- "Да", - объявила Мод.
Мы вопросительно посмотрели друг на друга.
- Какая от этогпольза? - пробормотал я. - Что мы можем сказать ему?
- О, спроситего...
Она остановилась в нерешительности.
- Спросите его о чем-нибудь, на что он должен ответить "нет", - подс- казал я. - Тогда мы будем знать наверняка.
- Вы хотите есть? - крикнула она. Губы шевельнулись, и Мод объявила:
- "Да".
- Хотите мяса? - сосила она затем.
- "Нет", - прочла она по его губам.
- А бульон
- Да, он хочет бульона, - тихо сказала она, подняв на меня глаза - Пока у него сохраняется слух, мы можем общаться с ним. А потом...
Она посмотрела на меня каким-то странным взглядом. Губы у нее задро- жали, и на глазах навернулись слезы. Она вуг покачнулась, и я едва ус- пел подхватить ее.
- О Хэмфри! - воскликнула она. - Когда все это кончится? Я так изму- чена, так измучена!
Она уткнулась лицом мне в плечо, рыдания сотрясали ее тело. Она была как перышко в моих объятиях, такая тоненькая, хрупкая. "Нервы не выдер- жали, - помал я. - А что я буду делать без ее помощи?"
Но я успокаивал и ободрял ее, пока она мужественным усилием воли не взяла себя в руки; крепость ее духа была под стать ее физической вынос- ливости.
- Как мне только не совестно! - сказала она. И через минуту добавила с лукавой улыбкой, которую я так обожал: - Но я ведь всего-навсего ма- лышка!
Услыв это слово, я вздрогнул, как от электрического тока. Ведь это было дорогое мне, заветное слово, которым выражал я втайне мою неж- ность и любовь к ней.
- Почему вы назвали себя так? - взволнованно вырвалось у меня. Она взглянула на меня с удивлением.
- Как "так"? - спросила она.
- "Малышка".
- А вы не называли меня так?
- Да, - ответил я. - Называл про себя. Это мое собственное словечко.
- Значит, вы разговаривали во сне, - улыбнулась она.
И снова я уловил в ее глазах этот теплый, трепетный огонек. О, знаю, что мои глаза говорили в эту минуту красноречивее всяких слов. Меня неу- держимо влекло ней. Помимо воли я склонился к ней, как дерево под вет- ром. Как близ были мы в эту минуту! Но она тряхнула головой, словно отгоняя как-то мысль или грезу, и сказала:
- Я помню это слово с тех пор, как помню себя. Так мой отец называл мою маму.
- Все равно оно мое, - упрямо повторил я.
- Вы, может быть, тоже называли так свою маму?
- Нет, - сказал я; и больше она не задавала вопросов, но я готов был поклясться, что в ее глазах, когда она смотрела на меня, вспыхивали нас- мешливые и задорные искорки.
После того как фок-мачта стала на свое место, работа наша быстро пош- ла на лад. Я сам удивился тому, как легко и просто удалось нам устано- вить грот-мачту в степс. Мы сделали это при пощи подъемной стрелы, ук- репленной на фок-мачте. Еще через несколько дней все штаги и ванты были на месте и обтянуты. Для команды из двух человек топселя представляют только лишнюю обузу и даже опасность, и поэтому я уложил стеньги на па- лубу и крепко принайтовил их.
Еще два дня провозились мы с парусами. Их было всего три: кливер, фок и грот. Залатанные, укороченные, неправильной фмы, они казались урод- ливым убранством на такой стройной шхуне, как "Призрак".
- Но они будут служить! - радостно воскликнула Мод.
- Мы заставим их служитнам и доверим им свою жизнь!
Прямо скажу: из всех новых профессий, которыми я понемногу овладевал, меньше всего удалось мне блеснуть в ролиарусника. Управлять парусами, казалось, было мне куда легче, нежели сшивать их, - во всяком случае, я не сомневался, что сумею привести шхуну в какой-нибудь из северных пор- тов Японии. Я уже давно начал изучать кораблевождение с помощью учебни- ков, которые отыскались на шхуне, а кроме того, в моем распоряжении был звездный планшет Волка Ларсена, - а ведь, по его словам, им мог пользо- ватьсдаже ребенок.
Что касается самого изобретателя планшета, то состояние его всю эту неделю оставалось почти без перемен, только глухота усилилась да еще слабее стали движения губ. Но в тот день, когда мачты "Призрака" оделись в паруса, Ларсен последний раз уловил кой-то звук извне и в последний раз пошевелил губами. Я спросил его: "Вы еще здесь?" - и губы его отве- тили: "Да".
Порвалась последняя нить. Его плоть стала для него могилой, ибо в этом полумертвом теле всеще обитала душа. Да, этот свирепый дух, кото- рый мы успели так хорошо узнать, продолжал гореть среди окружающего его безмолвия и мрака. Его плоть уже не принадлежала ему - он не мог ее ощу- щать. Его телесная обочка уже не существовала для него, как не сущест- вовал для него и внешний мир. Он сознавал теперь лишь себя и бездонную глубину покоя и мрака.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Настал день отплытия. Больше ничто не задерживало нас на Острове Уси- лий. Куцые мачты "Призрака" стояли на местах, неся на себе уродливые па- руса. Все, что выходило из моих рук, не отличалось красотой, но держа- лось крепко. Я знал, что эти мачты и паруса еще послужат нам, и погляды- вал на них с безотчетным сознанием своей силы.
