Творчески развивает и переосмысливает некоторые идеи советской религиоведческой школы Л.И. Григорьева, монография которой "Религии "Нового века" и современное государство"189 , на наш взгляд, является важным вкладом в развитие современной гуманитарной науки. Автор выделяет три критерия - "нетрадиционности", хронологической новизны и организационной структуры, - которые возможно применять при исследовании феномена новой религиозности и показывает их ограниченность. Так, популярному определению "нетрадиционности" как привнесению религиозных комплексов извне Григорьева противопоставляет свое понимание - качественную новизну и изначальное противопоставление "традиционным" религиям в целом. В результате автор дает свое определение новым религиям: "Религии "Нового века" - религиозные новообразования, которые демонстрируют полный разрыв с исторической религиозной традицией любого характера, создавая качественно новые религиозные доктрины, принципиально изменяющие парадигмы религиозного сознания"190 . В целом мы согласны с подобным определением, с тем уточнением, что качественно новый характер какого-либо феномена не предполагает полного разрыва с исторической традицией (если только это не творение ex nihilo); скорее следует говорить о "деконструкции" традиций и об их творческом переосмыслении.
Далее, в рамках исследуемой нами проблематики Е.Г. Балагушкин, Ю.В. Курносов, В.М. Розин, Л.В. Скворцов, Л.В. Фесенкова и ряд других исследователей рассматривают эзотерику как современный социокультурный феномен и обнаруживают связь между ней и новой религиозностью, хотя и отмечают различия между эзотеризмом и собственно религией191 .
М. Эпштейн говорит о "новом сектантстве", но описывает не реально существующие группы, а определенные умонастроения и искания, характерные для позднесоветского общества, обычно никак организационно не оформленные; авторский вымысел причудливо переплетается с реальностью192 .
Некоторые авторы говорят о "новом язычестве", расширительно трактуя этот термин (не как "возрождение национальной веры", но как современное мировоззрение в духе "New Age"). Например, В.П. Крутоус говорит о связи "новоязычества" не только с новыми религиями, но и со всей современной культурой: "Феномен новоязычества связан с системой культуры как минимум в трех плоскостях, в трояком отношении. Во-первых, он есть частное проявление общесистемных закономерностей - таких, как кризис культуры и др. Во-вторых, восходящая к Ницше оппозиция культура - контркультура является для данного феномена поистине материнским лоном. И, в третьих, очевидно родство новоязычества с подсистемой так называемой массовой культуры"193 . Нам кажется, что автор несколько преувеличивает значение "дионисически-контркультурного" в формировании "новоязычества", но в целом мы согласны с его выводами и считаем, что феномен новой религиозности можно трактовать и как "новое язычество".
Наконец, многие исследователи говорят о "ремифологизации" современной культуры, о "новой архаике", указывая на активный процесс формирования и широкого распространения новых мифологий в обществе (причем между мифологией и религией в широком смысле часто не проводится резких границ)194 . Вопрос о соотношении новых мифологий и новой религиозности мы подробно рассмотрим в разделе, посвященном современной массовой культуре.
Таким образом, феномен новой религиозности известен под разными названиями и исследуется с различных сторон и точек зрения. Обобщая рассмотренные выше подходы, попробуем дать свое определение новой религиозности195 , для чего предварительно обсудим две ее важнейших характеристики: "нетрадиционность" и "новизну".
Что касается критерия "нетрадиционности", то под этим обычно подразумеваются "нетрадиционные религии", т.е., неукорененные в культуре и, как правило, привнесенные извне в результате миссионерской деятельности196 . Критикуя это определение, Л.И. Григорьева отмечает необходимость понимания "нетрадиционности" как качественной новизны, изначального противопоставления традиционным религиям в целом197 и в частности, указывает на процессы глобализации и современного неорелигиозного творчества, приводящие к такому противопоставлению. Мы также будем придерживаться такого понимания "нетрадиционности", поскольку само по себе привнесение чего-либо извне еще не означает качественных различий с "традиционными" религиями. К тому же, поскольку мы говорим не о религии (в узком смысле), а о религиозности, постольку нас интересует "нетрадиционность" в качестве принципиально новой парадигмы сознания, религиозной картины мира. При таком понимании "новизна" включает в себя не только хронологический критерий, но и качественное отличие от "традиционности".
