Феномен эйджизма присущ менталитету всего населения, включая самих пожилых людей [Краснова О.В., 1997]. Например, на любые жалобы пожилой человек слышит: «А что вы хотите в вашем возрасте?» Все это — «долговременный тренинг эйджизма» в отношении к другим. <...>
Отношения групп друг к другу
Кто такие «мы» и кто — «они»? С одной стороны, «мы» — «потомки старых людей». С другой, «наше общество имеет очень негативные аттитюды к старому возрасту. Это отражает наше отношение к пожилым людям, наши ожидания от них» [цит. по Johnson /., Bytheway В., 1999, с. 201]. Использование этих местоимений создает концептуальное поле для обоснования «включения» других в свою группу или «исключения» из нее. Более того, если существует мнение, что «старые люди подвергаются дискриминации», то, действительно, существует категория людей, которая отделена от «нас», более молодых и сильных.
Мнение о том, что молодость и молодые лучше, а старость и старые хуже, отражается в поляризации видения этими возрастными группами друг друга. Популярный негативный взгляд на поздний возраст тесно связан с тем, как само общество видит и отражает этот период жизни. Старый человек может рассматриваться как тот, кто имеет умаляющие и унижающие его личность дополнительные качества [MarshallM., Dixon M, 1996]. Действительно, термин «старый» часто используется для того, чтобы унизить другого человека, используя, например, фразы типа «старый дурак» и т.д. Те, кто употребляет такие выражения, естественно, не относят себя к этой возрастной группе; старый возраст — это нечто отдельное от них, ведь еще не ухудшаются здоровье, умственные способности, физические возможности. Они считают, что старые люди обычно идут проверенными путями, неспособны к восприятию новых идей, ригидны, обременены всевозможными трудностями. Но разве не может этими качествами обладать человек зрелого возраста задолго до того, как он начнет стареть?
М. Маршалл и М.Диксон приводят в качестве примера результаты опроса английских 13-летних подростков, которым предложили ответить на вопрос: «Что такое быть старым?» Оказалось, что некоторые из 13-летних ребят считают 45-летних уже старыми. Они знают, что пенсии невелики, кроме того, заявляют, что от старых «дурно пахнет» и они «туги на ухо».
Затем был проведен опрос пожилых людей, но уже в отношении тинэйджеров. Оказалось, они «всегда кричат» и гуляют «шайками и бандами» по тротуарам. Многие пожилые люди высказали опасение, что подростки могут их толкнуть или ударить. <...>
В этом плане интересно сравнить ответы на вопрос: «Что такое быть старым?» российских подростков и молодых людей. Подростки младшего возраста — 11 лет (москвичи) давали ответы, отражающие скорее объективные и «внешние» характеристики пожилых людей, например: «проживают одиноко или с мужем/женой», «имеют внуков», «получают пенсию», не уточняя, что пенсия невелика, не обращая внимания на проблемы здоровья и пр. Не было ответов, которые бы включали негативные характеристики. У респондентов в возрасте 13 лет появляются в ответах характеристики, еще не резко отрицательные или негативные, но отражающие слабость или беспомощность пожилых людей. С 15-летнего возраста уже отчетливо проступает негативное отношение к старикам. При этом опрашивались только те, которые проживают отдельно от своих бабушек/дедушек и редко с ними видятся, т. е. близкого пожилого родственника, с которым можно было бы проводить параллели, не было.
В другом исследовании, где опрашивались девушки 20 — 24 лет (Калуга, 1998), респондентам было предложено закончить предложения: «Быть ребенком/взрослой/старой для меня означает...» [Минигалиева М. Р., 2000]. Автор выделила три типа ответов, два из которых (!) характеризуются негативным отношением к старости.
Вариант «Быть старой...» оказался самым неоднозначным и сложным для респондентов: 40 % дали явно негативные оценки (беспомощность, зависимость, одиночество, неудовлетворенная потребность в общении, косность и т.д.): «Это ужасно. Я такой не буду».
Около 20 % респондентов оценивают старость как период, когда «все прошло»: осталось позади «прекрасное прошлое», «успели вырастить детей и внуков». Старость характеризуется как состояние бездеятельности, пассивности, ненужности, как жизнь лишь воспоминаниями. В старости респонденты опасаются, наряду со страхом смерти, снижения уровня включенности в жизнь и осознания несостоятельности прожитой жизни.
Позитивные оценки встречаются у 30 % респондентов: «быть спокойной, умной, любящей, любимой». Лишь 10% охарактеризовали старость как период активной жизнедеятельности.
Таким образом, с возрастом у человека растет число негативных оценок позднего возраста, и уже к 25 годам формируется стойкое неприятие старости и всевозможные проявления эйджизма по отношению к старикам. Возможно, именно взрослые, в том числе и родители, играют определенную роль в «тренинге эйджизма».
