Новый, удельный порядок княжеского владения.
Дальнейший внутренний распад Руси происходил уже в связи с установлением нового, удельного порядка княжеского владения, которое совершилось не без влияния новых условий жизни, созданных татарским нашествием.
Тенденция к установлению такого порядка проявилась, как мы видели, еще до татар и стояла в связи частью с размножением княжеского рода, распадением его на отдельные ветви, частью с развитием княжеского сельского хозяйства. Но полной оседлости князей все-таки не возникало до самого татарского нашествия. Татарское нашествие ускорило процесс оседания князей. После погрома князьям пришлось самим восстанавливать свои волости, созывать население, отводить ему земли, определять подати и повинности, открывать новые источники доходов. Другими словами — князьям пришлось быть не только правителями обществ, но и их создателями, организаторами народного труда, хозяевами. Но при таких условиях князья естественно должны были дорожить своими волостями, не покидать их до конца жизни и передавать детям. Затем: ввиду грозной силы и власти хана князья стали инстинктивно держаться того, чем уже владели, так как всякие расчеты на новые волости стали неверны: все зависело тут от воли и расположения хана, часто непостоянного и капризного. Это настроение князей ясно выразил князь Лев Данилович Галицкий, которого двоюродный брат, Владимир Васильевич, уговаривал в бытность в орде не искать под его преемником княжения Волынского. «Чего мне под ним искать после своей смерти, — говорил Лев Данилович, — все мы под Богом ходим; помоги Бог и своим управиться в такое время». Сами татары в состоянии были, конечно, понимать прочное княжеское владение, а не смену князей, ибо постоянное княжеское владение было для них удобнее, покойнее, давало им возможность легче осуществлять свои требования к Руси, чем подвижное, сменное владение. При таких обстоятельствах мало-помалу затихло и, наконец, прекратилось совершенно передвижение князей со стола на стол, а затем появилась и идея удела, воззрение на территорию княжества со всем несвободным населением как на собственность того или другого князя, которую он может передавать по наследству и отчуждать в другие руки. Старина сохранилась только в отношении к главным городам областей, которые вместе с некоторой властью над младшими родичами стали передаваться ханом в известной очереди. Но старшинство и главный город стали даваться ханом и добываться князьями уже только в придачу к коренному владению, уделу.
Так татары ускорили установление удельного порядка на Руси. В исторической литературе эта роль татар не отмечена и не оценена по достоинству. Наши историки-юристы — Кавелин и Соловьев — выводили удельный порядок из естественного развития княжеских отношений при размножении рода. С размножением рода ослабевают родственные связи, и общинное владение естественно рушится, заменяясь семейным, частным. Так объяснял дело Кавелин. Соловьев прибавил к этому еще содействие новых городов, возникших в Суздальской Руси благодаря стараниям князей и поддерживавших князей в их борьбе с родовыми преданиями. Историки-экономисты, как, например, Ключевский, главным фактором, породившим удельный порядок, считают экономическую эволюцию, произошедшую в Суздальской Руси, тот перевес, который получило там земледелие, причем князьям пришлось стать организаторами народного труда. В этих объяснениях правильно отмечены производящие причины. На наш взгляд, к этим внутренним причинам надо присоединить и влияние могучего внешнего фактора, который ускорял и усиливал действие внутренних причин, обострял процесс и вместе с тем обобщал его, делал его не местным только суздальским, но общерусским. Не касаясь западной и юго-западной Руси, которая в течение дальнейшей своей исторической жизни отбилась от главного русла, остановим наше внимание на Руси северо-восточной и попытаемся выяснить себе те экономические и социальные условия, которые создались здесь с прибытием татар, и которые, в свою очередь, влияли на уклад политической жизни страны.
Экономическая жизнь северо-восточной Руси с прибытием татар.
