Смекни!
smekni.com

Дадун Р (стр. 7 из 95)

38

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ

персонажи бонны Нанни глубоко запали в душу Фрейда. В течение жизни он многократно возвращался к волнующим воспоминаниям о своей кормилице, угодившей позднее в тюрьму за совершение каких-то мелких краж. Вероятно, именно ей он обязан настойчивой картиной ада, отчетливым и выразительным отсветом адского пламени, пронизывающим его творчество. В письме к Флиессу от 3 января 1897 года Фрейд впервые подчеркивает определяющую роль раннего детства ("все возвращается к первым трем годам жизни") и проводит параллель между кормилицей — "обольстительницей" и одним из своих пациентов. Ясно звучит и метафорическое обращение к теме ада: "Я готов бросить вызов всем чертям ада, — пишет он вначале, а затем добавляет фразу, с которой собирается начать главу своей работы "Сексуальность", — "От неба — через земной мир — до самого ада". Бонна принадлежала к семье Зажиков, с которой Фрейды делили первый этаж скромного дома. Она говорила по-чешски, этот язык Фрейд усвоил "к трем годам" достаточно, чтобы понять и запомнить "без труда небольшой куплет из детской песенки на чешском языке", услышанной во время приезда во Фрейберг в возрасте семнадцати лет, как пишет он в книге "Толкование сновидений".

Знал ли он идиш — ведь дома говорили по-немецки? Как отмечал Макс Кон, его родители были уроженцами Галиции — "области широкого распространения идиша". "Переехав из Галиции в Австрию, — продолжает Кон, — они наверняка отказались от использования идиша, перейдя на немецкий, с которым тот имеет много общего в фонетике. Однако они не забыли его полностью, им не только временами приходилось говорить на идише, но он еще продолжал звучать для них в немецкой речи". В еврейской среде, окружавшей родителей, маленький Фрейд часто слышал разговоры на идише, да и сами

39

СЧАСТЛИВЫЙ РЕБЕНОК ИЗ ФРЕЙБЕРГА

родители пересыпали немецкую речь яркими, выразительными, живыми и колоритными выражениями на идише, которые Фрейд навсегда запомнил.

Немецкий, чешский, древнееврейский, идиш и даже латынь — все эти первые языки, приходящие и уходящие, подобные звуку ткацкого челнока, звучали в ушах маленького Фрейда и "ткали" каждый свое полотно картин, несли свою специфическую культурную, эмоциональную и логическую нагрузку, подготавливая и утончая слух, который станет впоследствии превосходным психоаналитическим чувством и сможет превратиться, развившись еще более, в "музыкальный слух к познанию", по выражению Анри Мишо. Лучше всего, по нашему мнению, эту первую очарованность словами маленького Фрейда охарактеризовал своей точной и остроумной фразой Жак Лакан: "Кто знает те волшебные слова, ставшие зерном, из которого возникла в его душе страна Каббалы"?!

Феи языка, склонившиеся над колыбелью Фрейда, сменили ли они фею "биологическую"? Фрейд родился с обильными волосами на голове, его рождение сопровождалось отделением материнских вод, что, как полагают, предвещает счастливую, необычную судьбу. На матовый цвет лица и темную шевелюру он обращает внимание в "Толковании сновидений": "Я родился с таким количеством спутанных черных волос, что показался моей молодой матери похожим на маленького мавра" (в другом переводе "на маленького негритенка"). Что же, это было рождение семитского героя нашего времени? "Молодая мать", Амалия Фрейд, во всяком случае, не нуждалась в предсказаниях старой гадалки, чтобы утвердиться в том, что ее Сигизмунд станет великим человеком. "Любящая мать", одаренная "жизнерадостным характером", а вот еще несколько положительных черт, отмеченных Джонсом: "Миловидная и стройная в молодости, она сохранила до конца своих дней веселость, живость и тонкий ум". Она кормила своего маленького

К оглавлению

40

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ

любимца грудью, называла и будет называть всю жизнь "mein goldener Sigi" — "Сиги, мое сокровище". Она долго, очень долго, поскольку дожила до девяносто пяти лет, будет верным и скромным источником нежности, к которому Фрейд, после сражений с невзгодами, будет обращаться, чтобы вновь обрести силу для борьбы с опасностями и свой стиль "конкистадора". Самое главное, что привнесла мать в его жизнь, он отмечает в работе "Воспоминания детства в "Поэзии и Правде" Гете: "Когда бесспорно являешься любимым ребенком своей матери, на всю жизнь сохраняешь победное чувство и уверенность в успехе, которые в большинстве случаев действительно влекут его за собой". Однако имя Сигизмунд, данное ему при рождении и сокращенное матерью до "Сиги", не нравится Фрейду, и он в 1877-1878 годах остановит свой выбор на имени Зигмунд. Им, как было сказано выше, отец назвал его в своей записи на странице семейной библии.

