Смекни!
smekni.com

История первобытного общества (Алексеев, Першиц) (стр. 74 из 78)

Асимметричный характер взаимодействия классовых и первобыт­ных обществ достиг своего апогея в капиталистическое время. Потен­ции капиталистической эпохи несравненно выше, чем всех предшествующих эпох, и теперь оказалось возможным развернуть невиданную систему обезземеления, уничтожения и эксплуатации СПО. Составляя значительную часть колониального мира, первобыт­ная периферия сыграла заметную роль в первоначальном накоплении капитала и в последующем развитии капиталистического способа производства. Немалое значение имели и культурные заимствования европейцев в колониальных странах: достаточно назвать картофель и кукурузу, совершивших, как ее нередко называют, подлинную «про­довольственную революцию» в Европе 18 в. Но для самой перво­бытной периферии европейская колонизация зачастую имела катастрафические последствия. Не поддающаяся сколько-нибудь точ­ному исчислению, но, несомненно, очень значительная часть СПО была стерта с лица Земли. Были полностью истреблены тасманийцы, почти полностью погибли прибрежные племена Австралии, бушмены, огнеземельцы, племена Вест-Индии и Центральной Аргентины, исчез­ло более 30 племен Юго-Восточной Бразилии и приблизительно две трети индейского населения США. В Африке, уже с 15 в. ставшей главным резервуаром рабов для американских колоний, в результате одних только последствий работорговли погибло, по оценке некоторых ученых, около 100 млн. человек.

Другая часть населения, жившего первобытнообщинным строем, сделалась объектом рабовладельческой и капиталистической эксплуа­тации. Условия, в которых протекали эти процессы, были различны. Туземцев сгоняли с земли или оттесняли на неудобные земли, вывозили на плантации, загоняли в резервации (США), резерваты (Австралия), хоумленды (ЮАР и Намибия) и т. п. Но в конечном счете это повсюду приводило к тому, что они включались в структуру классового обще­ства, как правило, образуя в нем обособленные и грубо дискримини­руемые группы крестьянства или сельского пролетариата. Еще одна, меньшая часть населения оставлялась на своих землях (например, в США и Канаде для охоты на пушного зверя) и эксплуатировалась колонизаторами путем неэквивалентного обмена, данничества, нало­гообложения и т. д. И только сравнительно немногим удалось восполь­зоваться недоступностью мест их обитания или бежать, изоли­ровавшись в особенно труднопроходимых районах тропических джун­глей, пустынь и гор и в основном сохранив свою самобытность.

Тем не менее было бы неверно видеть только пагубное воздействие капиталистической колонизации на первобытные общества. Те СПО, которые попали в сферу влияния капитализма и уцелели, получили значительные импульсы для своего хозяйственного, социально-поли­тического и культурного развития. В европейских колониях возникала промышленность, складывались кадры рабочего класса и интеллиген­ции, создавались политические партии, распространялись достижения современной, в особенности технической, цивилизации, и какая-то часть населения СПО также не оставалась в стороне от этих процессов. Надо только иметь в виду, что в колониальных условиях подобное развитие шло очень медленно и мучительно для местного населения. Больше того, колонизаторы часто старались удержать и законсервиро­вать такие традиции трибализма*, как племенная организация и власть вождей, чтобы опираться на них в своей административной деятель­ности. Эта система так называемого непрямого, или косвенного, управления широко применялась во многих британских и нидерланд­ских колониальных владениях.

Первобытные общества в современном мире. Таково было положе­ние, в котором находились СПО, сохранившиеся к началу нашего времени. Вопрос о их судьбах приобрел особую актуальность после Второй мировой войны, когда с распадом колониальной системы империализма множество отставших стран стало самостоятельным. В некоторых из них еще сохраняется внутренняя первобытная перифе­рия, и в целом в современном мире не так уж мало СПО. Крупнейший ареал обитания современных первобытных племен — труднодоступные даже при современной технике леса Южной Амери­ке, главным образом бразильская сельва. По приблизительной оценке, пятая часть племен бразильских индейцев не имеет постоянных контактов с неиндейским населением, ведет традиционное примитивное хозяйство и сохраняет первобытную культуру. Некоторые сознательно изолировались до такой степени, что продолжают пользоваться камен­ными орудиями. Другие ареалы СПО намного меньше, но они имеются в ряде стран. Так, в 1960-х годах в одном из отдаленных горных лесов филиппинского острова Минданао было обнаружено неизвестное до этого племя тасадай; начавшие изучать его этнологи установили, что оно пользовалось каменными и бамбуковыми орудиями. В том же десятилетии в бассейнах рек Сепик и Мэй в Папуа — Новой Гвинее было открыто несколько папуасских племен, также еще живших в каменном веке. Тогда же началось изучение небольшой группы буш­менов в глубине южноафриканской пустыни Калахари на территории Намибии: как выяснилось, они пользовались получаемыми от соседей железными наконечниками стрел и ножами, но в остальном их культура целиком соответствует бродячему охотничьему хозяйству мезолита. Еще больше на внутренней первобытной периферии бывших колони­альных стран СПО, стоящих на стадии разложения первобытнообщин­ного строя.