Интересный взгляд на "нетрадиционность" религий предложил современный философ В. Штепа. Он полагает (ссылаясь на работы К. Леонтьева и Р. Генона), что современные "традиционные" религии, в сущности, не имеют отношения к подлинной "Традиции", а потому нет особой разницы между ними и новой религиозностью. Когда в культуре и обществе побеждают материалистические тенденции, Традиция сменяется анти-традицией, открыто ей противостоящей, а потом - контр-традицией, как бы пародирующей Традицию. Контр-традиция (инверсия) "перехватывает" традиционные "инициатические, мифологические и эзотерические формы, наполняя их нео-спиритуальным содержанием. К нему относятся все разновидности сугубо современного психоцентрического оккультизма, ничего общего не имеющего с аутентичными оккультными традициями, но, парадоксальным образом, очень легко смыкающегося с новейшими тенденциями в современной науке, некогда столь гордившейся своим рационализмом. Однако это буквальное "возрождение" внешних форм исторической "цветущей сложности" на деле является ничем иным, как продолжением того же "вторичного упрощения", поскольку все эти формы уже совершенно внутренне опустошены. Инициация в них давно уже стала пустой, механической обрядностью, живая мифология вытеснена догматикой, эзотеризм - экзегетикой и апологетикой, а интуиция метафизических ноуменов подменена переживанием тех или иных феноменальных "чудес" "198 . В целом можно согласиться с В. Штепой: в современном обществе от подлинных религиозных традиций, как правило, сохранились лишь названия. "Традиционные" религии в современном мире вынуждены жить по законам этого мира. Но все равно новая религиозность гораздо радикальнее "традиционной", поэтому мы говорим о ее качественной новизне, выражающейся не просто в модернизации вероучения и культа (как это делает большинство "традиционных" религий) или даже в свободном заимствовании разнородных форм и элементов как у "традиционных учений", так и у массовой культуры, но в религиозном творчестве как таковом, в появлении новых идей, отражающих качественно новые трансформации современной культуры и общества.
Какую же религиозность можно назвать "новой" (с точки зрения времени возникновения)? Согласно определению В.В. Кравчук, "понятием "новые", так же как и "нетрадиционные религии", для данного государства могут быть определены все религиозные объединения, представленные на данной территории верующими первого поколения (прозелитами первой волны)"199 . Другие исследователи относят возникновение "новых религий" к 1980-м (появление движения "New Age"), к 1960-м (молодежная контркультура), или даже к середине XIX века (возникновение теософии и спиритизма). Недостаток этого критерия - не только в его малосодержательности, но и в том, что само по себе недавнее время возникновения еще не говорит о качественной новизне (со временем могут видоизменяться и модернизироваться и вполне "традиционные" религии).
Мы предпочитаем не фиксировать строгие временные рамки появления новой религиозности, поскольку речь здесь идет не столько о сравнительно позднем ее появлении, сколько о новой духовной ситуации в культуре и обществе. Впрочем, некоторые исследователи отрицают качественную новизну исследуемого нами феномена200 . Действительно, если обратиться к истории человеческой культуры, то мы увидим, что практически во все времена существовали не только религиозные сообщества (в литературе часто именуемые "сектами"), в той или иной степени противопоставляющие себя "традиционным" религиям, но и многочисленные синкретические и эклектичные оккультно-эзотерические учения. Означает ли это, что новая религиозность вовсе не "новая"? На наш взгляд, нет: дело в том, что в традиционной культуре подобные формы духовного опыта носили, как правило, единичный и маргинальный характер, в то время как в современной культуре они являются превалирующими. Если в средневековую эпоху (и позднее, практически до начала XX в.), человек, отказавшийся от господствующей религии, фактически "выпадал" из общественной жизни, то сегодня ситуация стала чуть ли не противоположной: ортодоксия внушает подозрение в фанатизме, становится модно быть "верующим вообще", понемножку беря от всех религиозных традиций, ведь "все они что-то дают". Если же отказать новой религиозности в новизне, то необходимо отказать в новизне и всей современной постмодернистской культуре (ведь, по известным словам У. Эко, "у каждой эпохи есть свои постмодернисты"), и вообще, согласно Екклесиасту, "что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас" (Екл. 1:9-10)201 .