Народонаселение и его воспроизводство. Простое присваивающее хозяйство и свойственные ему примитивные общественные отношения, тяжелый повседневный труд и полная опасностей жизнь резко ограничивали численность населения на стадии раннепервобытной общины.
Чтобы низшие охотники, рыболовы и собиратели могли прокормиться на своей промысловой территории, размеры общин должны были соответствовать ее ресурсам, не превышая определенной плотности населения. Но наряду с этим действовали и другие факторы, определявшие нижний и верхний пределы численности групп. В частности, в общине должно было быть достаточно много взрослых мужчин — охотников и защитников коллектива и в то же время не слишком много, так как в этом случае примитивная общественная организация не смогла бы обеспечить его нормальное функционирование. Преобладает мнение, что средняя численность раннепервобытной общины составляла 25—30 человек.
По данным, наиболее полно обобщенным В.А. Шнирельманом, малые размеры общин поддерживались как путем стихийного действия природных факторов, так и при посредстве определенных социально-культурных механизмов. В первом случае длительные голодовки увеличивали смертность, особенно среди женщин, детей и стариков, и снижали рождаемость. Во втором случае действовала целая группа обстоятельств. Это ранние браки девочек, нередко приводившие к физическим травмам и бесплодию, тяжелый труд женщин, сокращавший их репродуктивный период, диспропорция полов из-за умерщвления части новорожденных девочек и высокой смертности рожениц, безбрачие части молодых мужчин из-за многоженства стариков. Снижению рождаемости способствовали и различные религиозные представления, в особенности широко распространенный запрет на половые отношения во время различных крупных хозяйственных предприятий, некоторых обрядов и в послеродовой период, нередко довольно длительный. Считалось, что нарушение этого запрета принесет неудачу охотникам, повредит ребенку и т. п.
По-видимому, было известно и сознательное ограничение рождаемости с помощью простейших контрацептивных средств, абортов и других способов. Распространенность контрацепции, впрочем, остается спорной, так как данные этнологии австралийцев оставляют открытым вопрос, осознавал ли человек того времени связь между половым актом и зачатием. Однако при всех обстоятельствах несомненно, что люди раннепервобытной общины в своем стремлении регулировать рождаемость преследовали не экономико-демографические, как мы назвали бы их теперь, цели. Их заботили непосредственные бытовые нужды. Женщина, имевшая двух или более маленьких детей, становилась неполноценным работником, не могла нести их на себе при очередных передвижениях группы, не имела возможности вскормить их своим молоком. Поэтому все низшие охотники, рыболовы и собиратели, как это известно по этнологическим данным, старались, чтобы интервал между рождениями составлял не менее трех лет. Если дети рождались чаще, их нередко убивали. Особенно часто умерщвляли одного из близнецов: это был обычай, сложившийся в раннепервобытной общине на чисто практической основе, но во многих обществах удержавшийся и позднее уже по религиозным мотивам. Судьбу таких детей решала группа в целом, так как вся группа была заинтересована в устранении хозяйственных и бытовых помех.
Половозрастная организация. Естественное разделение труда по полу и возрасту и связанная с ним хозяйственная специализация наложили глубокий отпечаток на всю общественную жизнь раннепервобытной общины. На их основе складывались особые половозрастные группы (классы, категории, ступени и т. п.), принадлежность к которым порождала связи, переплетавшиеся с общинными и родовыми. В одних случаях, как, например, у аборигенов Австралии, такие группы были более или менее формализованы, в других, как, скажем, у эскимосов, имели неформальный характер. Однако повсеместно выделялись группы детей, взрослых мужчин и взрослых женщин, различавшиеся предписанными им обязанностями и правами, общественным положением и т. п.
