Подойдя к выходу, я изготовилась к старту. Сделав несколько глубоких вдохов, я поймала ту единственно верную секунду, когда все клеточки тела говорят тебе "сейчас!", и смерчем вынеслась из ванной.
Дальше не было времени думать. Затормозив, я развернулась к мишени задом, крепко
уперлась в пол руками и ногами и выгнула хвост над головой. В одной из зеркальных
плоскостей мелькнуло мое отражение - я походила на грозного рыжего скорпиона,
изготовившегося к бою... Александр поднял на меня глаза, но раньше, чем он успел моргнуть, мой хвост послал в самый центр его мозга свой выверенный, четкий, безупречно точный удар.
Он закрыл глаза ладонью, как от слепящего света. Затем опустил руку, и наши глаза
встретились. Происходило что-то не то. Моему хвосту никак не удавалось его нащупать - а он стоял в нескольких шагах и глядел на меня с таким видом, будто не мог поверить, что на свете бывает такая красота.
- Адель, - прошептал он, - душенька...
А дальше начался кошмар.
Пошатнувшись, он издал ужасный воющий звук и буквально вывалился наружу из
собственного тела - словно оно было бутоном, за несколько секунд раскрывшимся в жуткий
лохматый цветок. Как выяснилось, человек по имени Александр был просто рисунком на двери
в потустороннее. Теперь эта дверь распахнулась, и наружу вырвался тот, кто уже долгое время следил за мной сквозь замочную скважину.
Передо мной стоял монстр, нечто среднее между человеком и волком, с оскаленной
пастью и пронзительными желтыми глазами. Сперва я подумала, что одежда Александра
исчезла. Потом я поняла, что его китель и брюки трансформировались вместе с ним: торс
покрывала пепельно-серая шерсть, а задние лапы были темнее, и на них можно было различить неровный след лампасов. На груди зверя было продолговатое пятно, похожее на отпечаток сбившегося набок галстука. Когда я опустила глаза ниже, меня охватил ужас. Я никогда раньше не видела, как это место выглядит у возбужденного волка. А выглядело оно, на мой взгляд] страшнее любой оскаленной пасти.
Тут я поняла, что так и стою на четвереньках, задрав хвост и выпятив в его сторону свою беззащитную попку. Беззащитную, поскольку моя антенна не работала и остановить его мне было нечем. Я догадывалась, как может быть истолкована моя поза, но меня парализовало - вместо того чтобы вскочить, я все глядела на неге через плечо. Так бывает в некоторых снах - надо срочно убегать, а ты стоишь на месте, и никак не подучается оторвать от земли свинцовые ноги. Я даже не могла согнать с лица идиотскую ухмылку - как у воришки, пойманного на месте преступления.
- Р-р-рарра, - сказал он. - Р-рррау-у...
- Братан, - пролепетала я, - подожди. Я все объясню...
Он зарычал и шагнул ко мне.
- Ты об этом даже не думай, понял? Я тебе серьезно говорю, серый, тормози...
Он мягко упал на передние лапы-руки и сделал ко мне еще шаг. Нужны были совсем
другие слова, причем срочно. Но где их было взять?
- Слушай... Давай спокойно все обсудим, а? Он оскалил пасть и поднял свой серый
хвостище, почти скопировав мою рабочую стойку.
- Подожди, серенький, - прошептала я, - не надо...
Он прыгнул, и на секунду мне показалось, что свет закрыла низкая и страшная грозовая туча. А в следующий миг туча рухнула на меня.
*
Лежа на диване, затянутом чем-то вроде шкуры мамонта-альбиноса, я рыдала в подушку и сама не понимала, откуда во мне столько слез - подушка была уже мокрой с обеих сторон.
- Ада, - позвал Александр и положил ладонь мне на плечо.
- Уйди, урод, - всхлипнула я и стряхнула его руку.
- Извини, - сказал он робко, - я не хотел...
- Сказала же, уйди, сволочь.
Я опять залилась слезами. Через минуту или две он снова попытался коснуться моего
плеча.
- Я же тебя три раза спросил, - сказал он.
- Издеваешься?
- Почему издеваюсь. Я ведь тебе говорил. Про звериное тело, про физическую близость. Разве нет?
- А как я могла догадаться? Он пожал плечами.
- Ну, например, по запаху.
- Лисы запахов не чувствуют.
- А я про тебя сразу все понял, - сказал он и неловко погладил меня по руке. -
Во-первых, люди так не пахнут. А во-вторых, Михалыч все уши прожужжал. "Товарищ
генерал-лейтенант, я тут смотрел запись - реально вопрос надо решать с бабой. Она там стоит на четвереньках, глаза злые, страшные, в жизни таких не видел, а на спине - огромная рыжая линза. И она этой линзой нашему консультанту мозг прожигает! Направила луч, а тот аж заколдобился..." Я сперва подумал, что у него совсем от кетамина крыша съехала. А потом посмотрел запись - действительно... За линзу он твой хвост принял.
- Какую еще запись?
- Твой клиент, которого ты до крови отхлестала, домашнее порно снимал. Скрытой
камерой.
- Что? Когда я в долг работала?
- Ну это я не знаю, ваши дела. Он, как в себя пришел, сразу пленку нам принес.
- Интеллигент, твою мать, - не сдержалась я.
- Да, - согласился он, - не очень красиво. Но такие люди. А что, Михалыч тебе фоток
не показывал? У него же целая папка была, специально распечатали для разговора.
