоящем, в этой точке. Действительно ли это так? Я имею в виду: в настоящем, [таком, как мы его] переживаем? Действительно ли оно лишено измерений? Говорят, что когда мы переживаем нечто, это все же длится <определенное> время, что эта длительность может быть измерена с помощью очень точных часов, и что при этом может оказаться, что эта длительность представляет собой некую довольно долгую временную фазу. Долгую по сравнению с процессами, разворачивающимися в физическом мире. Ведь нам говорят, к примеру, что такие-то и такие-то элементарные частицы, возникающие при столкновении атомного ядра с космическими лучами, имеют короткую жизнь, а именно 10^-25 сек. <Но> здесь речь <всегда> идет о физическом или, — как говорит Гуссерль, — «пустом» времени; ему противопоставляется другое время, пережитое или «наполненное». Чем же оно «наполнено»? Именно моими переживаниями, [которые я имею «во» времени.]