Какова информативность этого археологического материала и какими обстоятельствами она ограничивается? При ответе на последнюю часть вопроса нужно иметь в виду три таких обстоятельства — многозначность положения любого предмета материальной культуры в системе культуры общества в целом, принципиальную выборочность археологических остатков по отношению к системе живой нормально функционирующей культуры и разрушение в ходе времени. Наименее очевидно первое из них, поэтому оно и требует рассмотрения в первую очередь. Предмет материальной культуры прежде всего имеет определенное функциональное назначение, он создается, чтобы быть для чего-то использованным в человеческой деятельности — будь то орудия труда, керамика или что-то другое. Кроме его собственной формы
и атрибуции, о которой мы можем судить по здравому смыслу и аналогии, единственное, что нам непосредственно дано,—его положение в пространстве, точнее говоря, его положение в пространстве раскопа. В ряде случаев первичное назначение предмета, например, стрелы или наконечника копья, найденных в позвонке или какой-нибудь другой кости животного, этим подтверждается или устанавливается. А если предмет имел кроме своего непосредственного утилитарного назначения еще символическое или сакральное? Если до того, как попасть в раскоп, он использовался неоднократно, скажем, был подобран людьми изучаемой культуры и поэтому относится к более раннему времени, примеры чего нам заведомо известны? Эти обстоятельства установить значительно труднее, а чаще всего и попросту невозможно. Этнологией зафиксированы случаи, когда тот или иной предмет материальной культуры, имевший определенное функциональное назначение, попадая случайно в систему иной культуры, где его атрибуция неизвестна, становится принадлежностью или даже объектом культа. Все подобные случаи археологически невозможно фиксировать; их фиксация — результат скорее исключительной удачи, нежели планомерного и целенаправленного поиска. Разумеется, из всего этого проистекает существенная потеря информации.
Выборочность археологического материала при раскопках зависит от того, что земля сохраняет нам не весь комплекс культуры, а лишь то, что попадало, как говорят археологи, на горизонт обитания или закладывалось в могилы. При перемене местожительства все ценное забиралось с собой, в домах и на поселениях оставался хлам, он-то и попадает в руки археологов. При пожаре или землетрясении, сильном паводке или селе, одним словом, при любом стихийном бедствии многое разрушается вплоть до монументальной архитектуры, и опять в распоряжении археологии остается только часть, да еще порядком деформированная разрушением, живой культуры, цельную архитектонику которой можно реконструировать лишь по обломкам и руинам. В погребения заведомо попадает только часть бытового культурного инвентаря, объем которого предопределяется бытующими в обществе погребальными обычаями и обрядами, а также представлениями о загробном мире. О них чаще всего вообще нет никакой информации, и они сами реконструируются на основе раскопок погребальных памятников, т. е. получается заколдованный круг: не зная соответствующего мировоззрения, мы не в состоянии понять, какая часть культуры отражается в погребальном памятнике, а о мировоззрении вынуждены судить по результатам раскопок этого памятника. Когда характерная для 19— начала 20 в. наивная вера в то, что переход от живой культуры к фиксируемой археологией мертвой полностью однозначен и не имеет никаких потерь, прошла, наступила эпоха достаточно скептической оценки реконструктивных возможностей
археологического материала, вера в абсолютную достоверность археологических реконструкций уступила место вере в принципиальную ограниченность археологических данных. Многие современные археологи полагают, что в процессе археологического исследования мы получаем не более 15 % достоверной информации, но подобные расчеты крайне субъективны. В какой-то части археологических реконструкций они, возможно, соответствуют действительности, в других случаях процент достоверности больше, а что-то вообще не может быть адекватно восстановлено ни при каких обстоятельствах.
