В дальнем углу комнаты для группы "центробежников" были поставлены четыре чертежных станка, которые все здесь называли "чертежными комбайнами", и письменный стол. Два молчаливых техника - деталировщики - быстро взглянули на Дмитрия Алексеевича, потом друг на друга и отточили карандаши. Егор Васильевич, сопя и хмурясь, откинулся на стуле перед своей доской. Они были готовы приступить к работе. Заработок этих людей зависел от _листажа_.
А Максютенко принял перед своим "комбайном" вдохновенную позу - поставил ногу на высокую перекладину, уперся локтем в колено и вставил в рот пустую, изогнутую трубку. Потому что ему было поручено самое главное. И потому еще, что в отделе был инженер с толстыми косами, уложенными на затылке, и еще один - с пышными, светлыми волосами до плеч.
Так начался первый день основной работы. В этот день было сделано многое, и Дмитрий Алексеевич понял, что его проект был с технической стороны не так уж беспомощен. Через несколько дней он намекнул об этом Максютенко.
- Валерий Осипович, - сказал он, - я вижу, мы совсем не спорим с главным конструктором!
- А чего спорить? - Максютенко снял ногу с перекладины, достал резиновый кисет и, набив трубку, взял ее в зубы. - Чего тут с ним спорить? Хорошая машина. Он сам говорил. И Араховский сказал. Чего ж тут?..
- А мне Анатолий Иванович при первом знакомстве...
- Пугал вас? Это всегда так. Это полагается. Надо морально подготовить автора к сотрудничеству, чтобы слушался. И не рыпался, - он хохотнул, передвинул трубку во рту и, достав спички, пошел к выходу. Он часто выходил покурить.
Раза два в день к станку Максютенко подходил начальник и давал указания. При этом он стучал пальцем по доске и громко кричал:
- Убрать, убрать этот болт! Слышите - убрать! Что вы, дорогие товарищи! Сейчас же его уберите, он портит здесь всю обедню!
"Кричи, кричи", - думал Дмитрий Алексеевич. Ему теперь нравилось здесь все - и этот начальственный крик, и вдохновенные позы Максютенко, и молчаливая энергия техников, которые мастерски вычерчивали детали - лист за листом.
На доске Максютенко постепенно проявился контур машины. Неизвестно по каким причинам, но почти каждый день у этой доски останавливался Коля - молодой вихрастый инженер со спортивным значком. Иногда приходил сюда и Араховский и молча рассматривал, словно обнюхивал чертежи.
И вот произошло неожиданное столкновение. В начале августа, когда работа над "общим видом" приостановилась и Максютенко, наколов на доску форматку с главным узлом машины, с центральным валом и набив трубку, ушел на крыльцо поразмыслить, в эту самую минуту к станку и подошел начальник отдела. В последнее время он стал уделять машине больше внимания - вызывал Максютенко к себе, за перегородку, а проходя мимо Дмитрия Алексеевича, в шутку задевал его локтем и говорил: "Наш автор". Если же он останавливался у доски, то сам брал в руки карандаш.
Так вот, он подошел к станку, сел на стул, поднял на лбу морщины и, сжав губы, стал смотреть на чертеж. Зажмурился, словно прогоняя видение, и загляделся в окно, барабаня пальцами по колену. Потом пришел Максютенко, удовлетворенный, чмокая красными губами и распространяя горький запах трубочной гари. Начальник что-то сказал, Максютенко пожал плечами. Они оба быстро взглянули на чертеж, и в эту минуту сзади них остановился взъерошенный и прямой Коля, сунул руку в карман, оглянулся на Дмитрия Алексеевича и зло усмехнулся.
- Послушайте, Максютенко... - голос его прозвучал неожиданно и резко, и Максютенко испуганно обернулся. - Зачем вы вновь изобретаете велосипед?
- Какой велосипед?
- А такой! Вы же инженер со стажем! Зачем вы нагромождаете здесь эти два редуктора?
- Как так? - почти в один голос сказали Максютенко и начальник.
- Если редуктор ставить сюда - надо его мощнее делать. И зачем он вам? У нас есть нормальный узел, который Анатолий Иванович уже применял на двух машинах. Ведь применяли, Анатолий Иванович? Так что же здесь думать? - Коля уже обращался к Дмитрию Алексеевичу. - Где будет машина стоять? В литейном цехе. В каждой литейке есть сжатый воздух. Стало быть, здесь нужна самая обыкновенная пневматика. Идите в архив - и вам дадут готовый, отработанный узел!
- Ваши слова несколько расходятся с ммм... - начал Урюпин и замолчал, подбирая нужное слово. - Таких два-три решения, подсказанных автору, и количество перейдет в качество. Получится новая идея, потребуется апробация, пойдет переписка...
- А потом автор, если машина не будет работать, нас же обвинит за то, что мы отошли от первоначального проекта, - сказал Максютенко и посмотрел на Урюпина.
- Об этом надо спросить автора, - сказал Коля и пошел к своему месту. Он остановился посредине комнаты и, глядя в сторону, добавил: - Только пневматика - это, товарищи, не идея. Она спасает идею - это да, а редуктор и червяки гробят ее.
Он пошел дальше, исчез за досками, и был слышен только недовольный его басок:
- И вы сами понимаете! Так чего ж тут ждать... На первом же испытании шестеренка эта хрупнет - и все. Тимоха, ты видел, что они там...