Итак, "достаточно добрые" отец и мать служили опорой молодому Фрейду в развитии эмоциональности и воображения. Однако в сложной и изменчивой структуре большой семьи многие исследователи с некоторой поспешностью усматривают истоки идеи эдиповой "семейственности" Фрейда. Якоб Фрейд родился в 1815 году в Тисменице, в Галиции (ныне Тисменика). Ему было всего семнадцать лет, когда он женился на Салли Каннер, родившей двух сыновей — Эмануэля (18341915) и Филиппа (1838-1912). После смерти Салли, вероятно, около 1852 года, Якоб женился на Ревекке, о которой известно очень мало и которую Джонс даже не упоминает в своей объемистой биографии. Она жила с Якобом во фрейберге, и след ее совершенно теряется после 1854 года. Мы осмелимся сохранить за ней несколько печальное и таинственное место в семье Фрейдов, вспомнив фразу из еврейской теории, которую сам Фрейд цитирует в письме Флиессу от 21 сентября 1897 года: "Ревекка, сними свое платье, ты больше не

СЧАСТЛИВЫЙ РЕБЕНОК ИЗ ФРЕЙБЕРГА

41

невеста!". В 1855 году Якоб женился в третий раз, на Амалии Натансон, уроженке г.Броди в Галиции, которая была на двадцать лет моложе своего мужа. После старшего, Зигмунда, она родила еще пять девочек — Анну, Розу, Марию, Адольфину и Паулу, и двух мальчиков — Юлиуса, умершего в возрасте восьми месяцев, и самого младшего — Александра, бывшего намного моложе Зигмунда. У Эмануэля, сына Якоба от первого брака, в 1855 году родился сын Джон, так что Зигмунд оказался только на год старше своего племянника, который стал ему верным товарищем по играм. С Джоном его связывали тесные и сложные взаимоотношения. Смерть Юлиуса, наступившая, когда Зигмунду было полтора года, по-видимому, стала для Фрейда значительным событием, послужив позднее источником формирования его идей о братской ревности, желании убийства и первичного чувства вины.

Сводные братья Зигмунда, Эмануэль и Филипп, жили по соседству с отцом Якобом, занимавшим со своей семьей большую комнату в доме слесаря-жестянщика Зажика. Кроме племянника Джона, Зигмунд общался с другими детьми, мальчиками и девочками, Зажиками и Флюссами, дружба с которыми сохранится надолго; вероятно, здесь не обходилось без исследования сексуальных вопросов. Семья Якоба Фрейда выглядит не замкнутой на себя, а скорее открытой "большой семьей" с многочисленными ответвлениями, где сочетание поколений приводит к открытости, разнообразию, появлению фантазии. На нас, в отличие от других исследователей, это обстоятельство производит приятное впечатление, позволяющее к тому же понять "гибкость", непринужденность и искренность, с которыми Фрейд выявляет и распутывает сложные семейные связи.

Представим себе "счастливого ребенка из Фрейберга", спускающегося в слесарную мастерскую на первом этаже — источник непреодолимого влечения, где можно было трогать и разбирать разнообразные детали и всякий

42

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ

металлический хлам, превращая их в непрочные фантастические "конструкции". Кто знает, сколько таинственных ключей прошли через руки маленького Фрейда, разбудив в нем страсть к открыванию других замков, разоблачению других тайн?

ПРИМЕРНЫЙ УЧЕНИК: МЕЖДУ БИБЛИЕЙ ФИЛИППСОНА И " ЭДИПОМ " СОФОКЛА (1859-1873)

Но вот в печальный час пришлось покинуть фрейберг. Торговля шерстью, которой занимался Якоб и которая давала средства к существованию всей семье, пришла в упадок. Ситуация была настолько бедственной, что он решил попытать счастья на стороне. В октябре 1859 года семья Фрейдов уезжает в Лейпциг, но после нескольких месяцев бесплодных -поисков дохода, перебирается в Вену, где обустраивается окончательно.

Для Зигмунда, которому исполнилось три с половиной года, переезд резко нарушил счастливое течение раннего детства, оставив в душе свои следы: видимо, отсюда берут начало боязнь поездов и доходящая порой до отвращения враждебность к Вене, городу, плохо встретившему его. С переездом из Фрейберга в Вену через Лейпциг у Фрейда связано сильное эротическое переживание, которое он описывает в письме к Флиессу от 3 октября 1897 года: "(между двумя и двумя с половиной годами) мое либидо пробудилось и повернулось к матери (matrem) благодаря путешествию из Лейпцига в Вену, которое я совершал вместе с ней и во время которого я, уложенный спать в ее комнате, несомненно мог видеть ее обнаженной". Ошибка, сделанная здесь

ПРИМЕРНЫЙ УЧЕНИК

43

Фрейдом, уменьшившим на год свой действительный возраст, побуждает нас придать этому воспоминанию особое значение. В два — два с половиной года маленький Зигмунд еще находился во Фрейберге и его либидо уже было обращено к матери, которую он должен был неоднократно видеть обнаженной и за интимными занятиями в единственной комнате, где жила вся семья. Возможно, во время путешествия он вновь увидел мать "обнаженной", но возникшее при этом чувство, на что указывает его ошибка, появилось значительно раньше. Оно лишь было возрождено и оживлено, вызвало сцену скопофилии, побудив Фрейда эротизировать путешествие, привело в действие эмоциональные ресурсы либидо, помогающие побороть тягостную ситуацию расставания и движения к неизвестному. Результаты этого универсального процесса обычно благоприятны: даже самому Фрейду, который столько говорил о "страхе путешествий", последний не мешал совершать их во множестве и виртуозно наслаждаться ими.