Опыт интерпретации памятников верхнего палеолита Европы, которые исследованы несравненно лучше, чем памятники всей остальной ойкумены, демонстрирует необходимость большой осторожности в выделении каких-то обширных по ареалу культур или этапов развития. Поэтому и последующая характеристика носит весьма общий характер, скорее показывая уровень нашего незнания, нежели предполагая действительно объективные и бесспорные результаты. Что касается Кавказа, Передней и Средней Азии, частично Южной Азии, то в тех пределах, в каких мы располагаем какой-то информацией, характер локальной дифференциации и динамика развития повторяют то, что более или менее известно в Европе. Иными словами, какая-то локально приуроченная группа памятников обнаруживает какие-то специфические приемы обработки камня и наборы орудий, которые повторяются в хронологически разновременных стоянках, демонстрируя определенную свойственную лишь данному району тенденцию развития. Археолог Г.П. Григорьев удачно называет их линиями развития. Термин этот довольно широко употребляется в литературе, есть и другие обозначения, но в основе того явления, которое обозначается, лежит изначально одно и то же —территориальное обособление технологических приемов, возникшее в результате то ли географической, то ли социальной изоляции. Конкретно выявить факторы этой изоляции в каждом отдельном случае мы пока не в состоянии.
В Северной Азии известных верхнепалеолитических памятников немного, ряд новейших памятников пока еще не описан, все они более или менее однородны за одним исключением. Речь идет о двух стоянках — Мальте и Бурети на Ангаре и ее притоке Белой, открытых и исследованных М.М. Герасимовым и А.П. Окладниковым и находящихся по прямой на расстоянии меньше 20 км одна от другой. Наземные жилища, исключительное богатство костяного инвентаря, скульптура из кости, костяные женские статуэтки, до какой-то степени каменный инвентарь — все это, безусловно, западные аналогии, достаточно явственно напоминающие Европу. На этом основании А.П. Окладников выдвинул даже гипотезу о переселении каких-то европейских групп в Прибайкалье. До сих пор трудно сказать, в какой мере справедлива эта смелая гипотеза, — в нашем распоряжении слишком мало данных для оценки гипотез подобного рода. Можно только отметить, что на одной из мальтийских женских статуэток отчетливо моделировано лицо, и оно больше похоже на монголоидное, а не на европеоидное. Резцы младенца из погребения на стоянке Мальта обнаруживают так называемую лопатообразность, правда, довольно слабо выраженную,—скорее монголоидный, чем европеоидный, признак. Но вне зависимости от генетической интерпретации своеобразия стоянок Мальта и Буреть ясно, что они образуют какой-то локальный тип памятников, не повторяющийся пока нигде в Северной Азии. Что же касается других групп памятников, то они не имеют богатого костяного инвентаря, на них не найдена костяная скульптура и женские статуэтки. Типологически каменный инвентарь отличается известной архаичностью форм, и эта особенность, по-видимому, может считаться наиболее типичной чертой североазиатского верхнего палеолита.
Примерно то же можно повторить и про Центральную Азию, подразумевая под ней в первую очередь территорию Монголии: из Синьцзяна до сих пор ничего не известно, с Тибетского нагорья происходят случайные и маловыразительные находки. Но монгольские памятники обнаружены преимущественно на поверхности, и предстоит еще большая работа по поиску стратифицированных местонахождений, которые позволят поместить верхнепалеолитические памятники Монголии в стратиграфическую колонку верхнепалеолитических памятников других территорий. Переходя к Восточной Азии, особенно ее северной части, следует напомнить, что верхнепалеолитические черты и даже какая-то тенденция к микролитической технике появились здесь приблизительно на 20 тыс. лет раньше Европы. Эта тенденция продолжает реализовывать себя, насколько можно судить по известным памятникам, и на протяжении всего верхнего палеолита. В системе гротов Чжоукоудянь открыто местонахождение, получившее наименование Верхней пещеры и относящееся, насколько можно об этом судить, опираясь на стратиграфические и археологические данные, к самому концу верхнепалеолитической эпохи. Оно дает нам богатую серию орудий из кости, хотя образцов изобразительного искусства там нет. В то же время в Юго-Восточной Азии не обнаружены богатые наборы костяных изделий, каменные орудия достаточно грубы и невыразительны, среди них много крупных форм. В общем, каждая из рассмотренных нами территорий показывает нам что-то своеобразное, но для оценки этого своеобразия нам недостает пока ни достаточной информации, ни сколько-нибудь полного теоретического осмысления локального многообразия культуры в эпоху верхнего палеолита.
