- Личные отношения с кем?
- С Дроздовой, - три раза низко протрубил майор, у которого особенно кругло получался как раз звук "о".
Дмитрий Алексеевич посмотрел на него, пытаясь понять, к чему ведет этот вопрос, но не понял.
- Хотел избавить ее от неприятных объяснений. Она - женщина...
Тут вмешался председатель:
- А не потому ли, что вы соединили интимную сторону своей жизни со стороной деловой, одомашнили секретную государственную работу, а когда началось следствие, хотели скрыть это?
- Нет, не поэтому. Я ходатайствую о вызове в качестве свидетелей представителя заказчика и генерала...
Председатель посмотрел на своих соседей, сперва на капитана, потом на майора.
- Трибунал отклоняет ваше ходатайство. Эти лица были введены в заблуждение, эта сторона дела совершенно ясна.
- Еще один вопрос, - медлительно выговорил майор. - Каким образом, по-вашему, можно было бы доказать, что Дроздова действительно подала вам эту идею?
- Я же говорю...
- Подождите маленько. Не торопитесь. Можно доказать экспертизой?
- Мою машину потому и начали проектировать всерьез, что решили обойтись без экспертов, обошли на этот раз князей науки. Обошли - и вот возникло уголовное дело... Если вы перелистаете дело, да если бы еще вы просмотрели мою шестилетнюю переписку, вы увидели бы, что все обвинители мои - люди, которые шесть лет не давали мне ходу...
- Переписка ваша отношения к делу не имеет, - перебил его председатель. - А что касается ваших обвинителей, то они просто-напросто проявили бдительность. Бдительность! То, чего не смогли проявить вы. Так... Еще есть вопросы?
Вопросов больше не было, и председатель вызвал первого свидетеля. Вошел Максютенко. Держа руки по швам, он рассказал суду о том, как он увидел Надежду Сергеевну в комнате группы и как удивился, что она - соавтор. Урюпин попытался проэкзаменовать ее, и она смутилась после первого же вопроса, не зная, что отвечать, но ее выручил один из сотрудников, Антонович, который выставил Урюпина за дверь, как постороннего. Еще Максютенко сказал о том, что он давно знает подсудимого и знает также, что он всегда работал над машиной один. Никаких соавторов.
Все было ясно, и свидетеля отпустили без дополнительных вопросов.
Когда в зал суда вошла Надежда Сергеевна, председатель снял очки, внимательно посмотрел на нее и, опять надев, предложил рассказать, что ей известно по делу.
После его слов в зале наступила давящая тишина. Надя стояла и ничего не говорила.
- Мы вас слушаем, - сказал председатель.
И опять навалилась тишина.
- Я не знаю... Мне ничего не известно, - наконец слабо прозвучал голос Нади.
- Вы подтверждаете полностью показания, данные вами на предварительном следствии? - председатель начал листать дело.
- Подтверждаю, - тихо сказала Надя.
- На листе дела номер тридцать два... - сказал председатель в сторону секретаря. Он зачитал все вопросы, которые капитан Абросимов задал Наде, и все ее ответы. Прочитав каждый ответ, председатель поднимал на Надю глаза, и она тихо, все тише отвечала: "Да".
- Таким образом, вы утверждаете, что Лопаткин является автором своей машины и что никто, кроме него, в том числе и вы, не вносил никаких существенных элементов в принцип изобретения?
- Да... Конечно... - и она, оглянувшись, ласково посмотрела на Дмитрия Алексеевича, словно ободряя его.
- Дело не в принципе, - отчетливо сказал вдруг Дмитрий Алексеевич. - Соавтор может подсказать и применение принципа...
- Вы дезорганизуете работу суда, - перебил его председатель, привстав.
- Простите. Могу я задать свидетелю вопрос? - сказал Дмитрий Алексеевич.
Председатель полистал дело, помолчал и движением бровей показал: спрашивайте. Дмитрий Алексеевич повернулся к Наде:
- Вы знаете основные чертежи проекта? Знаете, где хранится основная переписка? Я имею в виду несекретную, ту, что вы подшивали...
- Конечно, знаю.
- Задавайте вопросы по существу, - сказал председатель.
- Вы знаете, что если я буду осужден, их нужно будет непременно спасти? - спросил Дмитрий Алексеевич.
Председатель посмотрел на него и покачал головой.
- Поняла все, - прошептала Надя и кивнула несколько раз Дмитрию Алексеевичу. Она со страхом посмотрела сперва на него, а потом на судей.
Председатель опять принялся листать дело. Должно быть, он счел все выясненным. Закрыв дело, он повернулся к капитану, и тот поспешно кивнул. Потом майор что-то зашептал ему на ухо, сдержанно потрясая рукой, как бы убеждая. Председатель пожал плечами и опять открыл папку. Тогда майор повернулся к Наде и заговорил, громко выпевая свои гудящие "о":
- Вот вы так лестно и убежденно охарактеризовали работу подсудимого. Скажите, а сама вы помогали ему чем-нибудь?
- Я делала кое-что.
- Расскажите, что это такое - это "кое-что"?
- Я ходила для него в библиотеки, читала иностранную техническую литературу... На машинке печатала... Ну... вела его деловую переписку. Еще по хозяйству иногда...
