- Какой вздор! я просто гулял...
- Давайте триста рублей!
Райский пошел опять туда, где оставил мальчишек. За ним шел и Марк. Они прошли мимо того места, где купался Шарль. Райский хотел было пройти мимо, но из кустов, навстречу им, вышел француз, а с другой стороны, по тропинке, приближалась Ульяна Андреевна, с распущенными, мокрыми волосами.
Оба хотели спрятаться, но Марк закричал им:
- Charme de vous voir tous les deux {Очень рад видеть вас обоих!(фр.).}! честь имею рекомендоваться!
M-r Шарль вышел из-за кустов.
- M-r Райский! M-r Шарль! - представлял насмешливо их Марк друг другу.
- Ульяна Андреевна! пожалуйте сюда, не прячьтесь! ведь видели: все свои лица, не бойтесь!
- Никто не боится! - сказала она, выходя нехотя и стараясь не глядеть на Райского.
- И оба мокрые! - прибавил Волохов.
- Самый неприятный мужчина в целом свете! - с крепкой досадой шепнула Ульяна Андреевна Райскому про Марка.
- Ну, прощайте, я пойду, - сказал Марк. - А что Козлов делает? Отчего не взяли его с собой проветрить? Ведь и при нем можно... купаться - он не увидит. Вон бы тут под деревцом из Гомера декламировал! - заключил он и, поглядевши дерзко на Ульяну Андреевну и на m-r Шарля, ушел.
- Il faut que je donne une bonne lecon a ce mauvais drole {Придется хорошенько проучить этого негодяя! (фр.).}! - хвастливо сказал m-r Шарль, когда Марк скрылся из вида.
Потом все воротились домой.
- Ну, вот, я тебе очень благодарен, - говорил Козлов Райскому, - что ты прогулялся с женой...
- На этот раз благодари вот m-r Шарля! - сказал Райский.
- Merci, merci, m-r Charles!
- Bien, tres bien, cher collegue {Хорошо, очень хорошо, дорогой коллега! (фр.).}! - отвечал Шарль, трепля его по плечу.
Райский пришел домой злой, не ужинал, не пошутил с Марфенькой, не подразнил бабушку и ушел к себе. И на другой день он сошел такой же мрачный и недовольный.
Погода была еще мрачнее. Шел мелкий, непрерывный дождь. Небо покрыто было не тучами, а каким-то паром. На окрестности лежал туман.
Вера была тоже не весела. Она закутана была в большой платок и на вопрос бабушки, что с ней, отвечала, что у ней был ночью озноб.
Посыпались расспросы, упреки, что не разбудила, предложения - напиться липового цвета и поставитъ горчичники. Вера решительно отказалась, сказав, что чувствует себя теперь совсем здоровою.
Все трое сидели молча, зевали или перекидывались изредка вопросом и ответом.
- Вы были тоже на острове? - спросила Вера Райского.
- Да, - ты почем знаешь?
- Я слыхала, как Егор жаловался кому-то на дворе, что платье все в глине да в тине у вас - насилу отчистил: "Должно быть, на острове был", - говорил он.
- Ты все слышишь! - заметил он. - Я был не один; Марк был, еще жена Козлова...
- Вот нашел с кем гулять! У ней есть провожатый, - сказала бабушка, - m-r Шарль.
- И он был.
Опять замолчали и уже собирались разойтись, как вдруг явилась Марфенька.
- Ах, бабушка, как я испугалась! страшный сон видела! сказала она, еще не поздоровавшись. - Как бы не забыть!
- Какой такой, расскажи. Что это ты бледная сегодня?
- Рассказывай скорей! - говорил Райский. - Давайте сны рассказывать, кто какой видел. И я вспомнил свой сон: странный такой! Начинай, Марфенька! Сегодня скука, слякоть - хоть сказки давайте сказывать!
- Сейчас, сейчас, погодите, через пять минут приедет Николай Андреич, я при нем расскажу.
