После завтрака меня ожидало новое и также довольно незавидное приклю- чение. Покончив с мытьем посуды, я выгреб из печки в кают-компании золу и вынес ее на палубу, чтобы выбросить зборт. Волк Ларсен и Гендерсон оживленно беседовали у штурвала. На руле стоял матрос Джонсон. Когда я двинулся к наветренному борту, он мотнул головой, и я принял это за ут- реннее приветствие. А он пытался предостеречь меня, чтобы я не выбрасы- вал золу против тра. Ничего не подозревая, я прошел мимо Волка Ларсена и охотника и высыпал золу за борт. Ветер подхватил ее, и не только я сам, но и капитан с Гендерсоном оказались осыпанными золой. В тот же миг Ларсен удар меня ногой, как щенка. Я никогда не представлял себе, что пинок ногой может быть так ужасен. Я отлетел назад и, шатаясь, присло- нился к рке, едва не лишившись сознания от боли. Все поплыло у меня перед гзами, к горлу подступила тошнота. Я сделал над собой усилие и подполз к борту. Но Волк Ларсен уже забыл про меня.
Стряхнув с платья золу, он возобновил разговор с Гендерсоном. Иоган- сен, наблюдавший все это ста, послал двух матросов прибрать палубу.
Несколько позже в то же ро я столкнулся с неожиданностью совсем другого свойства. Следуя азаниям кока, я отправился в капитанскую каю- ту, чтобы прибрать ее и застелить койку. На стене, у изголовья койки, висела полка с книгами. С изумлением прочел я на корешках имена Шекспи- ра, Теннисона, Эдгара По и Де-Куинси. Были там и научные сочинениясре- ди которых я заметил труды Тиндаля, Проктора и Дарвина, а также иги по астрономии и физике. Кроме того, я увидел "Мифический век" Булфинча, "Историю английской и американской литературы" Шоу, "Естественю исто- рию" Джонсона в двух больших томах и несколько грамматик - Меткалфа, Ги- да и Келлога. Я не мог не улыбнуться, когда на глаза мне попался экземп- ляр "Английского языка для проповедников".
Наличие этих книг никак не вязалось с обликом их владельца, и я не мог не усомниться в том, что он способен читать их. Но, застила койку, я обнаружил под одеялом томик Браунинга в кембриджском издани- очевид- но, Ларсен читал его перед сном. Он был открыт на стихотворении "На бал- коне", и я заметил, что некоторые места подчеркнуты караншом. Шхуну качнуло, я выронил книгу, из нее выпал листок бумаги, испещренный гео- метрическими фигурами и какими-тоыкладками.
Значит, этот ужасный человек совсем не такой уж неуч, как можно было предположить, наблюдая его звериные выходки. И он сразу стал для меня загадкой. Обе стороны его натуры в отдельности были вполне понятны, но их сочетание казалось непостижимым. Я уже успел заметить, что Ларсен го- ворит превосходным языком, в котором лишь изредка проскальзывают не сов- сем правильные обороты. Если в разговоре с матросами и охотниками он и позволял себе жаргонные выражения, то в тех редких случаях, когда он об- ращался ко мне, его речь была точна и правильна.
Узнав его теперь случайно с другой стороны, я несколько осмелел и ре- шился сказать ему, что у меня пропали деньги.
- Меня обокрали, - обратился я к нему, увидав, что он в одиночестве расхаживает по палубе.
- Сэр, - поправил он меня не грубо, но внушительно.
- Меня обокрали, сэр, - повтил я.
- Как это случилось? - спросил он.
Я рассказал ему, что оавил свое платье сушиться в камбузе, а потом кок чуть не избил меня, когда я заикнулся ему о пропаже.
Волк Ларсен выслушал меня и усмехнул.
- Кок поживился, - решил он. - Но не кажется ли вам, что ваша жалкая жизнь стоит все же этих денег? Кроме того, это для вас урок. Научитесь в конце концов сами заботиться о своих деньгах. До сих пор, вероятно, это делал за вас ваш поверенный или управляющий.
Я почувствовал насмешку в его словах, но все же спросил:
- Как мне получить ихазад?
- Это ваше дело. Здесь у вас нет ни поверенного, ни управляюго, ос- тается полагаться только на самого себя. Если вам перепадет доллар, дер- жите его крепче. Тот, у кого деньги валяются где попало, заслуживает, чтобы его обокрали. К то же вы еще и согрешили. Вы не имеете права ис- кушать ближних. А вы слазнили кока, и он пал. Вы подвергли опасности его бессмертную душу. Кстати, верите ли вы в бессмертие души?
При этом вопросе веки его лениво приподнялись, и мне показалось, что отдернулась какая-то завеса, и я на мгновение заглянул в его душу. Но это была иллюзия. Я уверен, чтни одному человеку не удавалось проник- нуть взглядом в душу Волка Ларсена. Это была онокая душа, как мне до- велось впоследствии убедиться. Волк Ларсен ногда не снимал маски, хотя порой любил играть в откровенность.
- Я читаю бессмертие в ваших глазах, - отвечал я и для опыта пропус- тил "сэр"; известная интимность нашего разговора, казалось мне, допуска- ла это.
Ларсен действительно не придал этому значения.
Вы, я полагаю, хотите сказать, что видите в них нечто живое. Но это живое не будет жить вечно.
- Я читаю в них значительно больше, - смело одолжал я.
- Ну да - сознание. Сознание, постижение жизни. Но не больше, не бес- конечность жизни.
