Смекни!
smekni.com

Священная книга оборотня (стр. 20 из 54)

Серебряная Моника прижимала к столу большую папку-скоросшиватель. Внутри была

стопка бумаг самого разного вида.

На самом верху лежал, судя по глянцу, лист из альбома по искусству. С него на меня

глядел огромный желтоглазый волк с похожей на букву "F" руной на груди - фотография

скульптуры, сделанной из дерева и янтаря (янтарными были глаза). Подпись гласила:

"ФЕНРИР

Сын Локи, огромный волк, гонящийся по небу за солнцем. Когда Фенрир догонит

и пожрет его - наступит Рагнарек. Фенрир связан до Рагнарека. В Рагнарек он убьет

Одина и будет убит Вид аром".

Из подписи было непонятно, каким образом Фенрир догонит солнце и пожрет его, если до Рагнарека он связан, а Рагнарек наступит тогда, когда он догонит и пожрет солнце. Но вполне могло быть, что наш мир до сих пор существовал именно благодаря подобным нестыковкам: страшно подумать, сколько умирающих богов его прокляло.

Я помнила, кто такой Фенрир. Это был самый жуткий зверь нордического бестиария,

главный герой исландской эсхатологии: волк, которому предстояло пожрать богов после

закрытия северного проекта. Хотелось верить, что Александр не слишком отождествляется с

этим существом, и желтоглазое чудовище - просто недостижимый эстетический идеал, что-то

вроде фотографии Шварцнеггера, висящей на стене у начинающего культуриста.

Ниже лежала книжная страница с миниатюрой Борхеса "Рагнарек". Я знала этот рассказ,

который поражал меня своей сомнамбулической точностью в чем-то главном и страшном.

Герой и его знакомый оказываются свидетелями странного шествия богов, возвращающихся из

векового изгнания. Волна людского обожания выносит их на сцену зала. Выглядят они странно:

"Один держал ветку, что-то из бесхитростной флоры сновидений; другой в

широком жесте выбросил вперед руку с когтями; лик Януса не без опаски поглядывал

на кривой клюв Тота".

Сновидческое эхо фашизма. Но дальше происходит нечто очень интересное:

"Вероятно, подогретый овациями, кто-то из них - теперь уж не помню кто -

вдруг разразился победным клекотом, невыносимо резким, не то свища, не то

прополаскивая горло. С этой минуты все переменилось".

Дальше текст густо покрывали пометки. Слова были подчеркнуты, обрамлены

восклицательными знаками и даже обведены картушами - видимо, чтобы передать градус

эмоций:

"Началось с подозрения (видимо, преувеличенного), что Боги не умеют говорить.

Столетия дикой и кочевой жизни истребили в них все человеческое: исламский

полумесяц и римский крест не знали снисхождения к гонимым. Скошенные лбы,

желтизна зубов, жидкие усы мулатов или китайцев и вывороченные губы животных

говорили об оскудении олимпийской породы. Их одежда не вязалась со скромной и

честной бедностью и наводила на мысль о мрачном шике игорных домов и борделей

Бахо. Петлица кровоточила гвоздикой, под облегающим пиджаком угадывалась

рукоять ножа. И тут мы поняли, что ! идет их последняя карта!, что они ! хитры,

слепы и жестоки, как матерые звери в облаве!, и - !ДА Й МЫ ВОЛЮ СТРАХУ ИЛИ

СОСТРАДАНИЮ - ОНИ НАС УНИЧТОЖАТ!.

И тогда мы выхватили по увесистому револьверу (откуда-то во сне взялись

револьверы) И С НАСЛАЖДЕНИЕМ ПРИСТРЕЛИЛИ БОГОВ".

Следом шли две страницы из "Старшей Эдды" - кажется, из прорицания Вельвы. Они

были вырваны из какого-то подарочного издания: текст был напечатан крупным красным

шрифтом на мелованной бумаге, крайне неэкономно:

Ветер вздымает

до неба валы,

на сушу бросает их,

небо темнеет;

мчится буран,

и бесятся вихри;

это предвестья

кончины богов.

"Кончина богов" в последней строчке была отчеркнута ногтем. Текст на второй странице был таким же мрачно-многозначительным:

Но будет еще

сильнейший из всех.

имя его

назвать я не смею;

мало кто ведает,

что совершится

следом за битвой

Одина с Волком.

Все остальное было в том же духе. Большинство бумаг в папке так или иначе относилось к северному мифу. Самое мрачное впечатление на меня произвела черно-белая фотография немецкой подводной лодки "Нагльфар" - так в скандинавской мифологии назывался корабль бога Локи, сделанный из ногтей мертвецов. Для подлодки времен Второй мировой название было подходящим. Небритые и мосластые члены экипажа, улыбавшиеся с ее мостика, были вполне симпатичны на вид и напоминали подразделение современных "зеленых".

Чем ближе к концу папки, тем меньше пометок было на бумажных листах: словно у того,

кто перелистывал их, размышляя над собранными материалами, быстро увядал интерес, или,

как выразился в другом рассказе Борхес, "некое благородное нетерпение" мешало ему

долистать бумаги до конца. Но понты у парня были серьезные, особенно по меркам нашего

меркантильного времени ("век мечей и секир", как определял его один из подшитых отрывков, "время проклятого богатства и великого блуда"}.

