Исходя из позиции либеральной составляющей отечественной историографии, считающей правовое государство, гражданское общество, разделение властей и др. высшим достижением демократии, трудно научно достоверно объяснить, почему белые как носители прогрессивных тенденций не смогли одержать победу в гражданской войне. При разрешении данной проблемы, на наш взгляд, больших успехов достигли представители цивилизационного направления, стремящихся, по мнению В.В. Согрина, выявить «органическую» ткань российской истории[63].
В.П. Булдаков определил революционный кризис как «смерть-возрождение» империи, во время которого исторгается то, что мешает «органическому течению» примитивного существования базовых элементов общества. На «рекреационном» этапе кризиса имеет место «своеобразный симбиоз утопии и традиции», «когда массы начинают «узнавать» в новейших доктринах и теоретических абстракциях знакомое им содержание и ценностные традиции и даже испытывать к ним нравственное тяготение»[64]. В соответствии с данной точкой зрения возможность реализации либеральных устремлений лидеров белого движения, в которых народные массы «узнали» бы традиционные ценности, представляется маловероятной. Использование же белым движением популярных лозунгов традиционализма, русского национализма и антисемитизма[65] девальвировалось в глазах народных масс в связи с зависимостью антибольшевистских сил от западных держав[66]. В то же время в 1918-1920 гг. доселе абстрактные вопросы революции и контрреволюции в мировом масштабе, по мнению Ю.А. Полякова, наполнились реальным смыслом[67]. Поэтому теоретические установки большевиков о мировой революции стали доступны и понятны.
Какой же путь общественного развития предполагали воплотить российские коммунисты? В.В. Согрин отмечает, что отечественная либеральная интеллигенция считает «доктринальным» истоком ленинизма и сталинизма марксистское учение[68]. Представители же цивилизационного направления характеризуют большевизм как сложное политическое учение, которое аккумулировало антикапиталистические настроения рабочего класса и антисобственнические, общинные, коллективистские устремления крестьянства[69]. Данную мысль развивает В.П. Булдаков, по мнению которого РСДРП (б) – РКП (б) не являлась партией ни по европейским, ни по российским меркам. Это был «генератор нетерпения масс», подпитывавшийся извне некоммунистическими идеалами. Причем, когда В.И. Ленин действовал сообразно ситуации в стране, большевики побеждали, когда же происходило навязывание коммунистических установок (в частности, политика «военного коммунизма») – проигрывали (пришлось идти на уступки крестьянам)[70]. Таким образом, в России могла победить только та сила, которая опиралась на традиционные формы жизнеустройства. Это не новая мысль в российской историографии. Не касаясь наработок славянофилов, можно отметить, что В.В. Шульгин в своей работе «1920: Записки» указал на те объективные условия, которые и определяют деятельность любой власти: территория и «душевный уклад народа». Поэтому большевики, как считал В.В. Шульгин, вопреки своим доктринальным установкам восстанавливали военное могущество России, границы державы и подготавливали «пришествие самодержца всероссийского»[71].
А.Я. Лившин и И.Б. Орлов на основании анализа «писем во власть» периода гражданской войны определили, что именно большевики являли собой в глазах народа ту властную силу, которая способна установить в стране более справедливый порядок. Однако людей отпугивали их экстремизм и попрание традиций[72]. Имидж «ревнителей порядка», по мнению В.П. Булдакова, большевики получили во многом благодаря «дисциплинирующему насилию» «красного террора»: во имя установления определенного государственного идеала не жалели ни чужих, ни своих[73]. Иная картина была у белых. В литературе отмечается, что наказания за проступки в их среде были крайне редки[74]. В целом «белый террор» носил реваншистски-истероидную, а не классово-целенаправленную форму[75], да и романтика антибольшевистской борьбы, как указывал И.В. Михайлов, приобрела бессильно-истероидный характер[76]. Поэтому именно красные в большей степени подходили на роль строгого, но справедливого отца, которую играет власть в российской патерналистской системе.
Таким образом, проблема реализации определенного пути общественного развития в годы гражданской войны напрямую связана с вопросом о победе в борьбе за власть противостоявших друг другу политических сил. Несмотря на наличие в литературе различных точек зрения, можно отметить, что на наш взгляд, наиболее перспективными являются исследования ученых, работающих в рамках цивилизационного направления и рассматривающих результаты сложных процессов начала ХХ века через призму особенностей развития российской цивилизации.