Он мыслил ясно и хорошо выражасвои мысли. Не без любопытства огля- дев меня, он отвернулся и устремил взор на свинцовое море. Глаза его по- темнели, и у рта обозначились резкие, суровые линии. Он явно был мрачно настроен.
- А какой в этом смысл? - отрывисто спросил он, снова повернувшись ко мне. - Если я наделен бессмертием, то зачем?
Я молчал. Как мог я объяснить этому человеку свой идеализм? Как пере- дать словами что-то неопределенное, похожее на музыку, которую слышишь во сне? Нечто вполне убедительное для меня, но не поддающееся определе- нию.
- Во что же вы тогда верите? - в свою очередь, спросил я.
- Я верю, что жизнь - нелепая суета, - быстро ответил он. - Она похо- жа на закваску, которая бродит миты, часы, годы или столетия, но рано или поздно перестает бродить. Большие пожирают малых, чтобы поддержать свое брожение. Сильные пожирают слабых, чтобы сохранить свою силу. Кому везет, тот ест больше и бродит дольше других, - вот и все! Вон поглядите - что вы скажете об этом?
Нетееливым жестом он показал на группу матросов, которые возились с тросами посреди палубы.
- Они копошатся, движутся, но ведь и медузы движут. Движутся для того, чтобы есть, и едят для того, чтобы продолжать игаться. Вот и вся штука! Они живут для своего брюха, а брюхо поддержает в них жизнь. Это замкнутый круг; двигаясь по нему, никуда не придь. Так с ними и проис- ходит. Рано или поздно движение прекращается. Они больше не копошатся. Они мертвы.
- У них есть мечты, - прервал я, - сверкающие, лучезарные мечты о...
- О жратве, - решительно прервалн меня.
- Нет, и еще...
- И еще о жратве. О большой удаче - какы побольше и послаще пож- рать. - Голос его звучал резко. В нем неыло и тени шутки. - Будьте уверены, они мечтают об удачных плаванх, которые дадут им больше де- нег; о том, чтобы стать капитанами кораблей или найти клад, - короче го- воря, о том, чтобы устроиться получше и иметь возможность высасывать со- ки из своих ближних, о том, чтобы самим всю ночь спать под крышей и хо- рошо питаться, а всю грязную работу переложить на других. И мы с вами такие же. Разницы нет никакой, если не считать того, что мы едим больше и лучше. Сейчас я пожираю их и вас тоже. Но в прошлом вы ели больше мое- го. Вы спали в мягких постелях, носи хорошую одежду и ели вкусные блю- да. А кто сделал эти постели, и эту одежду, и эти блюда? Не вы. Вы ни- когда ничего не делали в поте лица своего. Вы живете с доходов, остав- ленных вам отцом. Вы, как птица фрегат, бросаетесь с высоты на бакланов и похищаете у них пойманную ими рыбешкуВы "одно целое с кучкой людей, создавших то, что они называют госудатвом", и властвующих над всеми остальными людьми и пожирающих пищукоторую те добывают и сами не прочь были бы съесть. Вы носите теплую ежду, а те, кто сделал эту одежду, дрожат от холода в лохмотьях и еще должны вымаливать у вас работу - у вас или у вашего поверенного или управляющего, - словом, у тех, кто рас- поряжается вашими деньгами.
- Но это совсем другой вопрос! - воскликнул я.
- Вовсе нет! - Капитан говорил быстро, и глаза его сверкали. - Это свинство, и это... жизнь. Какой же смысл в бессмертии свинства? К чему все это ведет? Зачем все это нужно? Вы не создаете пищи, а между тем пи- ща, съеденная или выброшеня вами, могла бы спасти жизнь десяткам нес- частных, которые эту пищу создают, но не едят. Какого бессмертия заслу- жили вы? Или они? Возьмите нас с вами. Чего стоит ваше хваленое бессмер- тие, когда ваша жизнь столкнулась с моей? Вам хочется назад, на сушу, так как там раздолье для привычного вам свинства. По своему капризу я держу вас на этой шхуне, где прветает мое свинство. И буду держать. Я или сломаю вас, или переделаю. Вы можете умереть здесь сегодня, через неделю, через месяц. Я мог бы одним ударом кулака убить вас, - ведь вы жалкий червяк. Но если мы бессмертны, то какой во всем этом смысл? Вести себя всю жизнь по-свински, камы с вами, - неужели это к лицу бессмерт- ным? Так для чего же это все? Почему я держу вас тут?
- Потому, что вы сильнее, - выпалил я.
- Но почему я сильнее? - не унимался он. - Потому что во мне больше этой закваски, чем в вас. Неужели вы не понимаете? Неужели не понимаете?
- Но жить так - это же безнадежность! - воскликнул я.
- Согласен с вами, - ответил он. - И зачем оно нужно вообще, это бро- жение, которое и есть сущность жизни? Не двигаться, не быть частицей жизненной закваски, - тогда не будет и безнадежности. Но в этомто все и дело: мы хотим жить и двигаться, несмотря на всю бессмысленность этого, хотим, пому что это заложено в нас природой, - стремление жить и дви- гаться,родить. Без этого жизнь остановилась бы. Вот эта жизнь внутри вас иаставляет вас мечтать о бессмертии. Жизнь внутри вас стремится быть вечно. Эх! Вечность свинства! Он круто повернулся на каблуках и пошел на корму, но, не дойдя края юта, остановился и подозвал меня.
- Кстати, на какую сумму оистил вас кок? - спросил он.
- На сто восемьдесят пять долларов, сэр, - отвечал я.