Смекни!
smekni.com

Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы) (стр. 51 из 52)

У каламбуров созвучий опорный компонент и результанта всегда имеют фонетическое сходство друг с другом. Игра же, основанная на полисемии, не связана с такой зависимостью. Как известно, суть ее в ином. Она возникает благодаря тому, что одна и та же звуковая словесная форма может иметь различное смысловое содержание. В речи обычно реализуется одно значение слова, благодаря чему достигается коммуникабельность, возможность воспринимать чужие мысли и высказывать свои. Но каждое слово многозначно и у него нередко бывают двойники-омонимы. И вот если в определенной речевой ситуации реализуются, например, сразу два значения, присущих одной языковой форме, то в итоге может возникнуть калам­бур. Контекстуальные различия нарушают устанавливающееся в речи единство формы и содержания лексической единицы, обнару­живая ее семантическую неоднородность или противоречивость. В новой игровой конструкции результанта совсем не похожа на то, что мы видели в каламбурах-созвучиях. Она обладает собственными своеобразными характеристиками. По форме это либо то же самое опорное слово (в той же или иной лексико-морфологической форме) или словосочетание, употребленные; в новомконтексте и в новомзначении, либо омонимичное слово или выражение. Стимулятор и результанта могут совмещаться в одном звуковом комплексе, употребленном единожды, и реализоваться поочередно благодаря, меняющемуся контексту. В таких случаях роль контекста огромна. Именно он обязывает воспринимать слово или оборот в двух значе­ниях, апеллируя к их полисемантичности, раскрывая двоякое содер­жание единой словесной формы.

Естественно, что язык лишь предоставляет возможность для ка­ламбурных шуток, а осуществляется она в зависимости от конкрет­ной ситуации. Теоретически любая многозначная лексическая еди­ница, любая омонимическая пара пригодны для каламбура, но «обыгрываются» они ради комического эффекта сообразно конкрет­ным речевым условиям и функционально-стилистическим целям.. Своеобразие результирующего компонента в таких конструкциях можно проследить на следующих примерах.

В юмористической стенгазете «Рога и копыта», когда-то весьма популярной среди читателей «Литературной газеты», была помеще­на такая заметка: «Взятки педагога. Семь взяток на мизере взял пе­дагог Н. В. Бубнов, играя в преферанс». У двух одинаковых компо­нентов («взятка») игровой конструкции, употребленных в разных грамматических формах, неодинаковое содержание, обусловленное меняющимся контекстом. В заголовке слово взятка воспринимается в своем основном значении — «деньги или вещи, которые даются как подкуп должностному лицу», а во второй раз смысл иной: «кар­ты, взятые, старшей картой иди, козырем». В другой публикации из того же раздела слово сидеть употребляется только раз, однако бла­годаря контексту поочередно реализуются два значения этого слова: основное и производное — «отбывать срок наказания». «12 стульев перетаскал на квартиру с работы завбазой Хватов. «Мне не брильян­ты» мне сидеть!» - клялся он следователю. Желание Хватова удов­летворено».

Подобным образом в каламбуре из той же «стенгазеты» исполь­зуются омонимы очки (единица счета в спорте) и очки (прибор для улучшения зрения или для защиты глаз): «Спорт. 20 очков из 20 возможных выбил гр. Хромов из города Зобруйска. В милиции он объяснил, что с детства не любил очкариков».

Те же принципы «игры» наблюдаются и в каламбурах с устойчи­выми (фразеологическими) словосочетаниями.* Вновь все сводится к раскрытию двойного смысла, присущего одинаковому (словесному) комплексу. В приводимых ниже примерах фразеологизмы со­братья по перу и львиная доля неожиданно обретают не только зна­чение, закрепленное за устойчивым словосочетанием в целом, но и прямой смысл, свойственный каждому слову в отдельности, т. е. в контексте «сталкиваются» значение свободного словосочетания и значение соотносительного с этим словосочетанием фразеологиче­ского оборота: «Мы с тобой собратья по перу», — сказала орлу курица; «Львиная доля успеха достается дрессировщику».**

* В данном случае речь идет не о так называемом «разложении» (деформации, ви­доизменении), фразеологических единиц, а об использовании фразеологизмов без изменения их постоянных компонентов.

** Примеры из «Литературной газеты».

Даже самая общая характеристика русских каламбуров, основан­ных на полисемии, показывает, сколь широк диапазон для творче­ских поисков у переводчика. Воссоздающего подобную игру слов.

Различия в объеме и характере значений соотносительных слов языка подлинника и языка перевода, иные омонимические связи и разная образная основа фразеологизмов — все это редко позволяет переводчику сохранять буквальную словарную точность при пере­воде таких каламбуров. Но сходство в европейских языках самих этих лингвистических феноменов— полисемия, омонимия, фразео­логия — дают переводчику возможность, отказавшись от передачи словарных соответствий между компонентами оригинального и пе­реводческого каламбура, сохранить главное — саму игру как тако­вую, как стилистический прием автора, и ее общий смысл. Предпо­ложим, в оригинале писатель высмеивает с помощью каламбура ка­кой-то отрицательный поступок персонажа. В переводе каламбур сохраняется, и обращен он против того же поступка, но насмешка может возникнуть на основе иного образа, иных слов, смысл которых в отдельности не равен смыслу соответствующих лексических единиц оригинала.

