- Дело здесь не в красоте, Надюша. Я ведь была когда-то боевой комсомолкой, и иногда чувствую, что _это_ осталось во мне... на всю жизнь. Когда мы первый раз встретились с этим человеком... В общем, амур не присутствовал при нашей первой встрече. У меня началось с желания ему помочь. Как в хорошие комсомольские времена...
- А как вы его полюбили - сразу? С первого взгляда? Валюша, ну расскажите!
- Нет. Не сразу. Не с первого взгляда. Знаете, чтобы полюбить - взгляда мало. Нужно с человеком столкнуться. Такое столкновение нужно, чтоб почувствовался характер. И у нас было столкновение. Но почувствовала одна я.
- А он?
- Он - нет. Для него я - чужой и непонятный человек. Я встречаюсь с ним и вспыхиваю, а мне ведь тридцать лет! Ах, Надя, вы не знаете, что это такое. Если бы хоть один его взгляд сказал мне то, что... я ведь не могу скрывать!.. - за одну такую минуту я отдала бы все. Он тоже меня замечает, вспоминает обо мне, но не так, как я... А я вот вспоминаю иначе... - Валентина Павловна опустила голову, потом подняла, и Надя увидела слезы в ее доверчивых и ясных глазах. - Вы знаете - это человек высочайшей души. Смелый. Умный. С кем ни встретится, оставляет след. Это настоящий герой, о каком я мечтала девочкой. Ах, если бы он встретился мне раньше. Я бы побежала за ним на край света. Ни секунды бы не думала! Я ведь была тогда лучше...
- Ми-илая! - Надя прижала ее руку к дивану, прикоснулась к ней плечом. - Вы и сейчас лучше всех!
За стеной, в коридорах школы, тонко разливался звонок. Учителя не спеша собирали книги, журналы, выходили из учительской.
- Хватит, хватит сплетничать! - с сердитым весельем пробасила старая математичка, проходя мимо них, и подруги, вздыхая, поднялись.
- Мы еще поговорим? Ладно? - сказала Надежда Сергеевна, глядя на подругу грустно-восхищенными глазами. - Хорошо, поговорим?
- Не знаю, что здесь интересного. Тем более для вас. Не притворяйтесь! Вы не меньше моего знаете, что такое любовь...
И Надя вдруг почувствовала на лице у себя странное, фальшивое выражение. Оно говорило: "Конечно! Я знавала любовь" - и еще: "Пожалейте меня, Валентиночка, я совсем ничего не знаю, сама себя не могу понять..."
Около лестницы они расстались, шутливо и ласково протянув друг дружке руки. С той же чужой, растерянной улыбкой Надежда Сергеевна вошла в седьмой "Б" класс. Она поздоровалась с учениками, села за стол, и все ее непонятные заботы отошли в сторону.
Со второй парты на нее угрюмо смотрела Римма Ганичева. Ее темные глаза были неприятно раздвинуты к вискам и напоминали о бинокле. Надежда Сергеевна сразу увидела и свою "лаборантку" - Сьянову, бледную и худенькую девочку-подростка, с тревожным взглядом, - и улыбнулась ей. К Сьяновой Надежда Сергеевна давно уже чувствовала необъяснимую материнскую нежность и жалость.
- Ну, как мы подготовились? - сказала Надежда Сергеевна и посмотрела на доску. Да, конечно, лаборантка опять постаралась - развесила карты и нарисовала на чисто вытертой доске контуры Севера и центра Европейской части СССР.
- Ну что ж, очень хорошо. Прекрасно, - сказала Надежда Сергеевна уже учительским тоном. И урок начался.
Она вызвала к картам троих учеников и, задав всем вопросы, мельком взглянула на Сьянову. Эта тихая, исполнительная девочка очень боялась вызовов к доске и всегда получала по географии тройки. Надежда Сергеевна решила сегодня побороть страх своей лучшей лаборантки и вдруг сама почувствовала робость.
- Сьянова! - сказала она, как бы между прочим, устало прикрыв пальцами глаза.
Девочка встала, уронила учебник и, не заметив этого, прихрамывая от страха, подошла к доске.
- Вот ты показала здесь Север Европейской части. Нанеси теперь реки Севера и покажи размещение полезных ископаемых. И не бойся, - добавила она тише.
- Я не боюсь, Надежда Сергеевна. Вот Печора... - Сьянова слабо улыбнулась и стала жирно вести мелом Печору от Двинской губы.
У Надежды Сергеевны закололо в груди. Класс негромко зашикал. Сьянова остановилась и побледнела. Потом быстро стерла свою "Печору" и на этом же месте уверенно нарисовала ветвистую Двину. Стукнула мелом и оглянулась. Все усиленно закивали. Надежда Сергеевна опустила глаза к классному журналу. Покончив с Двиной, Сьянова нанесла Печору, Мезень и Онегу. Вычертив все изгибы Онеги, она опять оглянулась, и ученики в первых рядах, косясь на учительницу, осторожно кивнули. "Не буду замечать", - решила Надежда Сергеевна. Под маленькой рукой Сьяновой быстро и верно разветвились реки Нарва и Кола с Туломой - это было сделано уже сверх того, что требовалось. "Она все знает. Ей не хватает смелости", - подумала Надежда Сергеевна, следя за ответом другого ученика. Она мельком взглянула на контур Севера Европейской части и увидела, что на нем уже показаны месторождения апатитов и тихвинские бокситы. Не было лишь Ухты. "Поставлю четыре, - подумала Надежда Сергеевна, - может быть, с этой четверки у нее начнется другая жизнь".
- Ну, - сказала она. - Что у тебя?