В обществах с более или менее формализованными половозрастными группами большое значение придавалось рубежу перехода из категории подростков в категорию взрослых людей. Этот переход сопровождался определенными испытаниями и торжественными тайными обрядами, известными под названием инициации. В разных обществах инициации проходили неодинаково, но, по существу, они всегда заключались в приобщении подростков — обычно каждого пола в отдельности — к хозяйственной, общественной и идеологической жизни полноправных членов общины. Так, у аборигенов Австралии юношу учили владеть охотничьим и боевым оружием, воспитывали в нем храбрость, выносливость, выдержку и дисциплину, посвящали его в тайные обычаи, обряды и верования племени. Его испытывали посредством ряда мучительных процедур — голодовки, нанесения ран, прижигания огнем, выбивания зубов, вырывания волос и т. п. У яганов, алакалуфов, бушменов подростки в течение одного - двух лет должны были выполнять тяжелые работы, отказываться от некоторых видов пищи, воспитывать в себе терпение, покорность и прилежание. Не выдержавшего инициации ждали позор и в лучшем случае повторные испытания. По случаю успешного завершения инициации устраивалось празднество с различными церемониями, песнями и плясками. Девушку, как правило, не подвергали сложным испытаниям. Ее лишь заставляли соблюдать некоторые пищевые запреты, объясняли ей, как она должна вести себя по вступлении в брак, учили песням и мифам, совершали над ней различные религиозные церемонии. Вообще, женские инициации получали намного меньшее развитие, чем мужские. Существует мнение, что этнология просто уже не застала настоящих женских инициации, но скорее дело в другом. Независимо от общественного положения полов от мужчины всегда требовалось больше смелости и выдержки, и поэтому именно мужским инициациям придавалось первостепенное значение. Иначе говоря, кульминационный пункт социализации детей и подростков — инициации —у мужчин был более сложным и ответственным, чем у женщин.
Одной из составных частей инициации была подготовка к брачной жизни. Для этого посвящаемым не только сообщали связанные с этим обычаи, но и производили над их половыми органами различные операции — обрезание и подрезание юношей, обрезание и искусственную дефлорацию* девушек. Особенно большое распространение имело мужское обрезание, воспоминание о котором удержалось до нашего времени в предписаниях иудаизма и ислама. Причины, вызвавшие к жизни этот обычай, неясны. Существует предположение, что таким способом инициируемых заставляли временно воздерживаться от половой жизни. Совершались и другие операции или манипуляции: например, практиковавшееся у аборигенов Австралии натирание девичьей груди жиром и охрой. Считалось, что это должно было способствовать росту груди.
Более или менее четким было также разделение на группы взрослых мужчин и женщин, подчас приводившее к их своеобразному обособлению. В некоторых раннепервобытных общинах те и другие располагались на стоянках порознь, готовили разную пищу, имели свои тайные праздники, обряды и верования, а иногда даже свои тайные «языки». Существовали специфически мужские и женские обязанности и привилегии. Мужские орудия труда считались собственностью мужчин, женские — собственностью женщин, и бывало, что как тем, так и другим не разрешалось дотрагиваться до чужих орудий. В других общинах, как, например, у аборигенов Австралии, семангов или бушменов, обособленно жили лишь холостяки и девушки, но в мифах сохранилось воспоминание о времени, когда все мужчины и женщины жили раздельно. В отдельных общинах (например, у алакалуфов) уже на этой стадии стали появляться особые мужские дома, служившие местом собраний и совершения различных обрядов, в первую очередь инициации. По-видимому, подобные дома фиксируются и археологически — в таких общественных сооружениях, как обнаруженное в сибирском поселке Мальта. Но сколько-нибудь широкое распространение мужских (значительно реже женских) домов относится только к следующей стадии развития первобытной общины.
Существовавшая в раннепервобытной общине половозрастная организация не создавала в ней отношений неравенства между взрослыми мужчинами и женщинами. Те и другие специализировались в разных, но в равной степени общественно полезных сферах трудовой деятельности. Поэтому не могло быть отношений господства и подчинения в положении полов. Несхожие социально-бытовые статусы мужчин и женщин, возникшие на основе их своеобразного обособления, также не вели к какой-либо иерархии. Правда, в ряде обществ низших охотников, рыболов и собирателей обнаружены отдельные черты главенства мужчин, как будто бы свидетельствующие об извечности патриархальных порядков. Но здесь следует учитывать, что все это, как правило, общества, в которых общинная организация в силу различных экологических и исторических причин в значительной мере уступила свою роль возглавленной мужчиной индивидуальной семье. Притом и в этих случаях положение женщин не стало по-настоящему приниженным. Так, аборигенки Австралии даже в послеколонизационных условиях разрушения традиционного образа жизни долгое время удерживали многочисленные остатки былого полноправия. Они обладали имущественными и наследственными правами, участвовали в обсуждении общественных вопросов и совершении общественных церемоний и вместе с мужчинами были хранителями древних обычаев. По словам исследователей конца 19 в. Л. Файсона и А. Хауитта, они оказывали значительное влияние на общественное мнение. Об алакалуфах, меньше затронутых процессами социальной атомизации, известно, что их женщины занимали почетное положение в семье и общине, пользовались свободой и независимостью.