Из предшествующего локального обзора выпала Африка, но, прежде чем перейти к ней, логичнее остановиться на проблеме расширения первоначальной ойкумены и заселения Америки и Австралии. Проблема эта до сих пор дискутируется в современной науке. В принципе проблема заселения Америки человеком на каком-то отрезке четвертичной истории была осознана только в начале 20 в., в 19 столетии неоднократно аргументировалась мысль об автохтонном происхождении человека в Америке и в поддержку ее приводились многочисленные ископаемые находки якобы предков человека глубокой древности. Позже было убедительно доказано, что все эти находки представляют собою артефакты*, не имеющие к проблеме происхождения американского человека никакого отношения. Тщательное изучение животного мира обеих Америк позволило твердо установить важный для нашей темы факт — отсутствие среди американских приматов высших форм, от которых могли бы произойти люди, и в живом, и в ископаемом состоянии. Все это инспирировало в начале 20 в. оформление гипотезы заселения Американского материка человеком из Старого Света, но конкретные формы этой гипотезы были многообразны, и прошло несколько десятков лет, прежде чем она приняла свою современную форму.
Сначала казалось естественным, что Америка была заселена через Тихий океан из Юго-Восточной Азии. Многочисленные адепты этой гипотезы, среди которых широтой эрудиции и остроумием догадок особо следует выделить крупнейшего французского этнолога — американиста и океаниста Поля Риве, собрали достаточно большое число совпадений в языке и материальной культуре между американскими индейцами, особенно индейцами Южной Америки и народами островного мира Юго-Восточной Азии. Однако критическая ревизия всех этих наблюдений показала, что часть этих совпадений могла возникнуть конвергентно, а другая часть есть плод недостаточно тщательной фиксации первичных данных. Поэтому от океанического пути заселения Америки с запада пришлось отказаться, и сейчас у этой идеи нет сторонников среди серьезных ученых.
Но океанический путь заселения Америки, теоретически говоря, возможен и с востока, т. е. через Атлантический океан. Здесь опять не раз указывалось на культурные аналогии между цивилизациями Центральной Америки и древними цивилизациями Африканского континента, но и эти аналогии не нашли подтверждения при более серьезном сравнении. Поэтому как бы ни решался вопрос о наличии сухопутных мостов в Атлантическом океане, по которым человек мог перебраться в Америку, как бы ни решался вопрос о реальном существовании легендарной Атлантиды, антропологические особенности коренного населения Америки и характерные черты их культуры таковы, что они не дают никакого основания говорить об их родстве с антропологическим и культурным миром Африки. В 1960-х годах на страницах издаваемого и сейчас чрезвычайно авторитетного международного журнала «Современная антропология» была проведена дискуссия о возможности заселения Америки человеком из Европы через Исландию и Гренландию. Почти все участники этой дискуссии высказались против такой возможности.
Остается, следовательно, только один-единственный путь, он и принят современной наукой, — путь через Берингов пролив из Азии. Заселение Америки человеком этим путем имело место примерно 20—25 тыс. лет тому назад, а в это время на месте Берингова пролива существовал обширный сухопутный мост, получивший у геологов и палеогеографов название древней Берингии. Древнейшие жители Американского континента оставили много стоянок, и поэтому палеолит в Америке известен достаточно хорошо. Но мы уже знаем, что каменные орудия меняются очень быстро, что и затрудняет определение генетических связей с помощью их формы и способов обработки. Для палеолита Америки типичны несколько форм орудий, не находящих никаких аналогий в Старом Свете, и, хотя преемственная связь американского палеолита с азиатским совершенно несомненна, поиски этих аналогий остаются пока безуспешными.
Рассмотренный путь заселения Америки человеком в целом похож на аналогичный путь заселения человеком Австралии. Геологические исследования также вскрыли здесь, на подступах к Австралии, в районе нынешнего Большого Зондского архипелага, целую систему сухопутных мостов, по которым человек и перебрался из Азии в Австралию. Произошло это, видимо, еще раньше, чем переход человека в Америку: дата наиболее древних остатков человека и его культуры в Австралии отстоит от современности почти на 40 тыс. лет, на Новой Гвинее — примерно на 25 тыс. лет.
Возвращаясь теперь к Африканскому материку, следует сказать, что в эпоху верхнего палеолита Африка сохранила свое своеобразие, присущее ей в среднепалеолитическое время. На севере с какими-то модификациями сохраняется та форма индустрии, которая была здесь представлена и в эпоху среднего палеолита. Может быть, типы орудий в верхнем палеолите более совершенны, но прогресс в общем несуществен. Что же касается остальной территории, то отдельные находки верхнепалеолитических индустрии сделаны более или менее повсеместно, но сами индустрии плохо укладываются в какие-то типологические схемы и отличаются крайним местным своеобразием. Очевидно, систематизация памятников верхнепалеолитического времени на территории Африки еще представляет собой проблему будущего.