- Ха-а-а! - радостно-закатывалась вся группа.
- Безобразие! - говорил Антонович, бросив трубку. - Это кто-то из копировщиц! Черт знает что такое... Дети! Игрушку нашли!..
До этого дня Дмитрий Алексеевич не подозревал, чтобы такие солидные люди, как Крехов, могли подобным образом веселиться. А тут и он - вышел как будто бы купить папирос, а несколько минут спустя затрезвонил телефон. Антонович подошел, сказал солидно: "Вас слушают", - и в ответ на всю комнату задребезжало: "Мне одинокого, интеллигентного инженера..."
- Я узнал вас, Крехов! Послушайте... - угрожающе начал Антонович, но трубка перебила его:
- Погоди ругаться, Андрей Евдокимыч. Тут я сейчас на углу читал твое объявление. Оно, знаешь, с ошибками.
- Какие ошибки?
- А вот. В слове "интеллигентный" - одно "л".
- Не может быть!
- Чего ж не может, поди сам посмотри...
И Антонович ушел смотреть. И, конечно, второе "л" стояло на месте, - ведь он был интеллигентный! Но Крехов, лучший конструктор, кандидат технических наук, солидный человек со старомодным кольцом на пальце, был очень доволен этой проделкой. Он уселся на свое место, и вид у него был такой, словно он хорошо отобедал. Он дружелюбно поглядывал на телефон, ожидая от него каких-нибудь веселых неожиданностей.
И телефон не заставил себя ждать - мелко затрясся, затрезвонил на всю комнату. Шутники были наготове - поднялись было, но Крехов опередил всех. Раз, два - всего два длинных шага, - и он снял трубку.
- Да! - сказал он и вдруг подобрал губу. - Сейчас-с-с. Товарищ Лопаткин!
"Кто там еще..." - подумал Дмитрий Алексеевич, беря трубку.
- Товарищ Лопаткин? - сказал в трубке кто-то неторопливый, строгий.
- Да!.. - хрипло ответил Дмитрий Алексеевич и нервно откашлялся. - Да-да! Это я!
- Это звонят по поручению товарища Галицкого.
- Так он же уехал!
- Совершенно верно. Но у нас тут было техническое совещание... Вы можете зайти к нам в управление?
- Конечно, могу! Простите, с портфелем или без?
- Лучше с портфелем. Хотя мы знаем вашу труболитейную установку. В общем, приходите. Знаете что... Вы можете сейчас? Можете? Так я пришлю машину...
Да, это был на редкость веселый денек! Положив трубку, Дмитрий Алексеевич посмотрел на телефон с подозрением. Уж не вздумал ли кто-нибудь подшутить и над ним... Но все же он подошел к открытому окну и стал ждать...
И через двадцать минут, как в сказке, плавно выкатилась из-за угла серая машина и затормозила внизу у подъезда. Это была та самая серая "Победа", в которой прежде ездил Галицкий.
Дмитрия Алексеевича уже не удивляли новые истории с многообещающей завязкой, даже если они налетали так неожиданно. Встречая их, он вел себя теперь ровнее, заранее предвидя одинаковый для всех этих историй исход. Пока он ехал в серой "Победе", в его душе пролетела еще одна трехминутная буря - сломала деревья, снесла крыши, - но, сжав губы и закрыв глаза, он быстро утихомирил ее, затаил все разрушения. И в кабинет на третьем этаже незнакомого, желтоватого дома с колоннами вошел тот изобретатель, которого боятся в министерствах, - человек с особенной, мучнистой бледностью на лице - бледностью нервных. Улыбка его выдавала готовность к резкому отпору, насмешливую ненависть к красивым шторам, дорогому чернильному прибору и белому, с голубыми и красными узорами, ковру.
Но те, кто сидел перед ним в дорогих креслах, кто стоял с загадочным видом у красивых штор или медленно ходил по белому ковру, начальники и инженеры, и щеголеватый генерал в черном костюме с голубыми лампасами и гражданскими белыми погонами, - они-то, должно быть, видывали изобретателей. Таким они себе и представляли инженера Лопаткина, героя шестилетней истории с труболитейной машиной. Никто не улыбнулся за его спиной, хоть и наступила тихая пауза, когда он вошел. Но эту паузу сейчас же, не сговариваясь, прервали. Кто-то предложил Дмитрию Алексеевичу кресло, генерал, выйдя из-за стола, сел против изобретателя и раскрыл для него свой портсигар. Остальные придвинули стулья.
- Дмитрий Алексеевич, - негромко начал генерал и, щелкнув зажигалкой, поднес Лопаткину голубой огонек. Оба они окутались клубами дыма. - Дмитрий Алексеевич, - повторил генерал, - мы хорошо знаем вашу машину, здесь нам уже обстоятельно все растолковал товарищ Галицкий...
- Простите, а где Галицкий? - осведомился Лопаткин.
- Нас интересует вот какая штука, - продолжал генерал, который не любил, видимо, когда его перебивали. - Могли бы вы дать варианты вашей машины, применительно к отливке некоторых тел вращения, с внутренними пустотами? Ну, скажем, _оживальной_ формы. Вот таких, например...
К этому времени рукой проворного референта были аккуратно разложены на столике четыре квадратика ватманской бумаги, с жирно вычерченными на них симметричными фигурами: сигара, желудь, сахарная голова и труба со ступенчатыми утолщениями.
