Особенно долго сохраняли форму коллективной собственности на землю кочевые и полукочевые скотоводы, хотя и у них очень часто распоряжение вождей пастбищами и водоемами, реализовавшееся через руководство перекочевками, граничило с фактической частной собственностью на то и другое. Но из-за кочевого образа жизни частнособственнические поземельные отношения у номадов никогда не складывались. Да и у земледельцев эти отношения, если и складывались в чистом виде, то, как правило, только уже в классовом обществе.
Замедленность становления частной собственности сказывалась и в том, что переход от коллективной собственности к частной редко совершался непосредственно. Многие исследователи выделяют промежуточную категорию обособленной собственности, т. е. собственности, уже обособленной от коллективной, но еще не создающей отношений эксплуатации и в этом смысле не частной. Промежуточной категорией, по-видимому, можно считать также групповую частную собственность, т. е. совместную частную собственность не одного, а нескольких лиц. Она не специфична для эпохи классообразования и существует даже в самых развитых классовых обществах, но в рассматриваемую эпоху получила особенно широкое распространение, очень часто предшествуя утверждению индивидуальной частной собственности. И обособленная, и групповая частная" собственность характерны для экономической структуры свойственного данной эпохе типа семьи (речь о чем будет дальше).
Зарождение эксплуатации и общественных классов —классогенез. С появлением прибавочного продукта и частной собственности все более заметной становится общественная и имущественная дифференциация. В то время как у родоплеменной и общинной верхушки скапливались богатства, рядовые сородичи и общинники обладали лишь незначительными излишками, не обладали ими совсем или даже испытывали лишения. По разным причинам рядовые сородичи и общинники оказывались в неравных условиях: сказывались неодинаковая численность и половозрастной состав семей, личные качества работников и всевозможные случайности. Это неравенство усугублялось тем, что престижно-экономическое отношения, в прошлом в основном межобщинные, стали все шире проникать внутрь общины. Тем самым сюда стал проникать и принцип эквивалентности дачи и отдачи, вытеснявший прежний принцип безвозмездной взаимопомощи. Теперь за материальную помощь, полученную сородичем или однообщинником, ему приходилось расплачиваться — сперва в том же, а затем и в большем размере.
Нередко встает вопрос, какой вид расслоения — общественное или имущественное — предшествовал другому. Единодушного ответа на него нет. Большинство ученых считает, что оба они складывались одновременно: различия в общественных статусах способствовали имущественной дифференциации, а последняя постепенно вела к неравенству статусов членов общества. В то же время этнологии известно немало обществ, в которых неравные статусы их членов еще не повлекли за собой сколько-нибудь заметного экономического неравенства.
Возникновение прибавочного продукта и частной собственности не только усиливало общественную и имущественную дифференциацию, но и порождало отношения эксплуатации. Среди ранних видов эксплуатации различают эксплуатацию внутриобщинную (эндоэксплуатацию) — кабальничество и зачатки феодализма и эксплуатацию межобщинную (экзоэксплуатацию) — военный грабеж, контрибуции и данничество. Промежуточное между ними положение занимало рабство, или рабовладение,—наиболее заметный и поэтому лучше всего изученный вид эксплуатации.
В первобытной, в особенности раннепервобытной, общине, не располагавшей регулярным избытком продукции, рабство, как и другие формы эксплуатации, было невозможно. Поэтому захваченных в межплеменных схватках боеспособных мужчин здесь обычно умерщвляли, а женщин и детей адоптировали, делая их полноправными членами племени-победителя. Иногда, особенно в тех случаях, когда нужно было возместить потерю убитых в бою, адоптировали и взрослых мужчин. Так, по одному из сообщений 17 в., у некоторых племен североамериканских индейцев военнопленных передавали тем семьям, которые потеряли близких родственников. «Если пленников принимали, наступал конец их бедам: их одевали наилучшим образом, они были совершенно свободны, хотя и не могли вернуться в свою страну, и пользовались всеми правами того, на чье место были приняты. Но чаще их отвергали, и они погибали в пытках».