У всех этих СПО много общего. Сохранение ими первобытности в большинстве случаев связано с тем, что государство как бы забыло их в тропических лесах, горах или пустынях. Исключение — часть племен Бразилии, для которых созданы заповедные национальные парки Шингу и Яноама. И в этой связи в этнологии и в кругах передовой общественности нередко обсуждается вопрос, что является для СПО наименьшим злом: предоставление их самим себе или отведение им заповедников-резерваций?

На этот вопрос нет однозначного ответа. Оставление первобытных племен без государственной опеки, как мы видели, имеет для них тяжелые, нередко губительные последствия. Заповедные резервации также не спасают положения. Когда в 1970-х годах к парку Шингу подошло строительство Трансамериканской автотрассы, множество его обитателей стало жертвами эпидемий, насилий со стороны строителей и т. п. Однако и помимо этого нельзя забывать, что человеческое общество, каким бы отставшим оно ни было,— не часть фауны, и его развитие недопустимо искусственно консервировать. Оба решения плохи. Но при всех обстоятельствах надо учесть, что в реальной истории, особенно в истории нашего времени, сколько-нибудь дли­тельная консервация, как правило, невозможна, и сама жизнь приведет современные СПО к врастанию в окружающую среду со всеми отрицательными и положительными последствиями этого процесса.

2. ОСТАТКИ ПЕРВОБЫТНОСТИ В КЛАССОВЫХ ОБЩЕСТВАХ

Понятно, что остатки первобытности заметнее всего сохранялись в таких классовых обществах, которые могли возникнуть непосредст­венно в распаде первобытнообщинного строя, т. е. в обществах древ­невосточных и феодальных, в меньшей степени в античных и почти никогда в капиталистических. Соответственно и в нашем обществе они более всего свойственны народам, не прошедшим капиталистический путь развития. Остатками первобытности были по большей части структуры, нормы и представления эпохи классообразования, т. е. уже начавшие подвергаться классовому превращению. Многие из них затем претерпели дальнейшую трансформацию.

Остаточные структуры и общности. Крупнейшими остаточными структурами и общностями были уже упоминавшиеся реликты племен и их объединений или соответственно соплеменностей, сохранившиеся внутри первичных народностей. Подобные племена и межплеменные общности в классовых обществах часто называют «вторичными», под­черкивая этим их остаточный, реликтовый характер. Они известны в составе множества древних, средневековых и современных народов — от античных эллинов или италийцев до сегодняшних казахов или туркмен. В некоторых случаях такие структуры и общности консерви­ровались в результате своего рода социализации племенных и надплеменных различий при сложении на их основе кастовых систем, как это имело место, например, в Индии или в Южной Аравии. Однако гораздо чаще их длительное сохранение свойственно народам, исторически принадлежащим к хозяйственно-культурным типам горных земледель­цев-скотоводов или кочевых и полукочевых скотоводов аридной зоны, что связано с замедленным становлением у них классов и государства. Рассматриваемые остаточные явления могут удерживаться в двух фор­мах. При первой форме, характерной для курдов, пуштунов, арабских бедуинов, удерживаются остатки как собственно этнических племен­ных общностей с их диалектно-культурной спецификой, так и соот­ветствующих им этносоциальных племенных структур с известным единством экономической и социальной жизни, какой-то организа­цией власти и т. п. При второй форме, характерной для значительно более широкого круга народов (только в СНГ — народы Южной Сибири, казахи, киргизы, туркмены, ногайцы, адыгейцы), удержива­ются лишь остатки собственно этнических племенных общностей. Первая форма очень архаична и указывает на то, что в обществе еще живы традиции эпохи классообразования. Вторая форма представляет собой ее сглаженную модификацию, но и она свидетельствует о том, что общество не так уж давно стало классовым и обрело государствен­ность.

Многим обществам были свойственны остаточные родственные структуры, которые могут быть названы вторичными родами. Вторич­ные роды в значительной мере напоминали патриархальные роды эпохи классообразования с их преимущественно общественными и идеологическими функциями: взаимопомощью, взаимозащитой, генеалогия­ми и общими культурами. Еще больше было обществ, в которых реально сохранялись только сегменты таких родов — патрилиниджи, или патронимии, возводившие себя к реальному и памятному предку и связанные особенно тесной взаимопомощью, взаимозащитой, иде­ологическим осознанием близости. Если вторичные роды существова­ли все же преимущественно на ранних ступенях развития классовых обществ, то патронимии бытовали и позже. Они находили себе место всюду, где географические условия или политическая обстановка требовали от индивидов и семей объединения трудовых усилий, мате­риальной взаимоподдержки, взаимного обеспечения безопасности и т. п. Поэтому патронимическая организация в наибольшей степени была характерна для горных и степных областей, а за их пределами — для периферийных областей новой колонизации либо для периодов длительных политических смут. На территории бывшего СССР в новое время она обнаружена на Кавказе, в Средней Азии, в Южной Сибири, в Поволжье, на русском Севере, в Белоруссии, на Украине, в Молдавии. У тех народов мира, у которых разложение родовой организации проходило не в патриархальной, а в позднематеринской форме, в классовом обществе также подчас сохранялись материнские роды и матрилиниджи, или матронимии. Так было у ашанти и яо в Тропиче­ской Африке, кхаси в Индии, минангкабау в Индонезии, наси в Южном Китае. Однако эти формы, нечастые и в эпоху классообразования, в классовых обществах представляли собой редкий вариант развития.