Немало окказиональных существительных, образованных по разным моделям: terrivoras, reyecia, hojeria, nonente, nativez, criavirtud, degregacion, duenez, lecturista, bebederia, filoclasta, cazanubes, alzacolas и др.
Наконец, глаголы: comedificar, andantear, enmontanarse, velocear, buitrear и т. п.
He все прозаические и стихотворные произведения X. Марти, в которых есть окказионализмы, переведены на русский язык, но в тех, что переведены, нам не встретилось примеров воссозданных авторских неологизмов. Даже опытная П. Глазова предпочитает «описывать» окказионализм, а не воссоздавать его. Сравним фразу перевода и оригинала, взятую из репортажа Хосе Марти «Нью-Йорк летом».
| «Enviense conversadores de alma sana роr esos barrios bajos; regalenseles periodicos amenos, que no les enojen con platicas sermoniacas de virtudes catecismales, sino que llevan la virtud invisible envuelta en las cosas que al pueblo interesan».* | «Пошлите в бедные кварталы бодрых духом и чистых сердцем проповедников! Создайте для народа занимательные газеты и журналы, где не будет опостылевших ему душеспасительных бесед на темы прописной морали, но где нравственный урок будет преподноситься в ненавязчивой форме и на материале, интересном для народа.. .»** |
*Марти Хосе. Североамериканские сцены. М., 1963. С. 88.
** Marti Jose. Obras Completas. Tomo 10. La Habana, 1963. P. 60.
В оригинале два эпитета (sermomcas, catecismales) — окказиональные слова. Марти, будучи врагом официальной религиозной идеологии и государственного католицизма, не жалел красок для описания коррупции церковников и их тлетворного влияния на массы верующих. Он не определил platicas(беседы, речи, проповеди) существовавшим и существующим в языке словом sermonario(проповеднический, назидательный, душеспасительный), а образовал с помощью непродуктивного, весьма редкого суффикса -iaco- прилагательное sermoniaco, у которого назойливое сходство с demoniaco (от demonio —дьявол, сатана). Так что беседы эти не столь назидательные, сколь надзирательные, не добродетельные проповеди, а добродейские, «дьяволоспасительные». И вместо прилагательного catequistico или причастия catequisante Марти придумал эпитет catecismales. Суффикс -а1- обычно оформляет относительные прилагательные, некоторые из них часты в церковных проповедях и писаниях: (pecado) mortal, (pecado) carnal, (hombre) mortal, (vida) terrenal, (paraiso) terrenal и т. п. Virtudes catecismales — этакая прописная мораль, азбучная назидательность. Осмелимся предположить, что слово catecismales понадобилось Марти еще и потому, что в нем есть находящееся под ударением созвучие males (т. е. зло, злые духи. дьяволы), которое опосредствованно как бы перекликается со словом demoniacas (дьявольские, сатанинские), послужившие моделью для окказионализма sermoniacas.
Пафос наших высказываний не в критике переводчицы, отказавшейся от словотворчества и, кстати говоря, нашедшей окказиональным словам Марти эквиваленты очень «высокой пробы», которые художнически вписаны в контекст русского перевода, а в желании привлечь внимание переводчиков к окказиональным словам оригинала, их функции и проблемам их воссоздания на другом языке.
Обратимся к переводу романа Рабле, выполненному Н. Любимовым. Вот уж кто из переводчиков не осторожничает в словотворчестве и причем никогда не теряет чувства меры! Не обладай он исключительным даром русского слова, ему бы не добиться столь завидного переводческого успеха. Рабле любил играть словами, находить в них новые смысловые оттенки и изобретать самые фантастические неологизмы.* Но художественное назначение их в конечном итоге сводилось к экспрессивно-характеристической функции, и когда эти окказионализмы называли какие-либо необычные или фантастические предметы, явления, качества и действия, и при пародировании элементов какой-либо речи, и, наконец, когда они создавались автором для словесной игры, ради самого словотворчества. В эпоху становления национального языка, ознаменованную непрерывным языковым борением между официальной и народной культурами, словотворчество гениев, подобных Рабле, расшатывало навязываемую официальной культурой языковую норму, расчищало почву для народной речи, носило экспериментально-поисковый характер, выявляя творческие возможности языка и способствуя отбору и дифференциации языковых средств. Тем самым можно утверждать, что подобный словесной игре присущ характер объективной художественной ценности, а не только характер самоценный, не только функция игры ради игры.
* Вот как сам Н. Любимов пишет о словотворчестве «медонского кюре»: «Рабле, озорник, забавник и насмешник, вообще хитер и неистощим на словесную выдумку и игру. Он изобретает новые слова, сращивает существительные, из кусочков разных глаголов сшивает один длинный» (Любимов Н. Перевод — искусство // Мастерство перевода. 1963. М., 1964. С. 251).
Характеристическая суть таких слов раскрывается в их внутренней форме, которая всегда семантически значима. Даже при номинации предметов творческой фантазии автора окказионализмы одновременно характеризуют их, похожими на так называемые говорящие имена собственные. В этом случае подтверждается тезис М. Бахтина о том, что в словесном стиле Рабле нет резкой разницы между нарицательными и собственными именами, ибо при сохранении формальных различий внутренняя грань между ними чрезвычайно ослаблена.*
* См. Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле. М., 1965. С. 499.
