Интересно, как поясняется специфика мышления последнего человека. Он ставит вопросы: что такое любовь? что такое творение? что такое звезда? И не находит на них ответа.
Говоря о новом понимании соотношения души и тела человека в свете стратегии переоценки всех ценностей, Ницше констатирует: “Твоя душа умрет еще скорее, чем твое тело: не бойся же ничего!” (Ницше, Ф., 1998,305).
Переоценка ценностей и созидание новых ценностей понимается как преобразование духа. В уединенной пустыне самопознания дух, подобно льву, стремится к свободе, к самоопределению. Он стремится преодолеть требование: “Ты должен”. И противопоставляет ему свое “Я хочу”. Ценности долженствования тотально отрицают требование “Я хочу”. “Создавать новые ценности – этого не может еще лев; но создать себе свободу для нового созидания – это может сила льва” (Ницше, Ф., 1998,312). Сказать нет долгу традиции – в этом новое состояние духа.
Но созидающий дух не может остановиться на отрицании. Созидание есть утверждение. Для детской игры созидания нужно слово утверждения: “своей воли хочет теперь дух” (Ницше, Ф., 1998,313), создавая свой собственный мир ценностей и оценок.
Мое Я как самое правдивое бытие становится созидающим, хотящим и оценивающим Я. Оно есть мера и ценность вещей. Это Я говорит о теле и стремится к телу, даже когда оно творит и мечтает. Земная голова человека земли создает смыслы бытия. Сомнение более не находится вне закона. Голос здорового тела осмысливается как более правдивый голос.
Осознание ценности нашей телесности представлено Ницше самосознанием ребенка: ”Я тело и душа” – так говорит ребенок. И почему не говорить, как дети?” (Ницше, Ф., 1998,318). Эта гармония нарушается пробуждающимся самосознанием, которое утверждает лишь телесность, понимает Я как тело, только тело, а душу понимает как слово для обозначения чего-то в теле. Тело истолковывается как большой разум, как множество с одним сознанием. Орудием тела как большого разума является маленький разум, который обычно называли духом. Дух человека понимается как игрушка тела, т.е. большого разума. Специфика тела как большого разума выражается тем, что тело не говорит “Я”, а делает Я. Чувство и ум не имеют в себе своей цели, они есть лишь орудия по отношению к тому, что Ницше обозначает термином Само. Само понимается как руководящее начало по отношению к Я. Само определяет мысли и чувства нашего Я.
Детерминирующее влияние нашей телесности выражается тем, что тело оказывается более разумным, чем так называемая наша высшая мудрость. Само понимается как основание для нашего Я и является суфлером его понятий. Так Ницше выражает мысль о телесной обусловленности нашего мышления, а вместе с ним и нашего познания.
Само как созидающее тело руководит нашим Я: здесь ощущая боль! здесь чувствуй радость! Поэтому Я должно думать о том, как бы больше не страдать, как бы почаще радоваться. Для этого именно оно должно думать. В этом состоит феномен телесной детерминации деятельности нашего Я. “Созидающее тело создало себе дух как длань своей воли” (Ницше, Ф., 1998,319).
В природе человека вкладывать ценности в вещи, придавать вещам человеческий смысл. Оценивать – значит созидать мир оцененных вещей. “Через оценку впервые является ценность” (Ницше, Ф., 1998,339). Оценка делает осмысленным бытие человека.
Акцентирование телесности человека в понимании детерминации сознания Ницше связывает с волей. Воля как практическое отношение к миру должна ограничить сферу возможного для мышления. Наше предположение не должно, по мысли Ницше, простираться дальше нашей созидающей воли. Надо, чтобы воля к истине превратилась в человечески мыслимое, видимое, чувствуемое. Учение же о едином, полном, неподвижном, непреходящем он оценивает как враждебное человеку. “Все непреходящее есть только символ!” (Ницше, Ф., 1998,359).
Развивая учение о волютивной природе человека, Ницше утверждает, что истинное учение о воле и свободе состоит в том, что воля освобождает. Даже в познании он чувствует радость рождения и становления своей воли. “В оковы ложных ценностей и слов безумия” (Ницше, Ф., 1998,363) закованы многие на земле. Исходить из свободы и ступать по коврам познания – вот способ избавления, который видится Ницше.
Самым опасным из всех заблуждений было заблуждение догматиков, т.е. “выдумка Платона о чистом духе и о добре самом по себе” (Ницше, Ф., 1998,560). Борьба с догматизмом породила в Европе напряжение духа, которое, по Ницше, привело к возникновению свободных умов.
“Основная вера метафизиков есть вера в противоположность ценностей” (Ницше, Ф, 1998,563). Скептическое сомнение было бы полезным в осознании и преодолении этой веры. Сомнение было бы полезным при рассмотрении как вопроса о том, существуют ли вообще противоположности, так и вопроса о том, что более ценно для жизни – истина или ложь, воля к истине или воля к обману, созерцание или желание… Принятые системы ценностей и противоценностей, системы положительных и отрицательных оценок также нагружены предрассудками.