Оживленное лицо Сьяновой сразу померкло.
- Я что-то еще забыла, - призналась она и положила мел. - Никак не могу вспомнить.
- Садись. Ставлю тебе четыре. Сейчас мы вспомним сообща, что ты забыла.
И тут же Надежда Сергеевна заметила поднятую руку Ганичевой.
- Ну вот, Римма сейчас нам скажет...
Ганичева встала, оглянулась направо, налево и заговорила, упорно глядя в сторону, при каждом слове поднимая одну бровь:
- Вот вы, Надежда Сергеевна, поставили мне двойку за подсказки. А Сьяновой все время подсказывали. Кто? Вот и скажу - Парисова подсказывала, Слаутин, Вяльцев...
- Мы не подсказывали! - закричали сразу несколько ребят.
- Кивали! Вот и кивали, я видела! А когда Печору - Ханапетова сразу зашикала, и Сьянова стерла Печору. Так что вот... - и, не договорив, Ганичева села, и в ее оттянутых к вискам больших глазах засветилась удовлетворенная месть.
- Сейчас Сьянова сама разрешит наши сомнения, - сказала Надежда Сергеевна. Сьянова поднялась. - Оценка зависит от твоего ответа, Сьянова. Если тебе подсказывали, я поставлю два.
- Подсказывали, - чуть слышно сказала Сьянова.
- Не подсказывали! - взорвался весь класс. - Кивали! Надежда Сергеевна! Только кивали!
- Кивали, - еще тише сказала Сьянова.
- Хорошо. Я поставлю три. - Надежда Сергеевна тихо вздохнула и посмотрела на Ганичеву. - Ставлю три. Но, ребята... правду говорить с досады не лучше, чем скрывать правду. Для того чтобы отомстить, чаще применяют ложь. Но, как видите, применяют и правду. Если бы Ганичева хотела заставить Сьянову лучше работать, она должна была сначала с нею поговорить. А вы тоже хороши! Киваете... Зачем кивать?
На перемене около учительской к Надежде Сергеевне подошли несколько учеников из этого класса, притихшие, строгие, и стали просить, чтобы она поставила Сьяновой четверку.
- Ей трудно учиться, - сказала черненькая подсказчица Ханапетова. - У нее большая семья, и они бедные. Ей много приходится работать дома. Мы ей помогаем...
- Помогайте, только не подсказками, - сказала Надежда Сергеевна своим привычным тоном руководительницы и задумчиво посмотрела в окно. - Где она живет?
- На Восточной улице, в самом верху.
"Надо сходить. Схожу, посмотрю", - подумала она.
Надежда Сергеевна и не подозревала, что там, в домике Сьяновых, и начнется первый большой поворот в ее жизни. 3
Она хотела навестить семью Сьяновых на следующий день. Но это ей не удалось, потому что Леонид Иванович, который был в последнее время очень хорошо настроен, задумал попировать, или, как он выражался, организовать _сабантуй_. Надя догадывалась, в чем дело. Дроздов в Москве получил какие-то более серьезные и секретные сведения о своем новом назначении - гораздо более важные, чем то, что знала она. Вот он и развеселился, не мог найти себе места и, наконец, придумал: устроить оловянную свадьбу. Как раз прошло два года с того дня, как они расписались в поселковом загсе.
Был сразу же назначен день, Леонид Иванович пригласил гостей, а к Наде была вызвана портниха. Она начала срочно шить для Нади из синего кашемира специальную свободную одежду, которой Дроздов каждый день давал новое название - то размахай, то разгильдяй - как придется. Из ближней деревни привезли старуху - родственницу Шуры, и на кухне началась работа.
Надя решила пригласить на празднество кого-нибудь из _своих_, чтобы было не так скучно, и сказала об этом мужу. Леонид Иванович спросил:
- Кого?
Надя назвала имена нескольких учительниц, в том числе и Валентины Павловны.
- Н-да, - сказал Леонид Иванович и, закрыв глаза, с силой провел сухонькой рукой по лицу, как бы сминая нос и губы. - Н-не рекомендую. Почему? - Он посмотрел на нее одним глазом из-под руки. - Потому что они, как бы тебе сказать... рабы вещей. Увидят и отождествят тебя и меня с теми вещами, которые нас окружают. У них нет таких вот часов, которые стоят на полу. Они всегда по этой причине будут свою зависть переносить на ничего не подозревающего человека. Как у Моцарта с Сальери получилось. Рано или поздно, ты будешь изолирована от них и не по твоей вине. Это тебе ответ на твой наболевший вопрос. Значит, так: не рекомендую звать учительниц. А впрочем - зови. Но это только ускорит процесс изоляции.
И Надя, подумав, позвала на свою "оловянную свадьбу" не всех, а только одну Валентину Павловну.
В назначенный вечер Надя приготовилась встречать гостей. Она все время помнила слова мужа об изоляции и уже нашла себе место в той неуютной жизни, на которую обрекал Леонида Ивановича его высокий и ответственный пост. Она должна была совершать подвиг вместе с ним.
Начали съезжаться всегдашние гости. Первым появился управляющий угольным трестом - рослый мужчина в кожаном пальто на собачьем меху и в новых фетровых бурках. За ним пришли Ганичевы - муж и накрашенная жена в платье из черных немецких кружев. Ганичева сразу же внесла в гостиную дурманящий запах каких-то незнакомых духов. Дочь Римма была очень похожа на нее. Надя знала, что у нее есть еще одна дочь, которую зовут Жанной. Эта дочь уехала в Москву - поступила на химический факультет. И говорят, что когда Жанна училась в десятом классе, у нее с учителем физики Лопаткиным была какая-то романтическая история...