Смекни!
smekni.com

Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы) (стр. 9 из 52)

Принципиально важно, что это не просто знания, например, по­вадок животных, обитающих лишь в одной географической зоне, или музыкальных ритмов данной этнической группы, или рецептов приготовления национальных блюд, хотя все это в принципе тоже составляет часть фоновых знаний, важно, что это только те знания (сведения), которые отражены в национальном языке, в его словах и сочетаниях.

Содержание фоновой информации охватывает прежде всего спе­цифические факты истории и государственного устройства нацио­нальной общности, особенности ее географической среды, характерные предметы материальной культуры прошлого и настоящего, этнографические и фольклорные понятия и т. п. — т. е. Все то, что в теории перевода обычно именуют реалиями. Правда, терминологи­ческая неупорядоченность, характерная для многих разделов совре­менной филологии, коснулась и этого термина. Под реалиями пони­мают не только сами факты, явления и предметы, но также их назва­ния, слова и словосочетания.* И это не случайно, потому что знания фиксируются в понятиях, у которых одна форма существования — словесная.

* См.: Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. Реалии // Мастерство перевода. 1969., М., 1970. С. 432-456.

Большинство понятий являются общечеловеческими, хотя и во­площенными в различную вербальную форму. Однако те понятия, которые отражают реалии, носят национальный характер и материа­лизуются в так называемой безэквивалентной лексике* (термин не очень-то удачный, так как при переводе подобные слова находят те или иные эквиваленты).

* Верещагин Е. М. и Костомаров В. Г. определяют безэквивалентную лексику так: «Слова, служащие для выражения понятий, отсутствующих в иной культуре и в ином языке, слова, относящиеся к частным культурным элементам, т. е. к культурным эле­ментам, характерным только для культуры А и отсутствующим в культуре Б, а также слова, не имеющие перевода на другой язык одним словом, не имеют эквивалентов за пределами языка, к которому они принадлежат» (53).

Кроме обычных реалий, маркируемых безэквивалентной лекси­кой, фоновую информацию содержат в себе реалии особого вида, которые можно назвать ассоциативными. Эти реалии связаны с са­мыми различными национальными историко-культурными явлениями и весьма своеобразно воплощены в языке. Ассоциативные реалии не нашли своего отражения в специальных словах, в безэквивалентной лексике, а «закрепились» в словах самых обычных. Они находят свое материализованное выражение в компонентах значений слов, в оттен­ках слов, в эмоционально-экспрессивных обертонах, в внутренней словесной форме и т. п., обнаруживая информационные несовпаде­ния понятийно-сходных слов в сравниваемых языках. Таким обра­зом, оказывается, что словам солнце, луна, море, красный и т. п. со­путствуют в художественных текстах того или иного языка страно­ведческие фоновые знания, фоновая информация. Название романа панамского писателя Хоакина Беленьо "Luna verde"* переведено на русский язык дословно «Зеленая луна». У русского читателя такой образ вызывает лишь недоумение или ложные ассоциации. Для жи­теля Панамы или Чили — это символ надежды, доброе предзнаме­нование, образ наступающего утра, ибо для многих латиноамери­канцев зеленый цвет олицетворяет все молодое и прекрасное, сим­волизирует радость бытия, а понятие луны ассоциируется с духов­ным состоянием человека, его настроением, его судьбой (ср. упот­ребление слова луна во фразеологизмах estar de buena (mala) luna — быть в хорошем (плохом) настроении; darle (a alguien) la luna — онне в себе, на него нашло помрачение; quedarse a la luna (de Valencia) — остаться ни с чем, обмануться в своих надеждах; dejar a la luna (de Valencia) —оставить ни с чем, обмануть и др.).

* Беленьо Хоакин. Зеленая луна. Роман. / Пер. с исп. Ю. Погосова. М., 1965.

Множество самых распространенных существительных «окру­жены» в языке эмоциональным ореолом, «роем ассоциаций», по вы­ражению Ю. Тынянова. Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров такие слова называют коннотативными. Коннотации, т. е. сопутствующие словам стилистические, эмоциональные и смысловые оттенки, не существуют сами по себе, они обычно «группируются» в слове, имеющем свое вещественно-смысловое содержание, накладываются на одно из его значений. Например, в русском языке теоретически каждому существительному и прилагательному с помощью суффик­сов субъективной оценки могут быть приданы различные коннотации. Однако в любом случае следует особо подчеркнуть своеобразие многих коннотаций, в которых отражена специфика культуры той или иной этно-лингво-социальной общности, отражена фоновая ин­формация. Есть лексические единицы, словно бы целиком запол­ненные такой информацией. Это, как говорилось выше, названия присущих только определенным нациям и народам предметов мате­риальной культуры, фактов истории, государственных институтов, имена национальных и фольклорных героев, мифологических су­ществ и т. п. Но есть множество других слов, которые, называя са­мые обычные понятия, выражают вместе с тем смысловые и эмо­циональные «фоновые оттенки». Каждый язык — прежде всего на­циональное средство общения, и было бы странным, если бы в нем не отразились специфически национальные факты материальной и духовной культуры общества, которое он обслуживает.