- Когда мне приходилось туго, неизвестный меценат прислал мне как-то шесть тысяч, - вставил Дмитрий Алексеевич, - а у свидетеля Дроздовой не стало мехового манто. Будем откровенны. Надежда Сергеевна! Вы дали подписку суду насчет ложных показаний.
Дмитрий Алексеевич шутил, но глаза его оставались строгими, будто он разучился улыбаться.
- Было это? - спросил майор.
- Было, - тихо подтвердила Надя.
- А один раз она пришла из библиотеки и говорит мне: "Я нашла одну интересную..."
- Это все подробности личных отношений, - вмешался председатель.
- Если бы не было Дроздовой, не было бы и этого секретного изобретения! - крикнул Дмитрий Алексеевич.
- К порядку! - Председатель постучал карандашом. - Свидетель Дроздова, к вам больше вопросов нет. Подсудимый, чем вы можете дополнить судебное следствие?
- Ничего не буду говорить, - Дмитрий Алексеевич сел и тряхнул белой головой. - Все сказано.
- Вам предоставляется последнее слово...
Наступила долгая тишина. Дмитрий Алексеевич сидел неподвижно и глядел на ножку стола.
- Мы вас слушаем, Лопаткин. Вы отказываетесь?..
- Отказываюсь.
- Суд удаляется на совещание. - Председатель встал.
Судьи ушли в боковую дверь. Секретарь отметил Наде и Максютенко пропуска и строго сказал, что свидетели могут идти, что все кончено.
Комната, куда удалились председатель и члены трибунала, когда-то была, видимо, кабинетом вельможи. В ней сохранился большой камин, в темном зеве которого виднелось несколько бутылок из-под чернил. Высокий потолок был заключен как бы в раму из массивных лепных украшений. В этой комнате стояли два стола с чернильницами из пластмассы, много стульев и был еще диван, обитый черной клеенкой, - на него и бросился сразу же председатель трибунала.
- Молодец Абросимов, - сказал он, закуривая. - Правильно построил допросы. А вот допросил бы первой Дроздову, она сейчас же после допроса, конечно, - к Лопаткину, тот подготовил бы ее, и на суде пошла бы канитель. Сейчас ее показания чище святой воды. Никаких интересов, только истина, как у младенца.
- Да-а, - протянул неопределенно майор. Он стоял у окна, курил и смотрел на улицу.
- Я, между прочим, так и думал: сейчас она догадается и скажет - "я действительно соавтор...", - продолжал председатель, сбивая с папиросы пепел о носок сапога. - Пришлось бы направлять дело Абросимову на доследование! Единичку - ха! - ему в квартальный отчет! Экспертизу назначать. А потом на экспертизу еще экспертизу... Туман!
- А вы думаете, сейчас не туман? - сказал майор, глядя в окно.
- Ну почему же?.. - Подполковник, пустив струю дыма, выставил пальцы, чтобы перечислить доводы. - Нам нужно, прежде всего, установить, имело ли место деяние, инкриминируемое подсудимому. Деяние имело место; думаю, никто этого не оспорит. Он доверил тайну. Показ документов, устное сообщение, необеспечение надлежащего хранения - любой из вариантов подходит. Заметь, как законодатель ставит вопрос: необязателен даже факт разглашения. Достаточно реальной возможности восприятия тайны другим лицом.
- Надо было все-таки вызвать в суд представителя заказчика. Им ведь обоим дано поручение.
- А ты и иди на поводу. Видел, как он повел себя в конце? Это он тебя почувствовал. Это все уступки, поблажки. Ты говоришь представителя заказчика - Захарова, что ли? Ну, пусть он подтвердит. Что из того? Лопаткин обязан был не предлагать ее в соавторы и держать все от нее в тайне.
- Но ведь она и раньше знала конструкцию и идею...
- В рамках несекретных. А потом прибавилось - двухслойные трубы... Особое назначение... И появился гриф "секретно". Гриф - и положение меняется.
- Но ведь она же участвовала в рождении! - майор повернулся к председателю, и его "о" взволнованно зазвенели в кабинете. - Идея-то, я назову ее идея номер два. Дроздовой принадлежит!.. Хоть это и не расследовано, я отчетливо это вижу. Гриф! Что же, раз гриф - она должна забыть? Отказаться от своих прав? И ни к чему экспертизы, когда можно было свидетельскими показаниями установить. Захаров - раз. Старик Бусько - два. С иностранным журналом о трубах мы не знакомились? Это три. Формуляр в библиотеке смотрели? А вдруг в формуляре только одна отметка - Дроздовой! Значит, только она одна читала этот журнал. Это четыре! Вот уже мы и видим...
- Знаешь... Я не дитя малое. Она делала техническую работу. Тебе он просто понравился. Не похож на преступника. А что ты думаешь - на скамье сидеть может только бандит с ножом в зубах? Ничего-о... и смирные растяпы сидят. И такие вот... любители приятного с полезным, как Лопаткин. Еще как сидят. Ха-ха! - председатель коротко, по-мальчишески хохотнул. - Ничего выбрал он себе... соавтора!
- Ну слушайте... Ну бог с ними, пусть вдвоем! Ведь история знает сколько случаев, когда ученый работал с женой... Ведь практически разглашения нет? Нет! Никто, кроме них двоих, не знает существа изобретения. Товарищ подполковник, мы сейчас неправильно его осудим и не только лишим его свободы - мы государство лишим изобретателя, который может принести пользу.