Когнитивная наука Основы психологии познания том 1 Величковский Б М (стр. 89 из 120)

4.4.3 Нейрофилософия и нейропсихология сознания

Приступая к обсуждению одной из мировых загадок, быть может, даже самой сложной из них, мы ставим себе скромную цель упорядочивания небольшой части существующих мнений и первых эмпирических данных о природе сознания. На всемирном психологическом конгрессе 2000 года в Стокгольме руководителям симпозиумов по вниманию и сознанию — Энн Трисман и канадо-эстонскому психологу Энделу Гул-вингу в один и тот же день был задан вопрос о соотношении внимания и сознания. Ответы были похожи, но с точностью до наоборот. По мнению Трисман, на этот вопрос нельзя дать ответ, поскольку никакого единого внимания не существует. Для Тулвинга ответ был невозможен, так как на самом деле не существует единого сознания. Основная проблема заключается в том, что феномены сознания даны нам в нашем самонаблюдении, то есть из позиции первого лица, тогда как, с научной точки зрения (см. 1.1.3 и 1.3.2), исследование может вестись только из внешней по отношению к изучаемой системе позиции третьего лица (см. 9.4.1). Значительная трудность состоит также в отмечавшейся выше неточности и многозначности используемых терминов (см. 4.1.1)⁴¹. Мы рассмотрим сначала общие нейрофизиологические гипотезы, потом нейропсихологические факты и уровневые объяснения.

Интересно, что если 30 лет назад разгадку проблем, связанных с психологией сознания, было принято искать прежде всего в физических теориях, таких как теория относительности или квантовая механика, то сегодня доминирующую роль играют нейрофизиологические и нейропсихологические соображения. В связи с этим можно даже говорить о наступившей эпохе нейрофилософии сознания. Центральный, отмечаемый всеми авторами факт состоит в распределенном характере обработки отдельных признаков объектов в разных участках мозга. Например, когда мы видим перед собой движущийся желтый автомобиль, его форма, направление движения и цвет выделяются различными модулярно организованными механизмами задних отделов коры. Как объяснить интеграцию всех этих параметров в нашем субъективном опыте?

Видный американский философ Даниел Деннетт в книге с легко запоминающимся названием «Объясненное сознание» (Dennett, 1992) критически проанализировал модели, связывающие акт осознания с ра-

⁴¹ В разных языках существуют часто не совпадающие по значению термины, одни из которых выделяют состояние совместного знания (русское «сознание», английское «consciousness»), другие — просто знания (немецкое «Bewusstsein»), третьи — бдительного бодрствования (английское «awareness»). Многие из этих терм'инов появились в соответствующих языках сравнительно недавно. До 18-го века наиболее близким по значению к сознанию словом русского языка было слово «совесть». Оно до сих пор сохранилось в этом значении в сербо-хорватском языке. Подобно латинскому «conscientia», французское «conscience» также употребляется в обоих значениях — как нравственное начало, совесть и как когнитивная способность к рефлексии. В некоторых языках мира, по-види-334 мому, вообще не удается найти прямые аналоги термина «сознание».

ботой некоторого нейрофизиологического центра (или блока в цепочке процессов переработки информации), в котором происходит пространственное объединение признаков объектов и событий. Эту точку зрения на сознание он называет гипотезой картезианского театра, поскольку Декарт, несмотря на крайний дуализм его концепции (см. 1.1.1), допускал пространственную конвергенцию тела (физиологических процессов) и души (внутреннего зрителя) в одной точке мозга⁴². Типичная для нейронных сетей параллельная распределенная обработка делает подобную конвергенцию в какой-либо определенной области мозга проблематичной, заставляя искать другие, прежде всего временные формы интеграции.

Одна из конкретных гипотез разрабатывается Нобелевским лауреатом по биологии Фрэнсисом Криком (открытие двойной спирали ДНК) и нейроинформатиком Кристофом Кохом. Их подход в действительности целиком опирается на более ранние работы немецких нейрофизиологов фон дер Мальсбурга и Зингера, обсуждавшиеся нами, вместе с рядом критических замечаний, в одном из предыдущих разделов этой главы (см. 4.2.3). Предполагается, что перцептивная интеграция, столь характерная для нашего сознательного восприятия, связана с синхронной активацией обширных областей сенсорной коры в диапазоне гамма-ритма, то есть ритма с частотой порядка 40—70 Гц. Нейроны, разряжающиеся в фазу в разных участках мозга, могли бы кодировать различные признаки одного и того же объекта во времени, без обязательного пространственного объединения информации в некоторой узко локализованной области мозга. Хотя этой гипотезе явно не хватает эмпирических доказательств (имеющиеся данные в основном получены при изучении нейронов зрительной коры кошки), известно, что именно гамма-ритм резко ослабевает в состоянии общей анестезии.