ИСТОРИОГРАФИЯ О СТРАТЕГИИ КОМАНДОВАНИЯ БЕЛОЙ АРМИИ
Бакланова И.С. к.и.н., доцент
Гражданская война была сложным, многогранным явлением в истории нашей страны. На исход противостояния красные - белые оказал влияние ряд факторов, анализируемых в отечественной и зарубежной литературе. В том числе и военное искусство командования противостоявших друг другу сил. Причем, если в советской историографии основной причиной победы над интервентами и белогвардейцами объявлялся «общественный и государственный строй, основанный на прочном союзе рабочих и крестьян и дружбе народов»[77], то эмигрантские авторы большое внимание уделяли «военному» фактору. Так, например, генерал-лейтенант Д.В. Филатьев, являвшийся до революции 1917г. экстраординарным профессором в Академии Генерального штаба, начальником канцелярии Военного министерства и председателем Военного совета, считал, что главную причину «белых неуспехов» следует искать в поддержке советской власти «мужиком» и «серой солдатской шинелью»[78]. Однако, и эта, и другие причины, даже вместе взятые, на взгляд данного автора, не оказались бы для антибольшевистского движения роковыми, если бы военные операции белых были проведены в соответствии с требованиями военного искусства[79]. Подобного рода высказывания имеются в работах и других эмигрантских авторов. Так, например, «гражданский» деятель Г.В. Немирович-Данченко, являвшийся Начальником Части печати Отдела Генерального Штаба в Крыму при П.Н. Врангеле, ссылаясь на не названное им «авторитетное лицо», заявил, что любое проигранное Главнокомандующим сражение могло иметь необратимые последствия[80]. В данной связи интерес представляет историографический анализ военного искусства антибольшевистских сил. Ибо историографические очерки, характеризующие степень исследованности темы, позволяют оценить опыт и знания, накопленные предшествовавшими историками, при необходимости изменить перспективу видения прошлого, искать новые пути познания.
В литературе утвердилось положение о том, что военное искусство является теорией и практикой подготовки и ведения военных действий. Оно включает в себя «находящиеся в тесной взаимосвязи стратегию, оперативное искусство и тактику»[81]. В более узком значении, военное искусство – это степень мастерства полководца, военачальника[82].
Известно, что первым крупным анклавом вооруженной антибольшевистской борьбы стал Юг России. Да и само возникновение Белого движения в литературе русского зарубежья связывается, как правило, с приездом бывшего начальника штаба Императора Николая II, генерала М.В. Алексеева 15 (2) ноября 1917г. в столицу донских казаков г. Новочеркасск[83]. (В новейшей отечественной историографии высказана точка зрения, в соответствии с которой подобный вариант датировки отличается «удивительной непосредственностью» и, якобы, определяется надписью на медали, выпущенной к 50-летию Гражданской войны эмигрантским обществом ревнителей русской старины[84]. Действительно, указанная дата условна. Тем не менее, выбор любых других нижних хронологических рамок существования Белого движения тоже будет в достаточной степени условным. В данной связи представляется вполне правомочным воспользоваться мнением эмигрантских авторов).
Профессор, полковник А.А. Зайцов, автор, по мнению генерала Н.Н. Головина, «первой попытки объективного исследования» Гражданской войны[85], отмечал, что в январе 1918г. реальной боевой силой антибольшевистского движения являлись Добровольческая Армия и партизаны на Дону, добровольческие отряды Покровского на Кубани и казачье ополчение Дутова в Оренбурге[86]. Однако, как указывали эмигрантские авторы, основная масса казаков в данный период времени выступать против советской власти, объявившей о прекращении войны с Центральными Державами, не желала. Круг же большевистского окружения на Юге России сжимался. Это привело руководителей Белой армии – генералов М.В. Алексеева и Л.Г. Корнилова – к решению о необходимости покинуть Дон[87]. Направление движения добровольцев определялось на совещаниях в станице Ольгинской.
В начале 1918г. Белая армия, равным образом, как и остальные вооруженные отряды антибольшевистского движения, реальной опасности для советской власти не представляла. По мнению генерала А.С. Лукомского, участника совещаний в Ольгинской, общая численность всей Добровольческой армии тогда не превышала трех с половиной тысяч человек. Не менее тысячи из них являлись не боеспособными. Раненых было более двухсот человек. Бедой Белой армии являлся огромный обоз, в котором ехало много гражданских лиц, в частности, бывший председатель Государственной Думы М.В. Родзянко и бывший ее член Н.Н. Львов[88]. На взгляд А.А. Зайцова, Добровольческая Армия в Ольгинской по своей численности равнялась полку военного времени[89]. Поэтому на совещаниях 13/26 февраля 1918г. вопрос об активных военных действиях и не ставился. Рассматривалась следующая альтернатива: 1) передислокация в район зимовников (поселки и хутора, к которым на зиму донские казаки сгоняли табуны лошадей и скота). Там, прикрываясь с севера рекой Доном и находясь в отдалении от железных дорог, по которым в данный, «эшелонный» период Гражданской войны, в основном, и перемещались вооруженные большевистские отряды, переждать неблагоприятные условия. При этом использовать отдых для переформирования армии, исправления и пополнения обоза, ремонта конского состава. А потом, месяца через два, внимательно проанализировав существующую ситуацию, принять то или иное решение. Безоговорочными сторонниками данной точки зрения являлись генерал Лукомский, походный атаман войска Донского, генерал Попов. Генерал Корнилов, признавая логичность этого решения, считал необходимым двинуть Добровольческую армию не в район зимовников у реки Дон, а в район к западу от станицы Великокняжеской, также богатый лошадьми, скотом и хлебом. 2). Генерал Алексеев настаивал на екатеринодарском направлении движения. На его взгляд, таким образом легче было прорвать большевистское кольцо, окружавшее Белую армию, и соединиться с добровольческими отрядами, действовавшими в районе Екатеринодара. По мнению Алексеева, у белых оставались реальные шансы поднять Кубанское войско против большевиков. К тому же Кубань являлась богатым во всех отношениях краем, где можно было отдохнуть, собраться с силами для продолжения борьбы с советской властью. В случае неуспеха Добровольческую армию следовало распустить, а ее бойцы легко могли уйти от большевиков через Кавказские горы[90].