Нашествие татар произвело страшное хозяйственное потрясение страны. Погромы 1237-1240 годов лишили множество русских людей всего состояния, которое было или сожжено, или разграблено татарами. Внутренние области северо-восточной Руси подвергались такому же разорению и позже, в последней четверти XIII века, во время усобицы между сыновьями Александра Невского, и в первой четверти XIV века, во время борьбы Москвы с Тверью. Опустошения окраинных областей совершались чуть ли не ежегодно. Татары, таким образом, истребляли, уничтожали народный капитал и тем обрекали на прозябание народное хозяйство, которое принуждено было ограничиться почти исключительно добыванием насущного пропитания населению и денег на уплату дани и пошлин русским князьям и татарскому хану. Татары препятствовали накоплению народного капитала и развитию материального благосостояния населения и другими способами. С прибытием их на русское население легла новая дань. В 1257 году зимой, рассказывает летопись, приехали татарские численники и «исщетоша всю землю Суздальскую, и Рязанскую, и Мюромьскую... толико не чтоша игуменов, черньцов, попов, и крилошан, кто зрить на св. Богородицю и на владыку». В том же году приезжали татарские послы и в Новгород и просили десятины и тамги, по новгородцы не поддались, дали царю дары и отпустили послов с миром. Но в 1259 году и новгородцы вынуждены были уступить «и яшася по число: и почаша ездити окаанний по улицам, пишуче домы хрестьяньскыя». В 1275 году «бысть на Руси и в Новегороде число второе изо Орды от царя и изочтоша вся, точию кроме священников, и иноков и всего церковного причта». Сначала татары сами собирали дань, посылая особых данщиков или отдавая эту дань на откуп ханским наместникам на Руси — баскакам и бесерменским (восточным) купцам. Обирательство этих лиц вызвало целый ряд восстаний в Ростове, Суздале и Ярославле, после чего ханы стали уже поручать сбор дани русским князьям, которые и отвозили ее в Орду. Дань эта стала называться выходом, и это слово как нельзя лучше характеризует ее значение. Дань эта была действительно выходом, ежегодным изъятием из народного обращения значительной части капитала, успевавшего за это время накопляться в стране. Деньги уходили совсем из страны, не оставались в ней, как княжеская дань, не приводили эквивалентные ценности из-за границы на Русь, как княжеские закупки у иноземных народов. Татары брали дань не натурой, как князья, а серебром, для чего обязали русских князей чеканить серебряные «деньги» с ханским штемпелем, или тамгой. Благодаря этому серебро стало очень редко на Руси, перестало играть прежнюю роль как орудие внутреннего обмена, внутренние расчеты стали производиться натурой, и все вообще хозяйство стало развиваться в обратном направлении, от денежного к натуральному.
Татары не только лишали русское население средств производства и обмена, но и надолго сократили само поле приложения народного труда. Пока они владыче- етвовали на Руси, кочуя по черноземным степям, русское население поневоле должно было сосредоточить свою экономическую деятельность в северной лесной области Европейской России и усиленно эксплуатировать здешние только дары природы. Эти дары по всем данным не были так обильны и так щедры, как в лесостепной переходной полосе и даже степной. Как и в Киевской Руси, население занималось рыболовством, бортничеством, охотой. Рыболовство, по всем признакам, получило даже большее значение, чем в Киевской Руси. Акты полны известиями о рыбных озерах, реках, топях и язах в Тверской земле. Ярославском княжестве. Костромском, Нижегородском, Московском и Рязанской земле, а также и на севере — в Белозерске, Вологде, Устюге Великом и т. д. Но бортничество по климатическим условиям было, конечно, менее развито, чем в западной и юго-западной Руси. В междуречье Волги и Оки и бассейне Оки акты констатируют существование бортей и бортников, но не упоминают об их существовании в областях Белозерской, Вологодской и Устюжской. Видно, что и охотничьи промыслы были менее значительны, чем в Киевской Руси. На севере акты констатируют добывание соболей и белок, существование путиков, перевесищ, тетеревиных ловель. Одно житие (св. Кассиана Учемского) свидетельствует, что в лесах около Углича даже в конце XV и начале XVI века «бияху звери много, лоси и елени и зубри же и буйволы и лисицы и серны, волцы же и медведи». Но южнее по актам не встречаем уже такого разнообразия животного мира. В междуречье Волги и Оки акты упоминают только о бобровых гонах и перевесах для ловли птиц. Общее впечатление, выносимое из всех источников удельной эпохи, таково, что эксплуатация животных богатств в это время уже не имела того значения, какое принадлежало ей в Киевской Руси.