действительно могла дернуть за хвост - в пятнадцатом веке такое уже произошло, я до сих пор помню. Но эта фраза неожиданно напомнила мне о последнем свидании с Александром. Я покраснела. Это не укрылось от сестрички И.
- Ого, - сказала она, - ты все так же краснеешь, как тысячу лет назад. Даже завидно. Как тебе удается? Для этого, наверно, надо быть девственницей?
Самое интересное, что я краснею только в компании других оборотней. А при общении с
людьми такого не бывает. Очень жаль - можно было бы сильно поднять тариф.
- А я уже не девственница, - сказала я и покраснела еще сильнее.
- Неужели? - От изумления И Хули откинулась на спинку дивана. - Давай-ка
рассказывай!
Мне уже давно не терпелось поделиться своей историей - и следующие полчаса ушли у
меня на то, чтобы выложить переполнявшее мою душу.
Пока я рассказывала подробности своего головокружительного affair, И Хули хмурилась, улыбалась, кивала, а иногда даже поднимала вверх палец, словно чтобы сказать: "Ага! А сколько раз я тебе говорила!" Когда я закончила, она сказала:
- Ну вот. Значит, и с тобой это все-таки случилось. Тысячей лет раньше, тысячей лет
позже... Какая разница? Поздравляю.
Я взяла со столика салфетку, свернула в бумажный шарик и бросила в нее. Она ловко
увернулась.
- Все-таки великая вещь жизненный опыт, - сказала она. - Разве мыслимо было такое
в дни нашей юности? Ты его так профессионально спровоцировала, что даже непонятно, кто
кого изнасиловал.
- Что? - от изумления у меня открылся рот. Она ухмыльнулась.
- Хотя бы перед своими не надо строить оскорбленную невинность.
- О чем ты? Когда я его спровоцировала?
- Когда выскочила голая из ванной и встала перед ним раком.
- Ты считаешь это провокацией?
- Конечно. Зачем ты, спрашивается, развернулась к нему задом?
Я пожала плечами.
- Для надежности.
- А что в этом особенно надежного?
- Хвост ближе к цели, - сказала я не совсем уверенно.
- Ну да. А глядеть надо через плечо. Скажи честно, ты когда-нибудь раньше так делала для надежности?
- Нет.
- А почему вдруг решила начать?
- Мне... Мне просто показалось, что это очень ответственный случай. И я не могу
позволить себе упасть на обе лопатки. В смысле, в грязь лицом.
И Хули расхохоталась.
- Слушай, - сказала она, - неужели ты действительно все проделала в
бессознательном режиме?
Мне определенно не нравилось, куда движется разговор.
- Я знаю, как ты к этому относишься, - продолжала она, - но если ты поговоришь с
хорошим психоаналитиком, ты сразу поймешь свои подлинные мотивы. С аналитиком, кстати,
можно говорить не стесняясь, о чем хочешь, - за это ему и платят. Про хвост, конечно,
необязательно рассказывать. Хотя можно и сказать, типа как о фантазии. Но тогда пропускай все, что он будет тебе говорить о penis envy ...
Открыть подруге душу и услышать такое... Я разозлилась.
- Слушай, - сказала я, - а тебе не кажется, что весь этот психоаналитический дискурс давно пора забить осиновым колом в ту кокаиново-амфетаминовую задницу, которая его породила?
Она выпучила глаза.
- Так, насчет амфетаминов понимаю. Я все-таки с Жан-Поль Сартром два года дружила,
если ты не в курсе. И про задницу понимаю, по той же самой причине. А вот кокаин тут при
чем?
- Могу объяснить, - сказала я, радуясь, что разговор уходит от скользкой темы.
- Ну объясни.
- Доктор Фрейд не только сам сидел на кокаине, он его пациентам прописывал. А потом
делал свои обобщения. Кокаин - это серьезный сексуальный возбудитель. Поэтому все, что
Фрейд напридумывал - все эти эдипы, сфинксы и сфинкторы, - относится исключительно к
душевному измерению пациента, мозги которого спеклись от кокаина в яичницу-глазунью. В
таком состоянии у человека действительно остается одна проблема - что сделать раньше,
трахнуть маму или грохнуть папу. Понятное дело, пока кокаин не кончится. А в те времена
проблем с поставками не было.
- Я говорю не про...