Последующие примеры наглядно иллюстрируют, как Н. Любимов, полностью или частично калькируя структуру раблезинских неологизмов и значения их составных частей, создает в русском переводе эквивалентные, неологизмы.
В главе о Пушистых Котах приводится ряд однотипных окказионализмов (во всех примерах окказиональные слова выделены мною. — В.В.);
"Au temps passe, on les appelait Machefoins; mais las! Ils n'en machent plus. Nous, de present, les nommons mache-levrauts, mache-perdrix, mache-becasses, mache-faisans, mache-poulets, mache-chevreaux, mache-lapins, mache-cochons; d'autres mets no son alimentes... I'annee prochaine on les nommera mache-etrons, mache-foires, mache-merdes" (V, 64).*
* Здесь и далее цитаты приводятся по изданиям: Rabelais Franfois. Oeuvres. Geneve. 1957 (римская цифра указывает том, арабская — страницу); Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. / Пер. сфр. Н. Любимова. М., 1956.
У простого немотивированного слова содержательны значения, а его внутренняя форма представляет собой бессодержательный, непонятной, как бы сведенной к семантическому нулю (стул, стол, дом и т. п.). У окказионального слова содержательны и значение, и внутренняя форма (джазостойкость, камзоловладелец, неувольняемость, носорожность — из газет). Но значение окказионализма складывается не только из смысла составных частей такого слова, т. е. не только определяется содержанием внутренней формы окказионализма, оно зависит от контекста. Можно сказать, что значение индивидуально-авторских неологизмов формирует их внутренняя форма и контекст. Двойственная природа значения окказионального слова позволяет переводчику калькировать авторские неологизмы и создавать свои окказионализмы, сообразуясь с требованиями контекста.
«В былые времена их называли сеноедами, но, увы, сена они уже больше не едят. Мы их зовем зайцеедами, курапоткоедами, бекасоедами, фазаноедами, цыплятоедами, козулеедами, кроликоедами, свиноедами, — иной пищи они не потребляют... На будущий год их станут звать котяхоедами, дристнеедами, г...едами» (628).
В притче о жеребце и осле обыгрываются два других окказионализма:
« — Baudouinez — vous rien ceans, vous autres messieurs les cheval?
— Quel bandouinage me dis — tu, baundet? Demandait le chevaux?
— Je demande: Roussinez — vous point ceans, vous autres, messieurs les roussins?
— Parle bas, boudet... Nous n'osons ceans seulement... uriner ...» (V, 42).
«— Уж верно, вы, господа кони, тут осликаете?
— О каком осликанье ты толкуешь, осел? — спросил конь...
— Я спрашиваю: Жеребцуете ливы тут, господа жеребцы?
— Тише ты, осел!... Мы отваживаемся только... помочиться» (614).
Братья Распевы, выказывая свое пренебрежение к враждебной фортуне, противофортунили (660) — contrefortunaient (V. 117); монахи, по словам Гаргантюа, только терзают слух жителей дилинбомканьем (129) своих колоколов — trinqueballer (I. 180). В последнем примере калька относительная: окказиональному глаголу соответствует именной неологизм. Вот еще примеры лексических калек: харкальчицы (там же) — toussoirs,пантобес (625) — pantodiable (V. 59), капюшонарный (393) — capuchonnaire (III. 203), гераклитствующий (83) — heraclitisant (I. 95), железоплодные (619) — ferrementiportes (V. 48), уфонаренный (583) — lautarne (IV. 225). Все это были примеры полных и частичных лексических калек.
В других случаях Н. Любимов исходит из общего значения окказионализма оригинала, но, сохраняя это общее значение, не копирует внутреннюю форму раблезианского слова. Иначе говоря, отказывается от признака или образа, заложенного в слове автором, и придумывает свой признак или образ, которые, однако, имеют в известных пределах то же значение, что и оригинальные. Переводчика вынуждают отказываться от структурно-смыслового калькирования окказиональных слов оригинала и придумывать соответствия, исходя из их общего смысла и стилистической функции, следующие причины: во-первых, несовпадения внутренней формы обычных слов и фразеологизмов в сравниваемых языках, что приводит к несовпадению признаков и образов, которые кладутся в основу окказиональных лексических единиц; во-вторых, различия в словообразовательных системах, в нормах употребления слов (в том числе «нескромных» слов и выражений); в-третьих, требования контекста перевода. Наглядное свидетельство тому — приводимые ниже примеры:
Так: La redondaine (II. 58) — толстобрюшество (192), supercoquelicantique (II. 56) —запоясзаткнутый (190), le baisecul (II. 59) — взадоколупание (192), anonchali (III. 152) — вничтожествовпавший (365), aneanti (III. 159) — всепотерявший (365), dechalande (III. 159) — нисчемоставшийся, hipocritillons (IV. 258) — пустосвятоши (585), gimbretiletolletee (IV. 27) — гоппрыгскокают (443), couilland (Ш. 159) — блудодеец (366), couillonnas (там же) — блудодейный, revoirs (III. 96) — зевальницы (327), pelerins (П. 53) — nopuмупаломничающие (189). Возможны, конечно, и неэквивокабульные соответствия, когда, например, с окказиональным словом соотносится словосочетание, включающее в себя окказионализм: retepenade (П. 54) — летучемышеподобный парик, crochus (V. 116) — набивальщики животов (660), marrabais (Ш. 126) — омавританившийся вероотступник (345), les petarrades (П. 56) —испускание ветров (190).