В переводах с французского и испанского языков между официальным титулом или званием и фамилией или между именем и фамилией иногда интеркалируется на манер оригинала транскрибированный предлог de. Так как сочетание де с собственными именами представляется современнику несколько архаизованной официальной формулой, то противоречие между внешней формой подобного словосочетания и внутренней формой его знаменательных компонентов значительно усиливает комизм такого смыслового имени: герцог де Шваль, сеньёр де Скупердяй, герцог де Приживаль, герцог де Лизоблюд, принц де Парша и виконт де Вши (в переводе романа Рабле); Хенесильо де Ограбильо, доктор Педро Нестерпимо де Наука (в переводе «Дон Кихота»).
В нашу задачу не входило подробное описание структур смысловых имен в переводной литературе. Да и вряд ли вообще возможно и целесообразно составление такой «грамматики смысловых имен собственных», ибо воссоздание их в языке перевода всегда связано с творческим поиском, выдумкой и изобретательностью переводчиков, которые могут найти десятки новых оригинальных решений. Нам лишь хотелось показать основные пути словообразовательных поисков и представить небольшой свод словообразовательных моделей, на базе которых создано множество веселых, грустных, озорных и язвительных имен собственных.
Однако, рассматривая переводческое речетворчество, словообразовательные поиски и грамматические модели смысловых имен,; мы намеренно отвлеклись от вопросов функционально-смысловогоео-ответствия между именами подлинника и перевода. Вернемся теперь к этой переводческой проблеме. Отказываясь от транскрипции смыслового имени, переводчик ставит перед собой функционально-стилистическую задачу. Оценочно-характеристичное содержание внутренней формы оригинальногоимени должно соответствовать смыслу внутренней формы имени в переводе. Не так уж редко удается достичь полной или частичной эквивалентности смыслов сравниваемых форм.
Несколько примеров, взятых из перевода «Гаргантюа и Пантагрюэля», подтверждают это положение: Claquedents — Зубощелк, Cochonnier — Свинье, Gourneau — Дуралей, Maetre Hordoux — Мэтр Грязнуэйль, Sainte Nitouche —Святая Недотрога, Saint Pansart —Святой Пузан, Machemerde —Дерможуй, Tailleboudin — Сосисокромс, Baisecul — Лижизад.
Когда по разным причинам приходится отклоняться от столь близких соответствий, переводчик подыскивает такое содержание для внутренней формы имени, которое бы адекватно характеризовало сходные с выраженным оригинальнымименем черты персонажа и верно отражало авторское отношение к нему. Тогда, несмотря на различие метафорических образов, заключенных в основах значимых имен оригинала и перевода, оценочно-характеристическое содержание этих имен будет адекватным, а их художественно-стилистическая функция равнозначной. Seingneur de Painensac (доел. хлеб-в-мешок) обрел вполне равноценное соответствие своему имени, когда Н. Любимов стал его величать сеньёром де Скупердяй. Нет причин для обиды и у duс de Francrepas, сделавшегося герцогом де Лизоблюд. Ср. также: Falourdin —Тяжеловес, Machefoin —Живоглот, comte Spadassin — граф Буян, comte Tyravant — граф Улепет, capitaine Merdaille — военачальник Молокосос, Etienne Tappecoue — Этьен Пошеям, Saint Balletron — Святой Дыркитру, Le Roi Petault — Король Пук, Gagnebeaucoup — Загребай, Turelupin — Дармоед, frere Engainant — отец Скоблисий, Jean des Entommeures — Жан Зубодробитель, Gribouillis — Ошмет, le due de Menuail — герцог де Карапуз.
Бывают случаи, когда переводчик больше заботится о сохранении общей функционально-стилистической характеристики литературных смысловых имен, чем о смысловом соответствии каждой пары в отдельности.
Опыт великого сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина и многих других писателей подтверждает правомерность такого подхода к работе над значимыми именами. Салтыков-Щедрин, выделив самые существенные, как бы инвариантные качества представителей основных социальных слоев, подбирал фамилии своих персонажей, опираясь на эти абстрактно-обобщенные характеристики. Для писателя русское купечество, например, олицетворяло собой безжалостное и беспредельное стяжательство и духовную нищету. Поэтому в купеческих фамилиях отражались те черты характера, внешности и поведения российских негоциантов, которые прямо или косвенно свидетельствовали о их накопительской морали и низменных страстях. Душегубцев, Прижимайлов, Кабальников, Дерунов, Разуваев, Поганкин, Кодупаев, Ротозеев, Голопузов, Финансистов, Крутобедров и т. п. — все это щедринские купцы. Некоторые из таких фамилий не изобретались Салтыковым-Щедриным, а брались из ономастических кладовых языка. Однако, попав в контекст его произведений, эти имена раскрывали перед читателем свою внутреннюю форму, которая вне художественной ткани не реализует образных потенций.
