- Дым на горизонте! - донеслось с палубы через открытый люк трапа.
- Направление? - крикнул в ответ Волк Ларсен.
- Прямо за кормой, сэр.
- Не русские ли? - высказал предположение Лэтимер.
При этих словах лица охотников помрачнели. Русский роход мог быть только крейсером, и хотя охотники имели лишь смутное представление о ко- ординатах шхуны, но они все же знали, что находятся вблизи границ зап- ретных вод, а браконьерские подвиги Волка Ларсена были общеизвестны. Все глаза устремились на него.
- Вздор! - со смехом отозвался он. - На этот раз, Смок, вы еще не по- падете на соляные копи. Но вот что я вам скажу: ставлю пять против одно- го, что это "Македония".
Никто не принял его пари, и он продолжал:
- А если это "Македония", так держу десять против одного, что не ми- новать нам стычки.
- Нет уж, покорно благодарю, - проворчал Лэтимер. - Можно, конечно, и рискнуть, когда есть какойнибь шанс. Но разве у вас с вашим братцем дело хоть раз обошлось без стычки? Ставлю двадцать против одного, что и теперь будет то же.
Все засмеялисьв том числе и сам Ларсен, и обед прошел сравнительно гладко - главным образом благодаря моему долготерпению, так как капитан взялся после этого изводить меня, то вышучивая, то принимая покрови- тельственный тон, и довел дело до того, что меня уже трясло от бешенства и я еле сдерживался. Но я знал, что должен держать себя в руках ради Мод Брустер, и был вознагражден, когда глаза ее на миг встретились с моими и сказали мне яснее слов: "епитесь, крепитесь!"
Встав из-за стола, мы поднялись на палубу. Встреча с пароходом сулила какое-то разнообразие в монотонном морском плавании, а предположение, что это Смерть Ларсен на своей "Македонии", особенно взволновало всех. Свежий ветер, поднявший накануне сильную волну, уже с утра начал сти- хать, и теперь можно было спускать лодки; охота обещала быть удачной. С рассветмы шли по совершенно пустынному морю, а сейчас перед нами было больш стадо котиков.
Дымок парохода по-прежнему виднелся вдали за кормой и, пока мы спус- кали лодки, стал заметно приближаться к нам. Наши шлюпки рассеялись по океану и взяли курс на север. Время от времени на какой-нибудь из них спускали парус, после чего оттуда доносились звуки выстрелов, а затем парус взвивался снова. Котики шли густо, ветер совсем стих, все благоп- риятствовало охоте. Выйдя на подветренную сторону от крайней шлюпки, мы обнаружили, что море здесь буквало усеяно телами спящих котиков. Я ни- когда еще не видел ничего подобного: котики окружали нас со всех сторон и, растянувшись на воде по двоепо трое или небольшими группами, мирно спали, как ленивые щенки.
Дым все приближался, и уже начали вырисовываться корпус парохода и его палубные надстройки. Это была "Македония". Я прочел название судна в бинль, когда оно проходило справа, всего в какой-нибудь миле от нас. Вк Ларсен бросил злобный взгляд в его сторону, а Мод Брустер с любо- пытством посмотрела на капитана.
- Где же стычка, которую вы предрекали, капитан Ларсен? - весело спросила она.
Он взглянул на нее с усмешкой, и лицо его на миг смягчилось.
- А вы чего ждали? Что они возьмут нас на абордаж и перережут нам глотки?
- Да, чего-нибудь в этом роде, - призналась она. - Я ведь так мало знаю нравы морских охотников, что готова ожидать чего угодно.
Он кивнул.
- Правильно, правильно! Ваша ошибка лишь в том, что вы могли ожидать чего-нибудь и похуже.
- Как? Что же еще может быть хуже, чем если нам перережут глотки? - наивно удивилась она.
- Хуже, если у нас взрежут кошелек, - ответил он. - В наше время че- ловек устроен так, что его жизнеспособность определяется содержанием его кошелька.
- "Горсть мусора получит тот, кто кошелек мой украдет", - оцитиро- вала она.
- Но кто крадет мой кошелек, крадет мое право на жизнь, - последовал ответ. - Старая поговорка наизнанку... Ведь он крат мой хлеб, и мой кусок мяса, и мою постель и тем самым ставит подгрозу и мою жизнь. Вы же знаете, что того супа и хлеба, которые бесатно раздают беднякам, хватает далеко не на всех голодных, и, когда у человека пуст кошелек, ему ничего не остается, как умереть собачьей смертью... если он не из- ловчится тем или иным способом быстро свой кошелек пополнить.
Но я не вижу, чтобы этот пароход покушался на ваш кошелек.
- Подожте, еще увидите, - мрачно промолвил он.
Ждать нам пришлось недолго. Пройдя на несколько миль вперед за наши шлюпки, "Македония" спустила ои. Мы знали, что на ней четырнадцать шлюпок, а у нас было толькоять, после того как на одной удрал Уэйн- райт. "Македония" сначала спустила несколько шлюпок с подветренной сто- роны и довольно далеко от нашей крайней шлюпки, потом стала спускать их поперек нашего курса и последнюю спустила далеко с наветренной стороны от нашей ближайшей шлюпки. Маневр "Македонии" испортил нам охоту. Позади нас котиков не было, а впереди бороздили море четырнадцать чужих шлюпок и, словно огромная метла, сметали перед собою стадо.