Урюпин поднял голову и прислушался, строго оглядывая свой отдел. Ни один человек на него не смотрел, все молчали, наклонились к доскам, напряженно обдумывали свои конструкторские дела. Только за досками, где исчез Коля, все слышался его басок:
- Я уже четвертый день хожу и смотрю... Дай, думаю, посмотрю, чего это они мудрят... И чего мудрят?..
- Дмитрий Алексеевич! - сказал Урюпин, дождавшись, когда Коля умолк, склонив голову набок и изогнув бровь. - А ведь если подумать, дело это заманчивое - пневматика! А? Что вы скажете?
При этих словах Максютенко поставил ногу на перекладину своего "комбайна", уперся локтем в колено и стал сосать пустую трубку. Слабый летний ветерок шевелил блондинистый пух на его плеши. Лопаткин подошел к ним, посмотрел на форматку, где тончайшим пунктиром Егор Васильевич показал соединенные шестерни редуктора. На ясном, усталом лице Дмитрия Алексеевича можно было увидеть все его чувства - простые, не вооруженные холодной осторожностью и не исколотые в поединках. Дмитрий Алексеевич верит своим опытным конструкторам и удивлялся тому, что они обошли такую простую вещь, как пневматика, тем более что, оказывается, существует _нормаль_ - иначе говоря, этот узел разработан и применяется в готовом виде, как водопроводный кран! Он только что понял все это и удивленно посмотрел на Урюпина. И тот сразу же раздвинул все морщинки на своем моложавом лице седеющего физкультурника, - улыбнулся, показав стальные зубы. Он-то мог прочесть все на лице этого педагога. Но и от Дмитрия Алексеевича не укрылась волчья искорка в веселых глазах начальника.
- Я много думал об этом, Дмитрий Алексеевич, - сказал Урюпин, издалека с сомнением глядя на чертеж, и даже как будто зевнул. - Можно попробовать. Правда, придется в четырех местах ставить цилиндры. Валерий Осипович, давайте прикинем, как оно там...
И, сказав это, он подошел к станку, подбоченился и карандашом прямо на редукторе провел несколько неуловимо слабых линий.
- Вот примерно так должно быть. Развейте это дело, Валерий Осипович.
Затем он добродушно толкнул Дмитрия Алексеевича - так, мимоходом. Шутя сунул карандаш в карман его кителя и неторопливо стал пробираться к своей перегородке, останавливаясь то у одного станка, то у другого.
Максютенко наколол на доску новый листок ватмана и, набив трубку, ушел на крыльцо поразмыслить. Задумался и Дмитрий Алексеевич. Несколько минут просидел он перед "комбайном" Максютенко, ощупывая пальцами лоб. Подозрительность его вспыхнула, но опасности он не видел. Ему захотелось курить, и, достав кисет, он свернул из газеты с самосадом толстую цигарку. Облизал ее, вышел в коридор, закурил. Белый дым перехватил ему дыхание. Он затянулся еще и еще раз. Потом Дмитрий Алексеевич спустился вниз, вышел на крыльцо и увидел лысую голову Максютенко. Он сидел на ступеньке и что-то чертил карандашом прямо на цементной боковине крыльца. Трубка его хрипела, он был увлечен и не заметил Дмитрия Алексеевича. А тот, постояв немного, подошел поближе и увидел через плечо Максютенко на колючей, серой поверхности круг, нарисованный карандашом, и в нем шесть кружков поменьше. Они были расположены симметрично. Весь чертеж напоминал барабан револьвера.
- Вот она где настоящая лаборатория конструктора! - пошутил Дмитрий Алексеевич.
Он сам не знал, насколько верно попали в точку эти слова, и потому удивился, когда Максютенко, захваченный врасплох, побагровел, накрыл ладонью свой чертеж и стал его размазывать.
- Да бросьте вы! Застеснялся, как красная девица. - Дмитрий Алексеевич присел около него на корточки. - Автору-то вы можете показать!
- Фу... вот же привычку какую заимел! - Максютенко, все еще красный, достал платок и вытер лоб. - Не могу при людях думать. - Он зачертил карандашом свой рисунок и встал. - Не могу, понимаете... Черт знает что!
- А что это у вас?..
- Да вот поршень думаю... для пневматического устройства... это в плане... - он достал свой резиновый кисет, набрал в трубку табаку и, закурив, стал спокойнее.
- Валерий Осипович, - вспомнил вдруг Лопаткин. - А вы ставили бы тот узел, о котором Коля...
- Ну да! Я ж и говорю! А дурная голова что-то свое подает, - Максютенко покосился на темное пятно, втертое в цемент, плюнул и наступил на него ногой. - Так и сделаю. Надо пойти в архив, посмотреть этот узел...
Он передвинул трубку в красных, мокрых губах, утопил палец в пепле и, отставив локоть, ушел, зашаркал в вестибюле. И Дмитрий Алексеевич успокоился. Он увидел, что человек работает над его проектом не за страх, а за совесть - даже увлекся!
Максютенко действительно принес из архива светокопию - чертеж пневматического устройства и стал "прикидывать", то есть рисовать на листках бумаги подвижную часть машины и _вписывать_ в нее цилиндр с поршнем. Дмитрий Алексеевич был около него, и к тому времени, когда день начал желтеть, они вместе успели "прикинуть" два варианта и дали расчетчикам исходные цифры для вычисления нагрузок на поршень и цилиндр.