Характерной особенностью тогдашних помещиков было их социально-экономическое вырождение: обнищание, праздность и общественная ненужность. Какой бы конкретный смысловой признак ни был заложен в основу фамилий щедринских помещиков, он всегда связан с идеей помещичьей деградации. Разве это не чувствуется в таких именах, как Прогорелов, Перегоренский, Затрапезный, Пустотелов, Паскудников или князь Рукосуй Пошехонский?
Военно-жандармский аппарат представлялся грубой и темной силой, тому свидетельство — сами фамилии военных и полицейских чинов: Рылобейщиков, Крокодилов, Зуботычин, Зубатов, Пересвет-Жаба, Горячкин и т. п.
Продажность и моральное убожество реакционных газетчиков отражено в таких именах, как Лизоблюд. Помойкин, Ящерицын, Подхалимов, Крошечкин и др.
Образование в процессе перевода некоторых значимых собственных имен на основе образных ассоциаций, соотносимых не столько с внутренней формой переводимой литературного имени, сколько с общими авторскими представлениями о сущности социальной группы, к которой отнесен нареченный этим именем персонаж, составляет важную особенность поэтической ономастики перевода. В определенных контекстах позволяется трактовать весьма расширительно понятия-соответствия в сфере значимых имен собственных. Не сохраняя сходства внутренних форм соотносимых антропонимов, переводчик придумывает имя, отражающее обобщенную авторскую оценку любого из представителей данной социальной среды. Подобная «свобода творчества» позволяет сохранить функционально-стилевые характеристики значимого имени и его художественную выразительность.
Функциональный подход к переводу смысловых имен обнаруживается главным образом при воссоздании комических, иронических и сатирических имен эпизодических персонажей, которые лишь упоминаются в произведении и не имеют прямого отношения к его сюжетной линии. Иллюстрацией к сказанному может стать шутейный буффонадный перечень раблезинских поваров, отважно сражавшихся под предводительством брата Жана против Колбас. Воссоздавая шестьдесят четыре поварских имени, Н. Любимов то и дело отказывается от копирования в переводных именах внутренней формы слова оригинала и вышучивает поварскую братию, исходя из общей авторской установки, которую М. Бахтин охарактеризовал следующим образом: «Все эти имена — прозвища, характерные именно для поваров. В основу их положены главным образом названия блюд, рыб, салатов, овощей, посуды, различных кухонных принадлежностей. Например, супы дают ряд имен: Bouillonsec, Potageanart, Souppimars и др.; мясо также дает ряд имен: Soufflembayan, Cochonnet и т. п.; оченьмного имен образовано от сала (lard). Эта часть перечисления — громкая кухня и пир в форме собственных имен. Другая часть перечисления — прозвища бранного типа: в основе их лежат названия различных физических недостатков, уродств, нечистоплотности и т. п.».*
* Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле. С. 501.
Лишь в немногих случаях имена переведены полными или частичными эквивалентами. В большинстве сравниваемых имен тщетно искать прямые совпадения их метафорических основ. Адекватность соответствий сохраняется благодаря тому, что внутренние формы переведенных прозвищ вполне отвечают тем характеристикам, о которых писал М. Бахтин: Carbonnade —Подавай, Fressurade — Подливай, Moustamoulue — Фрикасе, Galimafre —Антрекот, Montardiot — Присоли, Suppimars — Навар, Boulinandiere —Сосис, Lardonnet — Жри-жри, Lardon — Жри, Croquelardon — Нежри, Tirelardon — Обожри, Roidelardon — Салоешь и т. д.
Об именах собственных в романе Рабле и особенностях их перевода нужно писать отдельно, потомучто «Гаргантюа и Пантагрюэль» — это не только гениальное художественное творение, вобравшее в себя вековую мудрость народа, но и поистине ликующий праздник народного самоутверждающего слова, которое буйствует, веселится, играет, радуется своей раскованности и непреоборимой силе. Как уже упоминалось, в словесном стиле Рабле между нарицательными и собственными именами «в некоторых отношениях нет той резкой разницы, к которой мы привыкли в обычном (новом) литературном языке и стиле. Формальные различия, конечно, остаются в полной силе, но с более существенной внутренней стороны грань между ними чрезвычайно ослаблена. Это ослабление границ между собственными и нарицательными именами носит взаимныйхарактер. И те и другие стремятся к одной общей точке — к хвалебно-бранному прозвищу».*
* Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле. С. 499—500.
Итак, смысловые имена собственные переводятся. Но если бы даже это считалось правилом, из него были бы важные и существенные исключения. Ведь и Дон Кихот, и Санчо Панса, и Грангузье, и Гаргамелла — тоже значимые антропонимы: Quijote -это, во-первых, «часть рыцарских лат, защищающая бедра», во-вторых, «круп лошади», наконец, «попона»; Panza — «брюхо, пузо»; Grandgousier — «большая глотка», a Gargamelle — «глотка». Однако эти имена транскрибированы, а не переведены. Правила вовсе не указывают какого бы то ни было шаблона и бездумного подхода к воссозданию смысловых имен.