Самым последним в папке лежал вырванный из школьной тетради лист бумаги в линейку,

спрятанный для сохранности в прозрачный пластиковый конверт. На листе было нечто вроде

дарственной надписи:

"Сашке на память.

Превращайся!

WOLF - FLOW !

Полковник Лебеденко".

Закрыв папку и положив ее назад под Монику, я продолжила осмотр. Меня уже не

удивило, когда рядом с музыкальной установкой обнаружилось несколько компакт-дисков с

разными исполнениями одной и той же оперы:

RICHARD WAGNER

DER RING DES NIBELUNGEN.

Gotterdammerung .

Следующим любопытным объектом, попавшимся мне на глаза, была толстая тетрадь

серого цвета. Она лежала на полу, между стеной и диваном - словно кто-то листал ее на ночь, заснул и выронил. На ее обложке было написано:

"Сов. Секретно

экз. № 9

Проект " Shitman "

из здания не выносить".

В ту минуту я совершенно не связала это странное название с историей сумасшедшего

шекспиро-веда, которую рассказал мне Павел Иванович. Мои мысли двинулись по иному

маршруту - я решила, что это очередное доказательство мощи американского культурного

влияния. Superman, Batman, еще пара похожих фильмов, и ум сам начинает клишировать

реальность по их подобию. Но, подумала я, что этому противопоставить? Проект "Говнюк"? Да разве захочет кто-нибудь корпеть над ним по ночам за небольшую зарплату. Из-за этого говнюка в плохом костюме и погибла советская империя. Человеческой душе нужна красивая обертка, а русская культура ее не предусматривает, называя такое положение дел духовностью. Отсюда и все беды...

Саму папку я не стала даже открывать. Секретные документы вызывали у меня

отвращение еще с советских времен: пользы никакой, а проблем может быть выше крыши, даже

если она фээсбэшная.

Мое внимание привлекли несколько странных графических работ, висевших на стенах, -

руны, выведенные то ли широкой кистью, то ли лапой. Чем-то они напоминали китайскую

каллиграфию - самые грубые и экспрессивные ее образцы. Между двумя такими рунами

висела ветвь омелы, что делалось ясно из подписи - по виду это была просто сухая

заостренная палка.

Любопытен был рисунок на ковре, изображавший битву львов с волками, - похоже,

копия римской мозаики. На единственной книжной полке стояли в основном массивные

альбомы ("The Splendour of Rome", "The New Revised History of the Russian Soul", "Origination of Species and Homosexuality" и попроще, про автомобили и оружие). Впрочем, я знала, что книги на таких полках вовсе не отражают вкусы хозяев, поскольку их подбирают дизайнеры интерьера.

Закончив осмотр, я подошла к стеклянной двери на крышу. Вид отсюда открывался

красивый. Внизу темнели дыры дореволюционных дворов, облагороженных реставрацией. Над

ними торчало несколько новых зданий фаллической архитектуры - их попытались ввести в

исторический ландшафт плавно и мягко, и в результате они казались навазелиненными. Дальше был Кремль, который величественно вздымал к облакам свои древние елдаки со вшитыми золотыми шарами.

Проклятая работа, как она исказила мое восприятие мира, подумала я. Впрочем, так ли уж исказила? Нам, лисам, все равно - мы идем по жизни стороной, как азиатский дождик. Но человеком

здесь быть трудно. Шаг в сторону от секретного национального гештальта, и эта страна тебя отымеет. Теорема, которую доказывает каждая отслеженная до конца судьба, сколько ни накидывай гламурных

покрывал на ежедневный праздник жизни. Я-то знаю, насмотрелась. Почему? Есть у меня

догадки,

но не буду поднимать эту тему. Наверно, не просто так здесь рождаются, ох, не просто так... И никто никому не в силах помочь. Не оттого ли московские закаты всегда вызывают во мне такую печаль?

- Классный вид отсюда, да?

Я обернулась. Он стоял у двери лифта, с плотно набитым пакетом в руке. На пакете была зеленая змея, обвившая медицинскую чашу.

- Йода не было, - сказал он озабоченно, - дали фуксидин. Сказали, то же самое,

только оранжевого цвета. Я думаю, нам даже лучше - будет не заметно рядом с хвостом...

Мне стало смешно, и я отвернулась к окну. Он подошел и остановился рядом. Некоторое

время мы молча глядели на город.

- Летом здесь красиво, - сказал он. - Поставишь Земфиру, смотришь и слушаешь: "До

свиданья, мой любимый город... я почти попала в хроники твои...". Хроник - это кто,

алкоголик или торчок?

- Не надо мне зубы заговаривать.

- Тебе вроде лучше?

- Я хочу домой, - сказала я.

- А...

Он кивнул на пакет.

- Не надо, спасибо. Вот принесут тебе раненого Щорса, будешь его лечить. Я пошла.

- Михалыч тебя довезет.

- Не нужен мне твой Михалыч, сама доеду. Я была уже у лифта.

- Когда я могу тебя увидеть? - спросил он.