Что же его здесь направляет? Может быть, сущность чистого сознания? Да, конечно, но сущность чистого сознания все-таки еще только должна быть раскрыта посредством редукции, а не наоборот, — об этом я, следуя Гуссерлю, уже говорил. Если потом мы, так сказать, попытаемся разведать и узнать, в чем состоит его позиция, называемая «трансцендентальным идеализмом», то, как мне кажется, выяснится, что понятие, играющее здесь руководящую роль и ведущее к отделению того, что должно сохраниться как остаток редукции, — это понятие онтической трансценденции. Поэтому ранее я различил разные понятия, теоретико-познавательные понятия трансценднеции, онтические понятия трансценденции и т.д. Выраженное в нескольких словах, решение Гуссерля гласит: имманентное — это просто то, что является реальным (reell) элементом моего сознания, элементом моего потока сознания. Имманентно направленные акты познания, акты сознания, суть такие акты, которые направлены на нечто такое, что является элементом моего потока сознания, реальной (reell) составной частью этого сознания. А трансцендентно направлены те акты, где это не имеет места.
Я помню: имманентное восприятие — [означает особую разновидность] имманентно направленных актов, а именно, те акты, в которых существует <некое> неопосредованное единство между воспринятым, моим переживанием, [и моим восприятием]. Восприятие моего переживания, так сказать, надстроено над тем переживанием, на которое направлено восприятие. Оно по отношению к этому переживанию несамостоятельно в своем бытии. Оно существует только тогда, когда существует переживание, на которое направлено восприятие. Там, где это не имеет места, например, при воспоминаниях о переживаниях осуществляющего воспоминания Я, там этой имманентности уже нет. Ибо прошлые переживания не образуют непосредственного единства с моим воспоминанием, не так ли, как не образуют они такого единства и с рефлексией в воспоминании. Тут уже есть определенные дистанции. Строго имманентно, собственно, только то, что осуществляется в области актуального «теперь» имманентного восприятия; там, где это не имеет места, там уже трансценденция. Ну, а трансцендентное в том смысле, что оно не принадлежит реально (reell) к моему потоку сознания, дано — и здесь в игру входят те другие понятия трансценденции — только через оттенки, через явления, оно дано всегда односторонне и всегда в таком [восприятии, которое, трансцендируя, выходит за пределы собственно данного]. То, что позади, то, что внутри, — это уже не дано, но может быть показано на следующем шаге. Так, я разрезаю яблоко на две части и вижу, что находится внутри. Но внутреннее неустранимо; даже если я буду резать до бесконечности, внутреннее и обратная сторона будут сохраняться всегда.
Может случиться, что через 100 лет, как говорит Гуссерль, все взорвется, и выяснится, что по сути дела не было вообще никакого яблока, и что все, данное прежде, было всего лишь, так сказать, упорядоченной иллюзией. Никогда не может быть уверенности, абсолютной уверенности, что то, что было познано как трансцендентное, существует. Абсолютно достоверное — это только собственное, одномоментно воспринятое переживание в его существовании. Относительно всего остального в принципе может быть выражено сомнение, это в принципе возможно — и поэтому оно вначале открывает перспективу новых проблем. Здесь разыгрывается картезианская карта, не правда ли? Только имманентно воспринятое является абсолютно самоданным, оно дано не через явления и не односторонне, но полно, и оно абсолютно удостоверено в своем существовании. Это и есть тот мотив, который диктует Гуссерлю: то, что должно быть выключено, редуцировано, есть то, что по своему бытию не абсолютно необходимо, что не следует из структуры акта или многообразия актов. Внешнее восприятие структурировано так, что из этой структуры не следует существование воспринятого; несмотря на то, что оно воспринято, оно может не существовать. Конечно, весьма маловероятно, что его нет — но все же его может не быть. И как таковое оно поэтому должно быть подвергнуто редукции. Остается же лишь актуальное чистое сознание.
И вот кажется, что мы как будто бы нашли какое-то решение: руководящее понятие при отграничении чистого сознания от всего остального— это, во-первых, понятие онтической трансценденции, а кроме того, те понятия теоретико-познавательной трансценденции, которые мы образуем в связи с односторонностью и т.д. Но почему Гуссерль использует оба понятия трансценденции, которые он хотя и различает содержательно — как это ясно из вышесказанного, — но терминологически друг от друга не отграничивает. Разве не мог бы он удовольствоваться онтическим понятием? Ведь эта трансценденция является решающей в определении чисто предметного различия между сознанием и не-сознанием. Но для того, чтобы знать, что нечто — как, например, материальная вещь, о которой Гуссерль и утверждает это expressis verbis, — столь сущностно отличается от сознания, что она не есть и не может быть его «реальной (reell) составной частью», для этого все же нужно знать, что есть нечто и, в особенности, какова его сущность. Но как — исходя из позиции Гуссерля — можно это знать? На основе опыта или результатов позитивных наук. Да, но на них Гуссерль мог бы ссылаться только до проведения редукции. Но как только редукция проведена, это знание об онтически трансцендентном должно быть «заключено в скобки», так что ссылаться на него уже нельзя. Фундамент разделения сознания и не-сознания и, вместе с тем, по меньшей мере основание определения объема редукции становятся <тем самым> шаткими. В некотором смысле все нужно начинать заново. Но как? Или же знание о сущности трансцендентного следует добыть на пути онтологического анализа? На первый взгляд кажется, что это действительно так, что онтология в гуссерлевом смысле призвана давать нам априорное знание о сущности (или об идее) предметов. Но ведь онтологии тоже подвергаются редукции, и поэтому после редукции ссылаться на них нельзя. Таким образом, ситуация не меняется ни на йоту. На основании постижения сущности некоего предмета на трансцендентально редуцированной почве нельзя утверждать, что этот предмет онтически трансцендентен по отношению к сознанию. Следовательно, нужно искать другой путь. И он, как будто бы, открывается, когда мы отказываемся от ссылок на сущность (идею) этого предмета и ставим вопрос о способе его данности в соответствующих переживаниях. Гуссерль действительно вступает на этот путь, и он приводит его к разобранным мною ранее теоретико-познавательным понятиям трансценденции. Отправляясь отсюда, через анализ, скажем, внешнего восприятия, можно узнать, что физическая вещь в теоретико-познавательном смысле «трансцендентна», то есть своими качествами выступает за пределы данного в соответствующем восприятии. И здесь, если мы уже знаем, что составляет или может составлять «реальную (reell) составную часть» переживания, мы могли бы решить, что — если оно вообще существует — не может составлять «реальную составную часть» переживания.