"Я сам сделал это! Сам! Своими руками!" - хотелось крикнуть мне.
Не раз уже случалось, что Мод высказывала вслух мои мысли или я уга- дывал, о чем думает она; на этот раз, когда мы готовились поднять грот, она сказала:
- Подумать только, Хэмфри, что все это сделали вы, своими руками!
- Здесь, мне кажется, потрудилась еще пара рук, - ответил я. - Две крошечные ручки. Только не говорите, пожалуйста, что это выражение ваше- го отца!
Она рассмеялась, покачала головой и принялась разглядывать свои руки.
- Мне ни за что не отмыть их теперь, - жалобно проговорила она. - И кожа так обветрилась и загрубела - уже, должно - быть, навеки.
- В таком случае эта обветренная кожа и въевшаяся во все поры грязь всегда будут делать вам честь, - сказал я, взяв ее руки в свои. Я, вер- , не удержался бы и, несмотря на все мои торжественные решения, расце- ловал эти дорогие руки, если бы она поспешно не отняла их.
Наши товарищеские отношения теперь все чаще находились под угрозой. Я долго успешно смирял свою любовь, но она начинала брать надо мной верх. Она сломила мою волю и своенравно подчинила себе мои глаза и от- части мой язык и даже губы, ибо в эту самую минуту мне неудержимо хоте- лось расцеловать эти маленькие ручки, которые трудись вместе со мной так преданно и упорно. Я терял голову. Все мое существо рвалось к Мод, и все во мне громко кричало о моей любви. Любовь налетела, подобно рага- ну, и я уже не в силах был ей противиться. И Мод видела это. Она не мог- ла не видеть этого, потому так поспешно и выдернула она свои руки из мо- их. И все же что-то заставило ее - прежде чем она отвела глаза - бросить на меня быстрый, пытливый взгляд...
При помощи хват-талей я ял гардель и дирик-фал на брашпиль и теперь мог одновременно поднять редний и задний углы грота. Парус полз вверх довольно неуклюже, но быстро, а вскоре и фок расправился и затрепетал на ветру.
- В такой маленькой бухточке мы ни за что не успеем поднять якорь, - сказал я. - Преж чем нам это удастся, шхуну разобьет о скалы.
- Что же делать? - спросила Мод.
- Вытравить цепь совсем, - отвечал я. - Пока я буду травить, вам при- дется стать к брашпилю. А как только я покончу с якорем, так побегу к штурвалу, а вы подните кливер.
Десятки раз я изучал и подробно разрабатывал этот манр снятия с якоря. Я знал, что при помощи брашпиля Мод сумеет поднять кливер - самый неоодимый сейчас парус. Свежий ветер задувал в бухту, и, хотя волнение еще не поднялось, нужно было действовать быстро, чтобы благополучно вы- вести шхуну в море.
Я выбил болт из скобы, и якорная цепь загрохотала в клюзе, падая в воду. Я бросился на ют и положил руль под ветер. Парусзатрепетали, на- полнились ветром, шхуна накренилась и ожила. Кливер пополз вверх. Когда и он забрал ветер, нос "Призрака" стало сносить, и мне пришлось еще по- ложить руля, чтобы удержаться на курсе.
Я придумал особый автоматический кливер-шкот, который сам переносил кливер, когда это требовалось, так что Мод не надо было заботиться об этом. Но я уже положил руль круто на ветер, прежде чем Мод закончила поднимать кливер. Момент был напряженный: шхуну несло прямо к берегу, который находился от нас на расстоянии броска камня. Но, сильно накре- нившись, "Призрак" повернул и послушно привелся к ветру Я услышал столприятное для моего слуха громкое хлопанье и трепетанье парусов и риф-штертов, и шхуна забрала ветер уже на другом галсе.
Мод закончила свое дело и, поднявшись на ют, стала рядом со мной. Ще- ки ее разрумянились от работы, ветер развевал светло-каштановые волосы, выбившиеся изд зюйдвестки, широко раскрытые глаза горели от волнения, а ноздри вздрагивали, жадно вбирая рвавшийся нам навстречу соленый морс- кой ветер. Ее карие глаза были как у испуганной лани. Затаив дыхание, она встревожено и зорко смотрела вперед. Губы ее приотылись. "Призрак" несся прямо на отвесную скалу у выхода из внутренней бухты, но в послед- нюю минуту привелся к ветру и вышел на безопасное мео.
Моя работа старшим помощником во время промыслового плавания пошла мне впрок. Я благополучно обогнул мыс первой бухты и направил хуну вдоль берега второй. Еще один поворот на другой галс, и "Призрак" взял курс в открытоеоре. Мощное дыхание океана овеяло шхуну, и она плавно закачалась наысокой волне. С утра погода была пасмурная и облачная, но тут солнце проглянуло сквозь тучи, как бы в предзнаменование нашего счастливого плавания, и осветило изогнутый дугою берег, где мы воевали с владыками гаремов и били "холостяков". Весь Остров Усилий ярко засиял в лучах солнца. Даже мрачный югозапаый мыс уже не казался таким мрачным; на влажных от прибоя прибрежных скалах играли солнечные блики.
- Я всегда буду испытывать гордость, вспоминая о нем, - сказал я Мод.
Она откинула назад голову, - что-то царвенное было в этом движении.
- Милый, милый Остров Усилий, - сказа она. - Я всегда буду любить его!