Разрушения в ходе времени можно без преувеличения назвать грандиозными по масштабам и трагическими по их культурно-историческим последствиям. Любая культура и любое общество безжалостно уничтожали все следы предшествующих обществ и культур, почти всегда делали это сознательно, в то же время бессознательно используя технические и духовные достижения предшественников. Сбивались с камней надписи и на их месте выбивались новые, разрушались постройки, и строительные материалы использовались вторично для возведения новых строений, разрушались или запускались оросительные сооружения, перетаскивались на новые места погребальные стелы, пещеры и другие естественные укрытия использовались неоднократно людьми разных эпох, более ранние культурные напластования в пещерах при этом естественным образом нарушались, наконец, грабители испортили большую часть погребальных сооружений самых разных эпох и практически повсеместно. Но разрушительная сторона человеческой деятельности дополнялась еще разрушительными силами природы, т. е. естественными причинами. Для самых ранних палеолитических пещерных стоянок это обвалы и геологические процессы погребения пещер. Обвалы нарушали пещерные культурные слои и в более позднее время. В процессе исследования неолитических поселений и поселений эпохи бронзы археологи столкнулись с фактами их почти полного или же полного разрушения паводковыми водами и ежегодными разливами рек. Более поздние городища разрушались на протяжении столетий и тысячелетий дождями, зарастали лесом, в пустынных и полупустынных местностях засыпались песками. Далеко не все изделия человеческих рук сохранялись в земле, что зависит и от характера почвы, и от материала: изделия из кости, дерева, кожи и металла вообще сохраняются плохо — дерево и кожа недолговечны, кость подвержена разложению, металл окисляется, керамика раздавливается землей. Наконец, сам культурный слой деформируется при позднейшем осадконакоплении, оползнях, заболачивании и т. д.
Все же при всех этих ограничениях археологический материал бесспорно позволяет осуществить ряд научных процедур и делать достаточно определенные выводы, в чем и состоит его историческое значение. Он дает возможность проследить динамику внешних форм культуры, на основе типологического сравнения и стратиграфического залегания, отделяя ранние формы от поздних и устанавливая хронологическую последовательность их изменений. На этой базе создается картина прогресса человеческой культуры на протяжении истории первобытного общества и прослеживается в то же время преемственность развития культуры от ее простейших форм до более сложных. Археологические раскопки при их проведении на должном техническом уровне доставляют богатый палеоантропологический, археозоологический и археоботанический материал, а он, в свою очередь, является неоценимым источником сведений о физических особенностях древних людей, морфологии и породах доместицированных видов животных, сортах и видах культурных растений. Изучение петрографии горных пород, из которых изготовлялись орудия, приводит к возможности восстановить пути древних миграций и обмена, аналогичная процедура возможна при сравнительном исследовании состава древних металлов. В раскопках встречаются почти повсеместно предметы искусства, и по ним мы судим о художественной культуре тех или иных обществ, с известными ограничениями и об их духовной культуре. Наконец, локальные различия в культуре помогают ставить вопросы о времени и характере этнической дифференциации, хотя их решение требует привлечения данных смежных дисциплин и пока невозможно только с помощью археологического материала. Таким образом, можно сделать вывод, что археологический материал очень информативен и его роль в реконструкции исторических процессов первобытности огромна.
Этнология. Если говорить о методологических и методических основах этнологической науки, то вся их разработка была нацелена на то, чтобы с наибольшей полнотой и тщательностью, наиболее адекватно описать предмет исследования, а именно культуру и быт, социальные институты и общественную структуру того или иного народа. Традиционно при этом наибольшее внимание уделялось отсталым народам, и в этом пункте особенно этнология смыкается с историей первобытного общества, так как культура отсталых народов служит основным материалом для первобытно-исторических реконструкций. Если бы не было этнологических данных, то многие стороны формирования общественных отношений и социальной структуры в первобытных человеческих коллективах просто не могли бы стать предметом внимания, они известны лишь по этнологическим описаниям, и главная задача состоит в том, чтобы хронологически соотнести их с теми или иными этапами первобытной истории. Однако, как ни полно описывает современная этнологическая наука предмет своего исследования, в ней есть один принципиальный пробел, заключающийся в том, что изучаемые этнологией общества описываются извне; делается это сторонним наблюдателем, действия которого оказывают определенное психологическое воздействие на людей изучаемого коллектива, благоприятное или неблагоприятное, все равно, наконец, сам наблюдатель вызывает ответную реакцию, т.е. непредсказуемым образом вмешивается в предмет наблюдения. Отдельные случаи многолетней жизни исследователей с выбранными ими для изучения народами, даже включения их в состав племен не меняют картины, так как и в этой ситуации невозможна полная натурализация, исследователь остается англичанином, французом, немцем, русским и не превращается в эскимоса, индейца, австралийца. Это означает, что полнота этнологического описания всегда относительна, особенно это касается интимных сторон жизни общества вроде сакральных действий, тайных союзов, религиозно-психологических представлений, самосознания. Подобная относительность, проецируясь на отмеченную выше немоту археологических материалов, должна отчетливо осознаваться как препятствие на пути к полностью объективному восстановлению институтов и явлений духовной жизни первобытного общества и ее временной динамики