Что позволяет все же реконструировать историческая антропология в истории первобытного общества? Громадные успехи сделало в последние два десятилетия 20 в. приматоведение, причем для нас очень важно не изучение морфологии обезьян, а понимание их поведения и открытие в нем каких-то черт, которые являются значимыми в объяснении поведения ранних предков человека и характерных для него общественных отношений. Два факта представляются крайне важными применительно к истории первобытного общества: первый из них состоит в отмеченном практически у всех форм обезьян отсутствии полового общения между кровнородственными животными разных поколений — отца с дочерью, сына с матерью. Это наблюдение является существенным аргументом в пользу представления об иллюзорности существования в ранней истории человечества стадии беспорядочных половых общений. Второе, чем история первобытного общества обогатилась, опираясь на приматологию,—наблюдение, также подтвержденное исследованием поведения разных видов и заключающееся в избегании половых общений внутри стада и предпочтении их с особями соседних стад. Не есть ли это исток экзогамии* (о ней будет сказано позже), которая состоит в вынесении половых связей за пределы коллектива и типична для многих первобытных групп? Столь прямолинейная аналогия вряд ли оправдана, но приведенный пример показывает границы возможностей, которые содержатся в этологическом изучении приматов.
Многочисленные находки ранних предков человека исследуются в первую очередь морфологически, сопоставляются на основе наиболее характерных вариаций их строения, сходство вариаций позволило построить целый ряд правдоподобных гипотез об их генетическом родстве. Здесь не место обсуждать все эти гипотезы, но каждая из них дает нам возможность внести дополнительные аспекты в понимание культурных и генетических связей локальных групп предков современного человека. Однако морфология дала возможность высветить еще один аспект проникновения в прошлое — получение информации о самых ранних этапах развития ассоциативных связей, элементарных мыслительных структур, наконец, речевой деятельности. Описание и изучение эндокранов — слепков внутренней полости черепной коробки — создает базу для оценки динамики макроморфологии мозга в ходе времени, а ее функциональное истолкование снабжает нас информацией о перечисленных выше палеопсихологических явлениях и самом раннем этапе формирования речи.
Морфологические особенности популяций древних людей исключительно информативны для оценки их взаимного родства, потому что они генетически обусловлены и допускают количественную оценку степени сходства и различий. Морфологический прогресс предков человека не тождествен их социологическому развитию, но и не безразличен для него; только с помощью историко-антропологических реконструкций мы можем судить о его общей интенсивности и темпах в разных районах ойкумены. На более поздних стадиях развития первобытного общества, когда усложняется общественная структура и локальная дифференциация первобытных коллективов, когда начинается формирование замкнутого самосознания, которое затем переходит в этническое, историко-антропологическая информация незаменима при реконструкции ранних этногенетических процессов. При возможности передачи любых культурных и даже языковых особенностей путем диффузии палеоантропологические данные являются применительно к ситуации первобытного общества, пожалуй, единственным источником сведений о реальных переселениях людей. Важна также палеодемографическая сторона дела. Человек на всех этапах своей истории представлял собою мощную производительную силу; от количества людей и их половозрастных соотношений, от детской смертности, уровня рождаемости, темпов прироста населения, продолжительности жизни, удельного веса находящихся вне рамок рабочего цикла людей старшего поколения зависели многие производственные процессы. В обществах с развитой письменностью надгробные надписи дают кое-какие сведения в этом отношении, вернее говоря, их анализ позволяет делать палеодемографические выводы. Письменные свидетельства о бесписьменных обществах крайне скудны, если иметь в виду палеодемографическую информацию. Палеоантропологический материал и его историко-антропологическое истолкование являются единственным источником в этом отношении, незаменимость которого еще больше подчеркивает его историческую важность. Таким образом, историческая антропология наряду с археологией и этнологией предлагает нам путь в историю первобытного общества: археология и этнология — в историю культуры, историческая антропология — в историю самого человека.
Четвертичная геология и палеогеография. Здесь мы переходим к географическому фону, на котором разыгрывалась история первобытного общества. Четвертичная геология снабжает историков первобытности сведениями об изменении земной поверхности на протяжении времени, в рамки которого вмещается история человечества, уровне океана на протяжении четвертичного периода и динамике этого уровня, интенсивности береговой тектоники, наконец, о местных особенностях серьезных изменений природной обстановки, которая была достаточно специфична в разных областях ойкумены. Кроме того, геологические наблюдения имеют для истории первобытного общества и узкоприкладное значение — напластование геологических слоев, стратиграфические колонки в пещерах, последовательность горизонтов залегания на открытых стоянках чрезвычайно важны для установления периодизации истории первобытного общества и особенно динамики технологического процесса в первобытности: по сути дела, вся археологическая периодизация, которая отражает этапы развития технической оснащенности и технических навыков человечества в эпоху первобытности, не могла бы быть создана только на базе технологического принципа, если бы этот принцип не был поддержан принципом стратиграфическим, а именно геологическими наблюдениями над последовательностью залегания поздних геологических слоев с содержащимися в них костными остатками. Особенно эффективны в этом отношении ленточные глины. Каждый из этих слоев соотносится в Европе и Северной Азии с этапами четвертичного оледенения, в субтропических и тропических районах —с периодами интенсивных дождей и осадконакопления. Все это позволяет разнести обнаруживаемые в слоях костные остатки и археологический инвентарь по разным этапам четвертичного оледенения или периодам межледниковья и получить полную картину последовательности развития технологии на протяжении ранней истории первобытного общества.
Не менее важна геологическая информация и для голоцена — современного периода в истории земли, начало которого отстоит от современности примерно на 10 тыс. лет. Интенсивность осадконакопления в голоценовое время была меньше, чем на протяжении четвертичного периода, но последовательность слоев и переход от более ранних отложений к более поздним фиксируются достаточно четко и сыграли большую роль в определении относительной стратиграфии культур неолитического времени и эпохи бронзы. Ограниченность геологических наблюдений состоит в том, что геологические напластования в разных областях ойкумены различны в связи с разным темпом осадконакопления, зависящего от местных климатических условий, а следовательно, получить строго синхронизированную шкалу для разных территорий не удается до сих пор: отсюда и многочисленные и неутихающие споры об относительной хронологии, занимающие большое место в геологической и археологической литературе. В то же время эта хронология до появления методов абсолютного датирования была единственной шкалой, в соответствии с которой строилась вся периодизация истории первобытного общества и осуществлялось распределение динамических рядов развития явлений материальной и духовной культуры от более ранних форм к более поздним.
Громадным вспомогательным средством для первобытно-исторических исследований, конкретнее, для установления древних миграций и путей расселения человечества являются реконструкция и установление времени бытования мостов суши, когда-то соединявших материки. Невозможно было бы восстановить путь заселения Америки человеком через Берингов пролив и вообще представить себе движение древних человеческих групп в этом районе, если бы четвертичная геология не предоставила нам неопровержимые доказательства существования моста суши на месте пролива, который получил название древней Берингии и еще существовал 12—13 тыс. лет тому назад. До этого он менял свою ширину и очертания, был частично покрыт ледником, но все равно занимал огромное пространство и служил надежным коридором для движения людей и животных. Аналогичные пространства суши соединяли Большие Зондские острова вплоть до Новой Гвинеи, Австралии и Тасмании, соединяли с материком Японские острова и Британские острова. Они существовали в разное время, причина их образования не до конца ясна до сих пор — то ли понижение уровня Мирового океана, то ли более высокое положение суши могло дать такой эффект, но роль их в расселении человеческих популяций на окраинах ойкумены была очень велика, и без них