- Не успел... Значит, всю эту мерзость, которую ты сейчас со мной проделывал, потом
Михалыч будет смотреть?
- У меня здесь ни одной камеры нет, успокойся, милая.
- Не называй меня милой, волчара, - всхлипнула я. - Грязный развратный самец. Со
мной такого за последние... - я вдруг почему-то решила не упоминать никаких дат, - со мной такого отродясь никто не делал. Какая гадость!
Он втянул голову в плечи, словно его отстегали мокрой тряпкой. Это было любопытно -
хоть на него совсем не действовал мой хвост, зато, похоже, сильно действовали мои слова. Я решила проверить свое наблюдение.
- У меня там все такое нежное, хрупкое, - сказала я жалобно. - А ты мне все разорвал своим огромным членом. Теперь я, наверно, умру...
Он побледнел, расстегнул китель и вынул из кобуры здоровенный никелированный
пистолет. Я испугалась, что он сейчас пальнет в меня, как Роберт де Ниро в занудливую
собеседницу у Тарантино, - но, к счастью, ошиблась.
- Если с тобой что-нибудь случится, - сказал он серьезно, - я пущу пулю себе в лоб.
- Убери. Я сказала, убери подальше... Ну пустишь ты себе пулю в свою дурную голову.
А мне что, легче будет? Я же тебя просила - не надо!
- Я думал, - сказал он тихо, - ты кокетничаешь.
- Кокетничаю? Да у тебя елдак в три раза больше, чем этот пистолет, волчина! Какое
кокетство, тут бы живой остаться! Сейчас ведь детей на уроках учат - если девушка говорит "нет", это значит именно "нет", а не "да" или "ах я не знаю". Вокруг этого на Западе все дела об изнасиловании крутятся. Вам в Академии ФСБ не объясняли?
Он понуро покачал головой из стороны в сторону. На него было жалко смотреть. Я
почувствовала, что пора остановиться. Палку можно было перегнуть, Тарантино мне
вспомнился не зря.
- У тебя есть бинты и йод? - спросила я слабым голосом.
- Сейчас пошлю Михалыча, - сказал он и вскочил.
- Не надо никакого Михалыча! Не хватало, чтобы твой Михалыч надо мной хихикал...
Не можешь сам спуститься в аптеку?
- Могу.
- И пусть твой Михалыч сюда не входит, пока тебя нет. Я не хочу, чтобы меня видели в таком виде.
Он был уже у лифта.
- Я быстро. Потерпи.
Дверь за ним закрылась, и я наконец перевела дух.
Я уже говорила - у лис нет половых частей в человеческом смысле. Но у нас под хвостом есть рудиментарная впадина, эластичный кожаный мешок, не соединенный ни с какими другими органами. Обычно он сжат в крохотную щелку, как камера сдутого мяча, но, когда мы испытываем страх, он расширяется и становится чуть влажным. Он играет в нашей анатомии такую же роль, какую специальный полый цилиндр из пластмассы играет в экипировке работников обезьяньего питомника.
Дело в том, что у больших обезьян приняты те же технологии контроля, что и в уголовной или политической среде: стоящие у руля самцы ритуально опускают тех, кто, как им кажется, претендует на неоправданно высокий статус. Иногда в этой роли оказываются посторонние - электрики, лаборанты и так далее (я имею в виду, в питомнике). Чтобы быть готовыми к такому повороту событий, они носят между ног подвешенный на ремешках полый цилиндр из пластмассы, который называют дивным словом "хуеуловитель". В нем гарантия безопасности: если на них набрасывается большой самец, одержимый чувством социальной справедливости, им надо всего-навсего наклониться и подождать несколько минут - обезьянье негодование достается этому цилиндру. Затем они могут продолжить свой путь.
Вот так же и я - могла продолжить свой путь. Он вел в ванную, где я первым делом
осмотрела свое тело. Если не считать того, что рудиментарная впадина под хвостом была
натерта-и покраснела,
все обошлось. Правда, моя задняя часть ныла, как будто я целый час каталась на
взбесившейся лошади (что было довольно точным описанием случившегося), его травмой это
нельзя было назвать. Природа определенно готовила ко встрече с волками-оборотнями.
Я предчувствовала, что мне придется искупаться в его перламутровой ванне - и
предчувствие не обмануло. Весь мой хвост, живот и ноги запачкало этой волчьей гадостью,
которую я тщательно смыла шампунем. Потом я быстро высушила хвост феном и оделась. Мне
пришло в голову, что неплохо было бы обыскать помещение.
Но обыскивать в этом роскошном пустом ангаре было практически нечего - ни шкафов,
ни комодов, ни выдвижных ящиков. Двери, которые вели в другие комнаты, были заперты. Тем
не менее, результаты оказались интересными.
На рабочем столе рядом с элегантным компьютером-моноблоком стоял массивный
серебряный предмет, который я с первого взгляда приняла за статуэтку. При более
внимательном рассмотрении предмет оказался обрезателем сигар. Он изображал лежащую на
боку Монику Левински, задравшую к потолку ногу-рычаг, при нажатии на которую (я не
смогла удержаться) не только срабатывала гильотинка в кольце между ляжками, но и появлялся язычок голубого пламени из открытого рта. Вещица была что надо, только американский флаг, который Моника держала в руке, показался мне лишним: иногда достаточно крохотной гирьки, чтобы сместилось равновесие, и эротика превратилась в кит-чеватый агитпроп.