Еще одна близкая гипотеза была предложена в последние годы немецким нейрофизиологом Гансом Флором (Flohr, 2002). По мнению этого автора, акт осознания — это функция нейронной сети в целом, которая и сама меняется в его результате. Он одним из первых подчеркнул возможное значение биохимических и пороговых характеристик части синапсов нейронов головного мозга, а именно так называемых NMDA {N-methyl-D-asparaté) синапсов^. Их отличают относительно высокие пороги, но если подобный «синаптический барьер» все-таки преодолевается, то величина порога сразу и на длительное время снижается, так что

⁴²Местом такой конвергенции считался расположенный в области эпиталамуса эпи
физ (шишковидное тело, или шишковидная железа). В ряде отношений взгляды Декарта
оказываются, впрочем, более современными, чем может показаться на первый взгляд.
Во-первых, эпифиз, выделяя гормон мелатонин, участвует в регуляции состояний сна и
бодрствования, которые, в известном смысле, «связывают» (и «рассоединяют») «душу с
телом». Во-вторых, для Декарта в целом была характерна непространственная трактовка
субъективного опыта, играющая важную роль и в сегодняшних нейрофилософских гипо
тезах.

⁴³/УМШ-синапсы являются частью глутаматэргической системы, но их функциони
рование зависит также от других нейротрансмигтеров, например, ацетилхолина (см. 5.4.3). 335

пре- и постсинаптические нейроны с высокой вероятностью начинают в течение длительного времени работать как одно функциональное целое. В подобном описании довольно легко узнать реализацию хэббов-ской идеи клеточных ансамблей (см. 1.4.2 и 2.3.3).

Для преодоления высоких пороговых характеристик 7УЛШ4-синапсов в общем случае недостаточно одной только сенсорной, или модально-специфической, активации. Необходимой является одновременная конвергенция на тех же нейронах неспецифических влияний, источником которых служит восходящая активирующая ретикулярная формация (см. 2.4.3 и 4.4.1). Иными словами, активация должна быть массивной, как это имеет место, например, при ориентировочной реакции, возникающей в ответ на новое, неожиданное или субъективно значимое развитие событий. Как раз эти параметры способствуют осознанию конкретного эпизода, что ведет к одноразовому научению и формированию эксплицитной памяти (см. 5.3.2). Возможная связь ЖМШ-синапсов с сознанием была проверена с помощью их биохимического блокирования. Подобные манипуляции неизменно вели к общей анестезии. Гипотеза Флора может быть объединена с предположением о роли интегральных ритмов мозга (а именно гамма- и, возможно, более медленного, типичного для фронто-базальных структур мозга тета-ритма — см. 5.3.2), если учесть, что синхронизация активности множества нейронов позволяет лучше «пробивать» высокие синаптические пороги.

Намечающиеся нейрофизиологические подходы не позволяют пока объяснить содержательные аспекты нашего субъективного опыта, в особенности его временные характеристики. Между тем именно здесь научный анализ до сих пор наталкивается на фундаментальные трудности при интерпретации восприятия событий и произвольной инициации движений. Рассмотрим, например, хорошо известный и, казалось бы, простой феномен стробоскопического движения (см. 3.1.2). При последовательном показе двух неподвижных объектов на близких позициях и с асинхронностью включения около 100 мс мы обычно воспринимаем лишь один объект, движущийся от места первого предъявления к месту второго. Если признаки объектов (цвет или форма) отличаются друг от друга, то в процессе движения происходит соответствующая трансформация восприятия — примерно в середине траектории иллюзорный объект меняет свой цвет на цвет второго объекта. Вопрос состоит в том, откуда наше восприятие может знать направление и скорость движения, а также характер преобразований цвета (или формы) до того, как второй объект предъявлен.

Поэтому для многих авторов восприятие движения есть результат интерпретации стимульных событий, осуществляемой после показа второго объекта и лишь затем проецируемой в прошлое. С обычным для него остроумием Деннетт (Dennett, 1992) различает при этом оруэллов-скую и сталинскую модели детерминации содержаний сознания. Первая • модель обыгрывает работу «министерства правды» из знаменитого ро-336

мана Джорджа Оруэлла «1984». Это министерство занималось постоянным исправлением прошлого — вплоть до перепечатки старых газет — в интересах актуальной политической конъюнктуры. Применительно к стробоскопическому движению это могло бы означать, что вначале мы видим неподвижные объекты, но потом это восприятие корректируется на восприятие движения, а следы исходной версии событий стираются. По сталинской модели, все, что мы осознаем, есть результат отсроченной инсценировки, в общем случае имеющей слабое отношение к действительности. Прообразом здесь, очевидно, послужили показательные процессы 1930-х годов, в которых обвиняемые не только признавались в якобы совершенных преступлениях, но и сами помогали на подготовительном этапе в фабрикации доказательств.