Смелая субституция и отказ от сохранения буквального смысла словесной игры подлинника (причем эта субституция и отказ могут быть более или менее частичными либо полными)— вот что приносит успех переводчику, столкнувшемуся, казалось, с самыми «непе­реводимыми» пассажами.

Воссоздавая каламбуры, основанные на полисемии, переводчик уже не прибегает к индивидуальному словотворчеству, он выбирает готовые речевые единицы из лексического фонда общенародного языка.

Анализ конкретных примеров целесообразно начать с тех срав­нительно редких случаев, когда в переводе сохраняется, в той или иной степени, смысл слов оригинала и игра этим смыслом.

Герцогиня советует Санчо, отправляющемуся управлять остро­вом, взять с собой осла, на что будущий «губернатор» не без ехидст­ва отвечает: "—. ..уо he visto ir mas de dos asnos a los gobiernos, у que llevase уо el nuo no seria cosa nueva" (1022).

В переводе почти идентичная игра слов:

«—Возьми-ка ты осла с собой, Санчо... —сказала герцогиня...

— А что вы думаете, сеньора герцогиня?... Я сам не раз видел, как посылали ослов управлять, так что если я возьму с собой своего, то никого не удивлю» (II, XXXIII, 297).

Сравним также перевод двух отрывков из Шамфора:

"Un homme de lettres, disait Diderot, peut avoir une maitresse qui fasse des livres; mais il faut que sa femme fasse des chemises" (141).

«Сочинитель, — говаривал Диро, — может завести себе любовни­цу, которая умеет состряпать книгу, но жена его должна уметь со­стряпать обед» (101). По-французски глагол faire может сочетаться с такими существительными, как книга, рубашка. В русском тексте вводится глагол состряпать и при нем дополнения: книга и обед.

Труднее было воссоздать игру слов, переводя другие пассажи из того же произведения:

"Le roinomma М. De Navailles gouverreur de M. Le Duc de Chartres, depuis Regent; M. De Navailles mourut au bout de huit jours; le roi nomma M. d'Estrade pour lui succeder; il mourut au bout de meme terme; sur quoi Benserade dit: "On ne peut pas elever un gouverneur pour M. le due de Chartres" (256).

В оригинале игра идет на многозначности elever —возвышать и воспитывать. В русском переводе она передается за счет полисемантичности глагола образовать:

«Король назначил г-на де Навайля воспитателем герцога Шартрского, впоследствии регента. Через неделю после этого г-н де Навайль умер, и король выбрал ему в преемники г-на д'Эстрада. Тот тоже умер приблизительно через столько же времени, и тогда Бенсерад сказал: «Видно, не образовался еще на свете человек, способ­ный образовать герцога Шартрского» (209).

"Le marquis de Choiseul-la Baume, neveu de l'evêque de Châlons, devot et grand janseniste, estant tres jeune, devint triste tout a coup. Son oncle, l'evêque, lui en demanda la raison: il lui dit qu'il avait vu une cafetiere qu'il voudrait bien avoir, mais qu'il en desesperait. "Elle est donc bien chefre? — Oui, mon oncle: vingt-cinq louis". L'oncle les donna a condition qu'il vît cette cafetiere. Quetques jours apres, il en demanda les nouvelles a son neveu. "Je l:ai, mon oncle, et la journee de demain ne se passera pas sans que vous ne 1'ayez vue". П la lui montra en effet au sortir de la grand' messe. Ce n'etait point un vase a verser du cafe: c'etait une jolie cafetiere, c'est-a-dire Ihnonadiere, connue depuis sous le nom de madame de Bussy. On conceit la colere du vieil eveque janseniste" (261).

Во французском тексте «обыгрывается» двойное значение une cafetiere (кофейница и продавщица — подавальщица кофе). У рус­ского слова кофейница иная номенклатура значений. В нем нет нуж­ной связи «предмет— лицо». Поэтому переводчикам пришлось час­тично изменить род занятий молодой особы. Она стала морожени­цей. У этой словоформы есть два искомых значения: «прибор для изготовления мороженого» (предмет) и просторечное — «женщина, продающая мороженое» (лицо). Вот текст перевода: «Маркиз де Шуазель Ла Бом, юный племянник епископа Шалонского, убежденного янсениста и ханжи, вдруг очень загрустил. Дядя-епископ спросил у него, в чем причина такой меланхолии. Молодой человек ответил, что ему очень хочется заполучить одну морожени­цу, но на это нет никакой надежды. «А что, цена велика?» — «Да, дядюшка: целых двадцать пять луидоров». Епископ дал племяннику деньги, но с непременным условием, что тот покажет ему мороже­ницу. Прошло несколько дней, и он поинтересовался, купил ли уже маркиз предмет своих желаний. «Да, дядюшка, и завтра я обязатель­но покажу ее вам». И он действительно показал ее при выходе из церкви после мессы. Мороженица оказалось прехорошенькой — только не той, в которой вертят мороженое, а той, которая его про­дает. Впоследствии она стала известной под именем г-жи де Бюсси. Вообразите гнев старого янсениста!» (214).

Принц Конти, спешивший к герцогине Орлеанской, зашел на ми­нутку к герцогу де Лозену, который принимал у себя двух весьма крупных женщин, подцепленных на ярмарке. Принц остался ужи­нать, а герцогине послал записку: "Je vous sacrifie a deux plus grandes dames que vous" (270). Grande dame — и светская, знатная и боль­шая, крупная дама. Русское прилагательное высокая явно подошло переводчикам, «Я пожертвовал вами ради двух особ, еще более вы­соких, чем вы» (230).