Философское мышление, по оценке Ницше, во многом отнесено к деятельности инстинкта: “большею частью сознательного мышления философа тайно руководят его инстинкты, направляющие это мышление определенными путями” (Ницше, Ф, 1998,564). Вся логика укоренилась в принятой системе ценностей. В логическом мышлении определенное имеет большую ценность по сравнению с неопределенным. Иллюзия ценится меньше, чем истина. Наличные оценки ценности этих феноменов культуры нужны “как раз для поддержки существования таких созданий, как мы” (Ницше, Ф., 1998,564). Тогда возникает древний вопрос о том, является ли человек “мерой всех вещей…”, мерой оценки ценности всех феноменов культуры?
“В каждой философии есть пункт, где на сцену выступает “убеждение” философа” (Ницше, Ф., 1998, 567). В качестве примера тиранизирующего действия на мышление идеала философствования Ницше приводит философию стоиков. Стоический императив “жить согласно с природой” выдвигает невыполнимый идеал, так как жизнь состоит в желании оценивать, предпочитать, быть отличным от всего другого. Поэтому жить согласно с природой значит жить согласно с жизнью, что делает излишним сам императив. Стоицизм хочет приписать природе свою мораль, свой идеал. Со своей любовью к истине стоик принуждает себя к стоическому взгляду на природу. Стоицизм как философия самоотрицания тиранизирует саму природу, так как стоик есть частица природы. “Что случилось некогда со стоиками, то случается еще и ныне, как только какая-нибудь философия начинает верить в самое себя” (Ницше, Ф., 1998,568). Философия, по Ницше, сама есть этот тиранический инстинкт, духовная воля к власти, к “сотворению мира”, к первой причине. Так оценивает философ философию, догматическую по своей сути.
Метафизическая философия под видом воли к истине выставляет волю к духовной власти. Метафизическая философия мало ценила достоверность собственного тела как достоверность очевидности. Но что же считается ныне, спрашивал Ницше, более достоверным, чем собственное тело? (Ницше, Ф., 1998,569).
Актуален анализ и значима оценка философского мышления, предложенные Ницше. Кант, по оценке Ницше, обманулся, когда гордился тем, что якобы открыл в человеке новую способность – способность к синтетическим суждениям a priori. Как же возможны такие суждения? Кант ответил: в силу способности… “Но разве это ответ? Разве это объяснение? Разве это не есть скорее только повторение вопроса?” (Ницше, Ф., 1998,571). Затем в таком же духе он открыл еще и моральную способность… Шеллинг нашел в человеке способность к сверхчувственному, которую окрестил интеллектуальным созерцанием… (Ницше, Ф., 1998,570).
Ницше изменяет сам подход к кантовой проблеме. Он считает, что надо заменить вопрос о том, как возможны синтетические суждения a priori, другим вопросом: “зачем нужна вера в такие суждения?” (Ницше, Ф., 1998, 571). Какое значение имеют они для целей поддержания жизни существ нашего рода? Ницше полагает, что мы вообще не имеем на них никакого права, в наших устах это совершенно ложные суждения. “Но, конечно, нужна вера в их истинность, как вера в авансцену и иллюзия, входящая в состав перспективной оптики жизни” (Ницше, Ф., 1998, 571).
Платоновский образ мыслей привлекал противоборством, противостоянием миру ощутимости посредством так называемого чистого мышления. Эта установка акцентировала исследование природы понятий, в особенности понятий философских. Сеть понятий набрасывалась на водоворот чувств. Возникал вдохновенный мир чистого бытия. Метафизика и физика различно относятся и различно формируют сети своих понятий, они подчиняются различным исследовательским императивам. Физики и физиологи руководствуются, по Ницше, императивом: “где человеку нечего больше видеть и хватать руками, там ему также нечего больше искать” (Ницше, Ф., 1998, 574). Этот императив инженерного мышления, возможно, и есть надлежащий императив творческой деятельности машинистов и мостостроителей.
Анализ оснований научного познания, проводимый Ницше, показывает, что так называемые непосредственные достоверности типа я мыслю, я хочу, в действительности, не являются непосредственными. Наше познание не способно схватить предмет в чистом виде, подобно вещи в себе. И субъект, и объект являются источниками опосредования. Ницше показывает, что представления философии о непосредственной достоверности, абсолютном познании, вещи в себе заключают в себе противоречие между определяемым словом и определением. В предложениях я мыслю, я хочу описаны сложные события. Если разложить событие я мыслю, то получится ряд событий, каждое из которых можно выразить в отдельных утверждениях, которые трудно или, быть может, невозможно обосновать.
Это Я – тот или та, который или которая мыслит. Я знаю значения слов я, мыслить, знать… Я полагаю, что мышление есть деятельность некоего существа, мыслимого в качестве причины мышления. Для описания события я мыслю предложением “я мыслю” я должен отличать мышление от других деятельностей, например от хотения, чувствования. Следовательно, мое “я мыслю” есть результат моей деятельности предшествующего познания, сравнения и оценки. Я сравниваю мое мгновенное состояние с другими моими мгновенными состояниями, данными мне в моем предшествующем опыте. Я отличаю это мое мгновенное состояние от других моих мгновенных состояний. Мое “я мыслю” опирается на мое знание событий типа я чувствую, я хочу, я существую… Мое “я мыслю” есть результат сложнейшего онто– и филогенетического опосредования. Оно есть продукт развития человека и общества, истории и культуры.