Подобное положение вещей в изменившихся политических условиях продолжаться не могло. Сообразно с изменениями, происходившими в других областях общественной жизни, в этот период происходят перемены и в политике правительства в отношении сектантов. «В 1860-70-х годах местные власти и суд воздерживались от преследования штундистов и подобных им движений. Указывалось, что инаковерцы не нарушают гражданских законов, государственному порядку не угрожают, что гонения с одной стороны ожесточают «сектаторов» и спровоцируют конфликты, а с другой – окажутся
бесполезными, создадут вокруг инаковерцев ореол мученичества.»64
В сложившихся условиях церковь вынуждена была подчиняться решениям правительства. Но вместе с тем она старалась осуществлять самостоятельную политику, которая подчас расходилась с государственной. РПЦ с одной стороны она тесно сотрудничала с местными исполнительными и судебными органами, а с другой - имела сильного защитника своих интересов в лице оберпрокурора Синода К.П. Победоносцева.
Противостояние духовных и светских институтов по вопросу отношения к религиозному инакомыслию и стало источником большинства законов последней трети XIX века.
В начале 70-х годах после сообщения о появление новой быстро распространяющейся секты, министр внутренних дел сообщил, что «находит самой действенной мерой против распространения этой секты мерою – назначение в местности зараженные штундой способных и благонадежных священников» – т.е. светская власть решила переложить всю ответственность на церковь и по возможности не вмешиваться.
На заявление министра херсонский архиепископ Никанор в своем письме обер-прокурору Синода объяснил, что мера эта испытана им еще в 1867 году и не имела эффекта, так как при разбросанности на далекое расстояние деревень, священникам трудно охранять свою паству от ревностной пропаганды штундистов. Более действенной мерой, по его мнению, было бы удаление распространителей секты из мест ими заселяемых в более отдаленные.
Таким образом, церковные власти стремились подключить к решению проблемы государство. МВД призвало священников работать активнее, а хозяйственное управление выдать 2 тысячи экземпляров Евангелия. То есть светские власти проигнорировали просьбы архиепископа.
Данный эпизод свидетельствует о том, что светские власти старалось, как можно меньше вмешиваться в чисто догматические распри. Тем более что повсюду раздавалось мнение интеллигенции и общественности о необходимости прекращения преследований за веру.
В 1879 году местные власти стали распространять на русских протестантов права дарованные государством баптистам. Через 4 года местная инициатива была узаконена. Закон от 3.05.1883 года наделил всех инаковерующих рядом гражданских прав, прежде всего правом устраивать общественные богомоления.
Согласно данному закону паспорта на отлучки внутри империи выдавались раскольникам всех сект, за исключением скопцов, на общем основании. Всем вообще раскольникам дозволялось производить торговлю и промыслы, с соблюдением «общедействующих по сему предмету постановлений.»65
Раскольникам дозволялось занимать общественные должности, с утверждения, в указанных законами случаях, подлежащих правительственных властей. В том случае, когда в волости, состоящей из православных и раскольников, в должности волостного старшины утвержден раскольник, помощник его должен быть из православных.
Раскольникам дозволяется творить общественную молитву, исполнять духовные требы и совершать богослужение по их обрядам как в частных домах, так равно в особо предназначенных для сего зданиях. «С тем лишь непременным условием, чтобы при этом не были нарушаемы общие правила благочиния и общественного порядка.»66
Льготы не были распространены лишь на принадлежащих к изуверским сектам, т.е. на тех, кто по выражению закона «соединены с фанатическим посягательством на жизнь свою и чужую и с противонравственными, гнусными действиями.»67
С этого времени стандартное разделение сект на вредные и более вредные было признано неудобным и решено было рассматривать каждую секту в отдельности сначала в МВД, а потом в Синоде.
Закон 1883 года, был принят вопреки мнению церкви и прямо противоречил многому из того, что было наработано с начала века. Сектантам и старообрядцам были даны большие послабления. Однако, как и в предыдущие периоды, указы по существу оставались на бумаге. На практике все упиралось в «узкие личные взгляды и вкусы столоначальников»68
Кроме того, большая часть русских сект относилась к разряду «особо вредных» и на них данный закон не распространялся. В архивах и воспоминаниях современников сохранилось множество сообщений о том, что местные духовные и светские власти относились к сектантам жестоко и несправедливо.