Теперь посмотрим, что думают пожилые россияне о молодежи. По данным мониторинга общественного мнения, проведенного ВЦИОМ в 1997 г., из 555 пенсионеров только 13,8 % считают, что молодым свойственны такие положительные качества, как дисциплинированность, чувство ответственности (против высказалось 64,0%); 14,7% — трудолюбие (против — 62,4%); 13,2% — готовность перенимать опыт старших (против — 59,0 %). Зато 64,3 % пенсионеров называют молодых недисциплинированными, 63,9 % заявляют, что молодые не желают и не умеют много и напряженно работать, 58,5 % считают, что молодые нечестные и непорядочные, 70,8 % — что они эгоисты и равнодушны к окружающим, 62,6 % — что они пренебрегают мнением и опытом старших [Мониторинг общественного мнения. Информационный бюллетень ВЦИОМ, 1997, с. 76-79]. ,
Возрастные группы получают представления друг о друге из средств массовой информации. Многие не имеют непосредственных контактов с представителями другой возрастной группы, которые могли бы опровергнуть негативные стереотипы своим позитивным опытом. Это приводит к жесткому закреплению и распространению этих стереотипов в обществе.
Социально-политические и другие изменения в России за последние 80 лет привели к тому, что многие молодые люди вырастают без тесного контакта с бабушками /дедушками или другими старыми членами семьи. В западном обществе наблюдаются подобные тенденции, дети и молодежь получают знания о пожилых только из телевидения. В результате любой человек может легко нарисовать характер старика, исходя из общего мнения и обобщений. Некоторые авторы считают, что в нашем сознании твердо зафиксировано мнение о сварливости, придирчивости, плохом характере старых людей.
Проблема стереотипов тесно связана с тем, как в обществе называют пожилых людей, т. е. какими эпитетами их «награждают». В 1993 г. проводилось изучение ощущений пожилых людей в 12 европейских странах. <...> Среди других полученных результатов интересным оказалось то, как они хотели бы называться: «старшие граждане». Все термины, которыми их «награждают», имеют негативную и негуманную окраску. В определении «старшие граждане» выражен более позитивный взгляд на положение пожилого человека в обществе.
Хотя на Востоке традиционно к пожилым и старым людям относятся с большим уважением, в последние годы общество начинает рассматривать их как тех, кто уже не может продолжать работать и становится «бременем» для семьи и общества. М.Тан [Tan M., 1998] считает, что это находит отражение в тех словах, которые используются по отношению к старикам со стороны общества. Например, в Индонезии значению выражений «становиться старым», «стареть», «старение» сопутствуют термины немощный, дряхлый, бесполезный. В результате стареющие люди маргинализуются и изолируются от продуктивного работоспособного населения. Следовательно, говоря о пожилых, нужно избегать пользоваться такими терминами, которые умаляют или унижают их достоинство. Поэтому самым подходящим будет выражение, которое используется в США и которое хотели бы слышать в свой адрес пожилые люди многих стран: «старшие граждане». Этот термин подразумевает, что человек, по мере своего старения, воспринимается как аккумулирующий знания, опыт, мудрость и как имеющий широкую социальную сеть личных и профессиональных связей.
Эйджизм в социальной и психологической работе с пожилыми людьми
Департаменты и центры социального обслуживания так же восприимчивы к эйджизму, как и все общество. Многим социальным работникам свойственны эйджистские тенденции. Например, отсутствие социально-психологической компетентности социальных работников и, как следствие, увеличение трудностей в общении с пожилыми, приобретение навыков манипулирования пожилыми, увеличение индексов агрессивности и враждебности по мере увеличения стажа работы показывают направленность деятельности социальных работников, которая, во-первых, нарушает право пожилого на достоинство и уважение (основной принцип социальной работы) и, во-вторых, ориентирована на достижение скрытой (от пожилого) цели, не совпадающей с открыто декларируемой целью [Краснова О. В., 1999]. Социальные работники, являясь обычными людьми, не выходят за круг эйджистского поведения и предубеждения. Понимание незрелой и несовершенной природы «новой» профессии социального работника в российском обществе и некоторых эйджистских допущений и приписываний — императив для социальных работников.
Кроме социальных работников, непосредственно работающих с пожилыми людьми, есть еще и специалисты по социальной работе, которых готовят высшие учебные заведения и которые работают не в таком тесном контакте с пожилыми клиентами (иногда таких контактов не бывает вовсе). Эти специалисты относительно далеки от индивидуальных пользователей социальных услуг, т. е. пожилых, и с «полным основанием» используют эйджистские стереотипы и представления.