- Уж и через пять минут! - сказала бабушка, - почем ты знаешь? Дожидайся! он еще спит!
- Нет, приедет - я ему велела! - кокетливо возразила Марфенька. - Нынче крестят девочку в деревне, у Фомы: я обещала прийти, а он меня проводит...
- Так ты для деревенских крестин новое барежевое платье надела, да еще в этакий дождь! Кто тебя пустит? скинь, сударыня!
- Скину, бабушка, я надела только примерить.
- Ведь уж примеривали!
- Оставьте ее, бабушка, она жениху хочет показаться в новом платье.
Марфенька покраснела.
- Вот вы какие! я совсем не для того! - с досадой сказала она, что угадали, - пойду, сейчас скину...
Райский удержал ее за руку; она вырвалась, и только отворила дверь, как навстречу ей явился Викентьев и распростер руки, чтоб не пустить ее.
- Идите скорей - зачем опоздали? - говорила она, краснея от радости и отбиваясь, когда он хотел непременно поцеловать у ней руку.
- Что это у вас за гадкая привычка целовать в ладонь? - заметила она, отнимая у него руки, - всю руку изломаете!
- Ладонь такая тепленькая у вас, душистая, позвольте...
- Подите прочь! Вы еще с бабушкой не поздоровались!
Он поцеловал у бабушки руку, потом комически раскланялся с Райским и с Верой.
- Рассказывайте, что видели во сне, - сказал ему Райский,скорее, скорее!
- Нет, я прежде расскажу! - перебила Марфенька.
- Нет, позвольте, я видел отличный сон, - торопился сказать Викентьев, - будто я...
- Нет, дайте мне рассказать, - говорила Марфенька.
- Позвольте, Марфа Васильевна, а то забуду, - силился он переговорить ее, - ей-богу, я было и забыл совсем: будто я иду.
Она зажала ему рот рукой.
- По порядку, по порядку! - командовал Райский, - слово за Марфенькой. Марфа Васильевна, извольте!
- Я будто, бабушка... Послушай, Верочка, какой сон! Слушайте, говорят вам, Николай Андреич, что вы не посидите!.. На дворе будто ночь лунная, светлая, так пахнет цветами, птицы поют...
- Ночью? - сказал Викентьев.
- Соловьи все ночью поют! - заметила бабушка, взглянув на них обоих.
Марфенька покраснела.
- Вот теперь сбили с толку - я и не стану рассказывать!
- Нет, нет, говори, говорите!
- Ну, вот птицы...
- Птицы не поют ночью...
- Опять вы, Николай Андреич! не стану - вам говорят! А вот он ночью, бабушка, - живо заговорила она, указывая на Викентьева, - храпит
- Ты почем знаешь?
- Марина сказывала - она от Семена слышала...
- Это от золотухи: надо пить аверину траву, - заметила Татьяна Марковна.
- Я боюсь, кто храпит. Если б знала прежде, так бы...
Она вдруг замолчала.
- Что ж ты остановилась? - спросил Райский, - можно свадьбу расстроить. В самом деле, если он тебе будет мешать спать по ночам...
Марфенька покраснела, как вишня, и бросилась вон.
- Полно тебе, Борюшка! видишь, она договорилась до чего, да и сама не рада!
Викентьев догнал Марфенъку и привел назад.
- Я буду на ночь нос ватой затыкать, Марфа Васильевна, - сказал он.
Марфеньку усадили и заставили рассказывать сон.
- Вот будто я тихонько вошла в графский дом, - начала она, - прямо в галерею, где там статуи стоят. Вошла я и притаилась, и смотрю, как месяц освещал их все, а я стою в темном углу: меня не видать, а я их всех вижу. Только я стою, не дышу, все смотрю на них. Все переглядела - и Геркулеса с палицей, и Диану, и потом Венеру, и еще эту с совой, Минерву... И старика, которого змеи сжимают... как бишь его зовут... Только вдруг!.. (Марфенька сделала испуганное лицо и оглядывалась по сторонам) - и теперь даже страшно - так живо представилось.