- Относительно этой сигары... Здесь, видите ли, какая штука... - начал Дмитрий Алексеевич, но генерал перебил его:
- Работать беретесь?
- Берусь, - сказал Дмитрий Алексеевич, чувствуя, что новая, радостная буря поднимается в нем, и генерал кивнул референту. Тот быстро собрал листки ватмана.
- Будете работать в том же институте, в той же группе и в том же помещении, - сказал генерал. - Деньги будете получать из того же окошка, тот же оклад. Проведем это как наш заказ институту. Работа секретная, как вы понимаете. Ваши друзья захотят узнать - Шутиков, Дроздов, Авдиев, - не говорите им... Инструкции вам даст товарищ Захаров, Владимир Иванович. Это будет представитель заказчика. Вы что-то хотите добавить?
- Да, я могу добавить... Принцип машины дает нам такие возможности... Мы, например, собираемся получить на ней двухслойную трубу - из двух металлов.
Генерал пристально посмотрел на Дмитрия Алексеевича, затем вскинул глаза на строгого чистенького инженера, который до этого молчал.
- Или из стали двух разных сортов... - сказал Дмитрии Алексеевич.
Инженер чуть заметно улыбнулся, провел сухими пальцами по столу и, не поднимая глаз, покачал головой:
- Не следует распыляться... Нет. Это - пока проблема.
- Вы не заявляли в бриз? - живо спросил еще один седой старик с изнуренным лицом и блестящими черными глазами, должно быть, ученый. - Нет? По-моему, надо включить и заявить через наш отдел. Чтобы сохранить хотя бы секретность. Потому что как бы это ни было проблематично, сама идея эта есть уже открытие. Сам путь обещает интересное решение. Мы можем получить целый комплекс...
- Мы начали работу, - сказал Дмитрий Алексеевич. - Во всяком случае, уверены, что получится.
- Кто такие "мы"? - спросил генерал.
- Я и мой соавтор. У меня есть соавтор. Надежда Сергеевна Дроздова. Она в курсе всех дел, и ей принадлежит идея двухслойных труб.
- Запишите соавтора в приказ, - сказал генерал, и референт сразу же нагнулся над столом и черкнул что-то карандашом.
Было решено включить в план работы и литье двухслойных труб. Генерал вызвал еще двух начальников, и после небольшого совещания решили этот пункт поставить первым. Затем было сказано еще несколько слов - о сроках, о возможном создании специального конструкторского бюро, в зависимости от результатов работы. Вдруг все сразу поднялись, отодвинули кресла и вышли на середину белого ковра, и Дмитрий Алексеевич понял, что совещание окончено.
- Вы спрашивали о Галицком, - сказал генерал. - Он теперь на Урале. Начальник нашего крупнейшего завода. Я завтра вылетаю к нему, - могу передать привет. А засим...
Он подал руку, за ним и остальные подошли проститься с изобретателем, и Дмитрий Алексеевич заметил, что они при этом соблюдали какое-то привычное старшинство. Последним был референт. Он вышел вместе с Дмитрием Алексеевичем в коридор и здесь записал для себя адрес автора и часы, когда его можно застать дома.
- Машина вас ждет, - сказал он.
Дмитрий Алексеевич попросил отвезти его в Ляхов переулок. Всю дорогу он то улыбался, то вдруг начинал быстро-быстро перебирать пальцами на колене и, кашлянув, оглядывался на шофера - он уже улетел на полгода вперед, был уже в цехе, испытывал опытные образцы своих машин. Выскочив из машины около своего дома, Дмитрий Алексеевич пробежал по двору, вспугнул голубей, в три прыжка взлетел по лестнице на площадку, и звонок неистово залился за дверью, сообщая всем о его радости.
Евгений Устинович поспешно прошаркал и, открыв дверь, подозрительно прищурился. Он был одет в длинную белую рубаху поверх полотняных брюк и подпоясан свободно обвисшим, узким ремешком.
- Ну что, ну что, ну что-о! - с места весело закричал Дмитрий Алексеевич. - Говорил я вам, что мне удастся вручить? Кто мне пророчил неудачи?
Старик молча пропустил его в коридор.
- В одном вы не ошиблись! - сказал Дмитрий Алексеевич. - Галицкий действительно хороший человек. Он сделал больше, чем мы могли ожидать. Теперь нам никакие Шутиковы...
Друзья прошли в комнатку, и здесь, сев на табуретку против профессора, наклонясь к его уху, Дмитрий Алексеевич рассказал ему о своем разговоре в другом министерстве. Он умолчал о фигурах, вычерченных на квадратиках ватмана, но Бусько, выслушав его, все же насторожился.
- Говорите, это секретное? Зачем же вы доверяете эту тайну мне?
- Евгений Устинович, я вам еще ничего не доверил!
- Самая главная тайна, если хотите знать, - в том, что вас засекретили. Собственно, меня вы должны предупредить, потому что я в курсе ваших дел... Но вообще этот разговор следовало бы вести на улице.
Он внезапно открыл дверь, выглянул в коридор, снова сел и, помолчав, заговорил громко и внятно:
- Да, я давно говорил вам, что у этого певца редкостный голос. Я слышал его в первый раз в роли князя Галицкого. Нет, слух меня никогда еще не подводил. Конечно, надо вас поздравить. Это исторический поворот... в вашем музыкальном образовании. Но радуюсь ли я за вас? Вот вы пренебрегаете некоторыми моими советами...