Если с так называемой безэквивалентной лексикой переводчики, несмотря на, казалось бы, явную трудность (нет постоянных эквива­лентов!), научились работать довольно успешно и добиваться адек­ватного перевода текстов с такой лексикой, то слова второй группы, несмотря на видимую легкость перевода, создают чрезвычайные трудности не только при передаче их содержания на другие языки, но и при их восприятия (нелегко ведь уловить и осмыслить «рой ассоциаций»). И не так уж редко трудности эти оказываются непре­одолимыми.

Понятие фоновой информации тесно связано с более широким и многозначным понятием имплицитной или, проще, подразумевае­мой информацией. Исследователи включают в него и прагматиче­ские предусловия текста, и ситуацию речевого общения, и основан­ные на знании мира пресуппозиции, представляющие собой компо­ненты высказывания, которые делают его осмысленным, и имплика­ции, и подтекст, и так называемый вертикальный контекст и аллю­зии, символы, каламбуры, и прочее неявное, скрытое, добавочное содержание, преднамеренно заложенное автором в тексте.*

* См. поэтому поводу интересные исследования: Молчанова Г. Г. Импликативные ас­пекты семантики художественного текста. АДД. М., 1990; Машкова А. А. Литературная аллюзия как предмет филологической герменевтики. АКД М., 1989; Мамаева А. Г. Лингвистическая природа и стилистические функции аллюзии. АКД. М., 1977; Христенко И. С. Лингвостилистические особенности аллюзии как средства создания подтекста (на материале романа М. де Сервантеса «Дон Кихот» и произведении Б. Переса Гальдоса). АКД, М., 1993; Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989; Гальперин И. Р. Текст как объект лингвостилистического исследования. М.,1981.

Этих сложные, порою противоречивые и разно трактуемые лин­гвистические и семантические понятия требуют отдельного иссле­дования. Для переводоведения важно осмыслить современные пред­ставления о фоновых знаниях и фоновой информации, подтексте и вертикальном контексте.

Подтекст как особая лингвистическая категория стал интенсивно изучаться с середины XX века, хотя представления о нем сформиро­валось на рубеже XIX—XX веков. Этот художественный прием на­зывали тогда «вторым диалогом». В традиционном понимании — это второй параллельный смысл устного или письменного высказы­вания, обусловленный языковой системой или целями и замыслом автора. Иначе говоря, подтекст — это имплицитный, скрытый смысл, который сосуществует с явно выраженным, эксплицитным смыслом в одном и том же высказывании и который должен быть понят рецептором.* Подтекст (он мог бы именоваться как аллюзивный текст или аллюзив) раскрывается с помощью содержащихся в тексте материальных языковых индикаторов. Именно они открыва­ют доступ к скрытой информации. Индикаторы могут относиться к разным языковым уровням:

а) слов и словосочетаний, когда по этим указателям рецептор до­гадывается о скрытом содержании, о смысле аллюзива;

б) предложения или части текста, когда выраженное сообщение вызывает у читателя или слушателя восприятие имплицитной ин­формации;

в) произведения в целом, когда весь текст ассоциируется со вто­ричным имплицитным смыслом или текстом.

* О сложности упоминаемых понятии. См. Мыркин В. Я. Текст, подтекст и контекст // Вопросы языкознания, № 2. М., 1976. С. 86—93.

Типы и виды подтекста весьма разнообразны. Подтекстовое со­держание может соотноситься со сферой языка, литературы, фолькло­ра, мифологии (это все филологический подтекст), с самой действи­тельностью, социальной средой (исторической и современной), с со­бытийными, бытовыми фактами и т. п. Классификации могут опи­раться на содержание подтекста, на его функции (познавательные, пародийные, сатирические, иронические, эзоповы, эмоционально-экспрессивные, характеристические, оценочные и др.), на способ об­разования, на типы индикаторов и т. п.

Подтекст, образуясь перенесением смысла первичного, «гори­зонтального» текста на иную речевую ситуацию, на иной участок действительности, является субъективной данностью в момент по­рождения речи и становится объективным фактором, когда адекват­но воспринимается рецептором. В связи с этим подтекст, как прави­ло, должен рассматриваться в семиотической системе «адресант — сообщение — адресат» (автор — текст — читатель).

Имплицитные сведения содержатся и в так называемом верти­кальном контексте, под которым понимается не явно выраженная историко-филологическая информация, содержащаяся в тексте. Обычными категориями вертикального контекста являются аллю­зии, символы, реалии, идиоматика, цитаты и т. п. Вертикальный кон­текст может заключать, во-первых, ту скрытую информацию, которая обусловлена самим языком и независимую от намерений отправителя текста. Подобное происходит со словами-реалиями, фразеологией и различной идиоматикой. Эти языковые единицы по природе своей связаны с тем, что мы называем фоновой информаци­ей. Они словно окружены фоновыми обертонами. И. В. Гюббеннет* описывает инвентарь речевых ситуаций, требующих социологической оценки. Он подтверждает тезис об объективном характере им­плицитной информации, зафиксированной в языке. Национальный компонент проявляется в наименованиях некоторых черт внешности, характера и поведения людей, их одежды, жилищ, предметов обихода, еды, окружающей природы, животных, средств передвижения, при­родных явлений, видов досуга, явлений общественной жизни, произ­ведений искусства и литературы и в других подобных названиях.