- Ну, что вдруг? - спросила бабушка.
- Страшно, бабушка. Вдруг будто статуи начали шевелиться. Сначала одна тихо, тихо повернула голову и посмотрела на другую, а та тоже тихо разогнула и не спеша притянула к ней руку: это Диана с Минервой. Потом медленно приподнялась Венера - и не шагая... какой ужас!.. подвинулась, как мертвец, плавно к Марсу, в каске... Потом змеи, как живые, поползли около старика! он перегнул голову назад, у него лицо стали дергать судороги, как у живого, я думала, сейчас закричит! И другие все плавно стали двигаться друг к другу, некоторые подошли к окну и смотрели на месяц... Глаза у всех каменные, зрачков нет... Ух!
Она вздрогнула.
- Да это поэтический сон - я его запишу! - сказал Райский.
- Побежали дети в разные стороны, - продолжала Марфеньна, - и все тихо, не перебирая ногами... Статуи как будто советовались друг с другом, наклоняли головы, шептались... Нимбы взялись за руки и кружились, глядя на месяц... Я вся тряслась от страха. Сова встрепенулась крыльями и носом почесала себе грудь... Марс обнял Венеру, она положила ему голову на плечо, они стояли, все другие ходили или сидели группами. Только Геркулес не двигался. Вдруг и он поднял голову, потом начал тихо выпрямляться, плавно подниматься с своего места. Большой такой, до потолка! Он обвел всех глазами, потом взглянул в свой угол... и вдруг задрожал, весь выпрямился, поднял руку; все в один раз взглянули туда же, на меня - на минуту остолбенели, потом все кучей бросились прямо ко мне...
- Ну, что же вы, Марфа Васильевна? - спросил Викентьев.
- Как я закричу!
- Ну?
- Ну, и проснулась - и с полчаса все тряслась, хотела кликнуть Федосью, да боялась пошевелиться - так до утра и не спала. Уж пробило семь, как я заснула.
- Прелесть - сон, Марфенька! - сказал Райский. - Какой грациозный, поэтический! Ты ничего не прибавила?
- Ах, братец, да где же мне все это выдумать! Я так все вижу и теперь, что нарисовала бы, если б умела...
- Надо морковного соку выпить, - заметила бабушка, - это кровь очищает.
- Ну, теперь позвольте мне... - начал Викентьев торопливо, - я будто иду по горе, к собору, а навстречу мне будто Нил Андреич, на четвереньках, голый...
- Полно тебе, что это, сударь, при невесте!.. - остановила его Татьяна Марковна.
- Ей-богу, правда...
- Это нехорошо, не к добру
- Говорите, говорите! - одобрял Райский.
- А верхом на нем будто Полина Карповна, тоже...
- Перестанешь ли молоть? - сказала Татьяна Марковна, едва удерживаясь от смеху.
- Сейчас кончу. Сзади будто Марк Иванович погоняет Тычкова поленом, а впереди Опенкин, со свечой, и музыка...
Все захохотали.
- Все сочинил, бабушка, сейчас сочинил, не верьте ему! - сказала Марфенька.
- Ей-богу, нет! и все будто, завидя меня, бросились, как ваши статуи, ко мне, я от них: кричал, кричал, даже Семен пришел будить меня - ей-богу правда, спросите Семена!..
- Ну, тебе, батюшка, ужо на ночь дам ревеню или постного масла с серой. У тебя глисты должны быть. И ужинать не надо.
- Я напомню ужо бабушке: вот вам! - сказала Марфенька Викентьеву.
- Ну, Вера, скажи свой сон - твоя очередъ! - обратился Райский к Вере.
- Что такое я видела? - старалась она припомнить, - да, молнию, гром гремел - и кажется, всякий удар падал в одно место...