Закончив отстрел зверя на узкой полосе в три-четыре мили, - это было все, что оставила нам для охоты "Македония", - наши шлюпки вынуждены бы- ли вернуться на шхуну. Ветер улегся, еле заметное дуновение проносилось над притихшим океаном. Такая погода при встрече с огромным стадом коти- ков могла бы обеспечить отличную охоту. Даже в удачный сезон таких дней выпадает немного, и все наши матросы - и гребцы и рулевые, не говоря уже об охотниках, - поднимаясь на борт, кипели злобой. Каждый чувствовал се- бя ограбленнымПока втаскивали шлюпки, проклятия так и сыпались на го- лову Смерти Ларсена, и если бы крепкие слова могли убивать, он, верно, был бы обреч на погибель.
- Провалиться бы ему в преисподнюю на веки вечные! - проворчал Луис, бросая мне многозначительный взгляд и присаживаясь отдохнуть, после того как он принайтовил свою шлюпку.
- Вот прислушайтесь-ка к их словам и скажите, что еще могло бы так их взволновать, - заговорил Волк Ларсен. - Вера? Любовь? Выкие идеалы? Добро? Красота? Истина?
- В них оскорблено врожденное чувство справедливости, - заметила Мод Брустер.
Она стояла шагах в десяти от нас, придерживаясь одной рукой за грот-ванты и чуть покачиваясь в такт легкой качке шхуны. Она сказала это негромко, но я вздрогнул - голос ее прозвенел, как чистый колокольчик. Как он ласкал мой слух! Я едва осмелился взглянуть ннее, боясь выдать себя. Светло-каштановые волосы ее, выбиваясь из-под морской фуражки, зо- лотились на солнце и словно ореолом окружали нежныовал лица. Она была очаровательна и полна соблазна, и вместе с тем необычайная одухотворен- ность ее облика придавала ей что-то неземное! Все мое прежнее восторжен- ное преклонение перед жизнью воскресло во мне перед столь дивным ее воп- лощением, и холодные рассуждения Волка Ларсена о смысле жизни показались нелепыми и смешными.
- Вы сентиментальны, какистер Ван-Вейден, - язвительно произнес Ларсен. - Почему эти люди чертыхаются? Да потому, что кто-то помешал ис- полнению их желаний. А каковы их желания? Пожрать повкусней да пова- ляться на мкой постели, сойдя на берег, после того как им выплатят кругленькую сумму. Женщины и вино, животный разгул - вот и все их жела- ния, все, чем полны их души, - их высшие стремления, их идеалы, если хо- тите. То,ак они проявляют свои чувства, зрелище малопривлекательное, зато сейчас очень ясно видно, что они задеты за живое. Растревожить их душу можно сильнее всего, если залезть к ним в карман.
- Однако по вашему поведению не видно, чтобы к вам залезли в карман, - сказала она смеясь.
- Видимо, я просто веду себя иначе, а мне тоже залезли в карман и, следовательно, растревожили и мою душу. Если подсчитать примерно, сколько шкур украла у нас сегодня "Македония", то, учитывая последние цены на котиковые шкуры на лондонском рынке, "Призрак" порял тысячи полторы долларов, никак не меньше.
- Вы говорите об этом так спокойно... - начала она.
- Но я всем не спокоен, - перебил он. - Я мог бы убить того, кто меня ограбил. Да, да, я знаю - он мой брат! Вздор! Сантименты!
Внезапно выражение его лица изменилось, и он проговил менее резко и с ноткой искренности в голосе:
- Вы, люди сентиментальные, должны быть счастливы, поистине счастли- вы, мечтая о чем-то своем и находя в жизни что-то хорошее. Найдете что-нибудь хорошее и, глядишь, сами себчувствуете хорошими. А вот ска- жите-ка мне, вы оба, есть что-нибудь хорошее во мне?
- Внешне вы, по-своему, совсем неплохи, - определил я.
- В вас заложено все, чты творить добро, - отвечала Мод Брустер.
- Так я и знал! - сердито воскликнул он. - Ваши слова для меня пустой звук. В том, как вы выразили свою мысль, нет ничего ясного, четкого, оп- ределенного. Ее нельзя взять в руки и рассмотреть. Собственно говоря, это даже не мысль. Это впечатление, сантимент, выросший из иллюзии, но вовсе не плод разума.
Понемногу его голос смягчился, и в нем снова прозвучала искренняя нотка.
- Видите ли, я тоже порой ловлю себя на желании быть слепым к фактам жизни и жить иллюзиями и вымыслами. Они лживы, насквозь лживы, они про- тиворечат здравому смыслу. И, несмотря на это, мой разум подсказывает мне, что высшее наслаждение в том и состоит, чтобы мечтать и жить иллю- зиями, хоть они и лживы. А ведь в конце-то концов наслаждение - инственная наша награда в жизни. Не будь наслаждения - не стоило бы и жить. Взять на себя труд жить и ничего от жизни не получать - да это же хуже, чем быть трупом. Кто больше наслаждается, тот и живет полнее, а вас все ваши вымыслы и фантазии огорчают меньше, а тешат больше, чем ме- ня - мои факты.
Он медленно, задумчиво покачал головой.
- Часто, очень часто я сомневаюсь в ценности человеческого разума. Мечты, вероятно, дают нам больше, чем разум, приносят больше удовлетво- рения. Эмоциональное наслаждение полнее и длительнее интеллектуального, не говоря уж о том, что за мгновения интеллектуальной радости потом расплачиваешься черной меланхолией. А эмоциональное удовлетворение вле- чет за собой ль легкое притупление чувств, которое скоро проходит. Я завидую вам, завидую вам!