Вот несколько примеров из архива Короленко, который хранится в ОР РГБ:
В 1875 году произошла большая «война» по случаю «жеребьевки» т.е. сдачи в рекруты. Власти волоком тащили рекрутов в церкви за волосы, за ноги…За отказы от службы «жгли» рекрутам уши…клали на горящую каменку»… «много было мучений»
Несколько неплательщиков решились публично обвинить священника и обличать духовенство в результате «обличителей сгребли, били до полусмерти и посадили в волость. Следователь допросил и отправил их в Красно-уфимскую тюрьму» там они были 5 мес. до суда. «Во время подследственного заключения и отсидки с неплательщиками обращались очень жестоко…били ежедневно…до бесчувствия. Старики скончались в тюрьме от побоев…На беседу к миссионерам или в церковь приводили силой со стражей»
«Держа в Пермской пересыльной тюрьме их сильно притесняли в продолжение всего времени, но особенно вначале. Четверых из них сажали по несколько раз в карцер…Карцеры не отапливающиеся, каменные, пол, стены постоянно сырые, воздух спертый, подстилки никакой не дают. Один из неплательщиков рассказывает, что когда посадили его на третий день у него стали тухнуть ноги, а к вечеру четвертого дня он совсем лишился чувств…Несколько раз принимались бить их, рассаживали по два человека в камеры каторжан и бродяг и научали арестантов бить их…но большинство арестантов запрещало своим бить неплательщиков.69
К крестьянам Самарской губернии Бузулукского уезда Алексеевской волости деревни Антоновки принадлежавшим к молоканской секте пришел священник вместе со старшиной волости и потребовал крестить детей – они отказались и получили повестки явиться к судебному следователю и тоже отказался, тогда приставы отобрали детей.70
Данные примеры свидетельствуют о том, что на положение сектантов на местах в большей степени зависело не от указов правительства, а от местных особенностей – активности духовенства, настроя и отношения к сектантам населения и, в особенности, гражданского начальства.
Подобное вышеописанному отношение встречалось постоянно и еще больше обостряло и без того непростые отношения между государством церковью и сектантами. А между тем «честное и разумное отношение к ним [духоборам] местной власти и хорошие миссионеры несомненно устранили бы существующие между духоборами разногласия и религиозные предрассудки и никогда бы не довели до разорения как самих духоборов так и части Ахалакского уезда.» 71 – писал помощник начальника тифлисской губернии жандарсмкого управления полковник Е. Тарановского своему начальнику генерал-майору В.О. Янковскому. Характерно, что подобные заявления делались только в личной переписке, но не в официальных рапортах.
Но даже и те секты, которым закон 1883 года значительно расширил права сталкивались с массой проблем. Штундисты пытались открыто проводить свои службы, но местная администрация и власти требовали прекращения молитвенных собраний и в некоторых случаях разгоняли молящихся силою.
Приведем один из примеров, который характеризует ситуацию в целом. Вопреки постановлению Сената генерал-губернатор Юго-западного края издал распоряжение о запрещении штундистам общественных молений. Кассационный суд встал на сторону закона, но его решение нигде не было озвучено и в результате притеснение сектантов продолжалось.
То есть возник конфликт всех ветвей власти. Законодательная власть предписывала одно, местная исполнительная власть давила на суд и он утверждал прямо противоположное, а высшие судебные инстанции отменяли принятые решения. «В действиях и распоряжениях против сектантов не было надлежащего единства между административной и судебной властью. Весьма часто царил так называемый начальнический субъективизм…Наконец, судебная власть сплошь и рядом оправдывала тех, кого обвиняла административная и наоборот, усматривала преступление там, где последняя никакого преступления не видела. Более того, отсутствие единства в отношении к сектантам отмечалось также между духовной властью и административно-судебной» 72
Несмотря на то, что закон практически не работал, церковь в лице оберпрокурора добивалась официальной отмены закона 1883 года. Уже в 1889 году по требованию К.П. Победоносцева министр внутренних дел издал циркуляр, предписывающий губернской администрации и полиции не допускать снисхождения к сектантам и содействовать духовенству.
К началу 90-х открытая борьба двух ведомств – судебного и духовного, поддерживаемого местами административным, достигла небывалой остроты. «Судебная власть встала в страшный антагонизм с властью церковной» – писал в 1892 году Церковный вестник.73 Дело в том, что «нередко приходилось встречать судей всех рангов, спорящих о самом существовании штунды, а еще чаще – недоумевающих о ее вредоносности», пишет современник событий Бобрищев-Пушкин74. Между тем церковь «считала себя чуть ли не единственной поборницей государственных интересов и требовала от судей преследовать исключительно ее интересы не стесняясь ни законами, ни рамками исследований, ни даже принципами судебной этики»75 Представители судебной власти возражали на это, что «в задачу юриста отнюдь не входит забота о распространении православия».76