Появление регулярного избытка продукции сразу же сделало возможным использование труда военнопленных. Теперь их стали намного чаще адоптировать на правах младших членов семьи, делая тем самым первый шаг к учреждению рабства. Существует мнение, что первоначально рабы становились собственностью всей общины и что таким образом древнейшее рабство было коллективным, или общинным. Но подобная форма нигде четко не зафиксирована ни исторически, ни этнологически, и, по-видимому, ее реконструкция должна быть оставлена. Это подтверждается и тем, что первых рабов трудно отличить от младших домочадцев. Они использовались преимущественно в домашнем хозяйстве, выполняя самые непрестижные работы. Так, у юкагиров они помогали женщинам, у нивхов заготовляли дрова, носили воду, готовили пищу, кормили собак. Рабы жили вместе с хозяевами, спали с ними под одной крышей, ели за одним столом. В других случаях они могли поселяться в отдельных жилищах и иметь собственное небольшое хозяйство, помогая по хозяйству- и своим владельцам. Обращение с ними было сравнительно мягким, и в большинстве случаев раб пользовался определенными личными и имущественными правами. Во многих обществах рабы поначалу наследовали своим хозяевам, вступали в брак со свободными, участвовали в общественной и религиозной жизни. Обычаи запрещали продажу, убийство и даже жестокое обращение с рабом, который в случае недовольства хозяином был вправе уйти к другому владельцу. Особого присмотра за рабами не было, так как, находясь в сносных условиях, раб обычно не стремился к побегу. К тому же у многих племен ему было и некуда бежать: попавший в плен считался утратившим покровительство духов и не принимался сородичами обратно. В ряде обществ рабство вначале не было пожизненным, и раб, пробыв в этом состоянии несколько лет, становился полноправным соплеменником. Освобождение раба считалось актом великодушия и щедрости, достойным поступком. Став пожизненным, рабство не сразу стало наследственным: в зависимости от степени развития рабовладения дети, внуки или правнуки раба получали свободу. Эта примитивная форма рабства, при которой рабы экономически еще не занимают особого места в производстве, а юридически близки к младшим членам семьи, получила название домашнего, или патриархального, рабства. Термин «патриархальный» здесь применяется в смысле «простой», «примитивный», а не как свойственный именно мужевластию-патриархату.
С ростом общественного производства расширялась сфера приложения рабского труда и открывались возможности для увеличения числа рабов. У северо-западных индейцев рабы использовались уже не только для домашней работы, но и при устройстве рыболовных запруд, постройке домов и лодок, ловле и заготовлении впрок рыбы, в качестве гребцов, в собирательстве и т. п. Сравнительно мало применялся рабский труд лишь в работах, считавшихся почетными, например в охоте и зверобойном промысле. Сходным образом у земледельческих индейских племен рабы применялись в земледелии преимущественно там, где оно считалось непрестижным женским занятием. Но так или иначе число рабов росло. У тех же северо-западных индейцев оно достигало 15—20, а в некоторых племенах даже 30 % населения. Расширились источники рабства: к захвату военнопленных добавились рождение в неволе и работорговля. Положение рабов резко ухудшилось. Рабы не могли владеть собственностью и жениться по своему усмотрению. Даже и разрешенный им брак не имел общественного значения и считался как бы простым сожительством. В знак отличия от свободных они должны были коротко стричь волосы. Обращение с рабами было жестоким; кроме того, как и в древней Спарте, практиковались периодические массовые нападения на хижины рабов, чтобы посеять ужас и предотвратить восстания. Широко бытовало ритуальное умерщвление рабов, например, при постройке новых домов и лодок, во время инициации и на похоронах. Это был остаток более архаичного обычая убивать пленных, отчасти приобретший новую функцию —терроризировать рабов и еще возможный ввиду того, что потребность в рабской рабочей силе оставалась все же ограниченной.
Положение рабов у северо-западных индейцев с теми или иными специфическими чертами характерно и для других обществ эпохи классообразования, в которых домашнее рабство начинало превращаться в рабство производственное. Повсюду здесь рабы из младших домочадцев трансформировались в лишенную средств производства бесправную группу населения со своим особым местом в общественном производстве.
Возникновение рабовладения имело и другие последствия. Уже домашнее рабство ускоряло и усиливало расслоение среди свободных общинников. Пленные, как и другие виды военной добычи, становились собственностью прежде всего представителей родоплеменной и общинной верхушки. Эксплуатируя рабов, они поднимали свой общественный престиж и увеличивали свои богатства. С развитием частной собственности это приводило к тому, что в их руках оказывались большие и лучшие пашни, стада, промысловые угодья, запасы ремесленных изделий. Естественно, что одновременно происходило обеднение другой части членов общества, подчас совсем нищавших и лишавшихся возможности вести самостоятельное хозяйство. Прибегая к займам, некоторые из них попадали в долговую кабалу, кончавшуюся продажей или самопродажей в рабство. В ряде обществ положение долговых рабов-соплеменников отличалось от положения других рабов: их рабское состояние было ограничено во времени, обращение с ними было мягче, их личные права—шире (например, включали запрет продавать их за пределы племени). Тем не менее прежние источники рабства—захват на войне, рождение в неволе и работорговля — пополнились еще одним —долговым, или кабальным, рабством соплеменников.