- Но пока у тебя доза меньше трех граммов в день, - продолжала я, - ты можешь не
бояться ни эдипова комплекса, ни всего остального, что он наоткрывал. Основывать анализ
своего поведения на теориях Фрейда - примерно как опираться на пейотные трипы Карлоса
Кастанеды. В Кастанеде хоть сердце есть, поэзия. А у этого Фрейда только пенсне, две дорожки на буфете и дрожь в сфинктере. Буржуазия любит его именно за мерзость. За способность свести все на свете к заднице.
- А почему буржуазия должна его за это любить?
- А потому, что портфельным инвесторам нужны пророки, которые объяснят мир в
понятных им терминах. И лишний раз докажут, что объективной реальности, в которую они
вложили столько денег, ничего не угрожает.
И Хули посмотрела на меня чуть насмешливо.
- А как ты думаешь, - спросила она, - действительно тенденция к отрицанию
объективной реальности имеет в своей основе сексуальную депривацию?
- А? - растерялась я.
- Проще говоря, согласна ли ты, что мир считают иллюзией те, у кого проблемы с
сексом? - повторила она тоном доброй теледикторши.
С этим взглядом на мир я часто сталкивалась в "Национале". Дескать, только сексуально закомплексованные лузеры прячутся от живительного шума рынка в мистику и обскурантизм. Особенно забавно бывало слышать это от клиента, елозящего в одиночестве по кровати: если вдуматься, то же самое происходило с бедняжкой и все остальное время, только вместо лисьего хвоста его морочила Financial Times, а одиночество было не относительным, как в моем обществе, а абсолютным. Но услышать такое от сестрички... Вот что делает с нами общество потребления.
- Все наоборот, - сказала я. - На самом деле, именно тенденция увязывать духовные
поиски с сексуальными проблемами основана на фрустрации анального вектора либидо.
- Как это? - подняла брови сестричка И.
- А так. Тем, кто это говорит, следует сделать то, что им всегда тайно хотелось -
трахнуть себя в задницу.
- Зачем?
- Когда они займутся тем, в чем они понимают, они перестанут рассуждать о том, чего
не понимают. У свиньи так устроена шея, что она не может смотреть в небо. Но из этого вовсе не следует, что небо - сексуальный невроз.
- Понятно... От волка набралась? Я промолчала.
- Так-так-так, - сказала сестричка И. - А посмотреть на него можно?
- Почему вдруг такой интерес? - спросила я подозрительно.
- Только не ревнуй, - засмеялась она. - Просто хочется поглядеть, кто тебе пришелся
по сердцу. К тому же я никогда не видела волков-оборотней, только слышала, что они бывают где-то на севере. Кстати, сверхоборотень, про которого ты мне постоянно читаешь лекции - скорее волк, чем лиса. Так, во всяком случае, считает мой муж. И его ложа "Розовый Закат" тоже.
Я вздохнула. Было просто непостижимо, как это И Хули, настолько проницательная в
одних вопросах, может быть так дремуче-невежественна в других. Сколько раз можно
объяснять ей одно и то же? Я решила не вступать в спор. Вместо этого я спросила:
- Ты думаешь, что сверхоборотнем может оказаться мой Александр?
- Насколько я понимаю, сверхоборотень - не просто волк. Это нечто отстоящее от
волка так же далеко, как волк отстоит от лисы. Но сверхоборотень - это не промежуточная
стадия между лисой и волком. Он далеко за волком.
- Ничего не понимаю, - сказала я. - Где - за волком?
- Знаешь что, сама я связно не объясню. Бедняжка Брайан собрал весь доступный
материал на эту тему. Хочешь, он прочтет короткую лекцию, пока еще жив? У нас как раз есть свободное время завтра днем. А ты позови своего Александра - ему, я думаю, тоже будет интересно послушать. Заодно и мне покажешь.
- Было бы здорово, - сказала я. - Только у Александра неважно с английским.
- Это ничего. Брайан полиглот и свободно говорит на пяти языках. В том числе и на
русском.
- Хорошо, - сказала я, - тогда давай попробуем.
И Хули подняла палец.
- А твой генерал-лейтенант окажет нам за это одну услугу.
- Какую?
- Нам с Брайаном нужно попасть ночью в храм Христа Спасителя. Причем это должна
быть ночь с пятницы на субботу, около полнолуния. Сможет он устроить?
- Думаю, сможет, - сказала я. - Наверняка у него есть связи. Попробую поговорить.
- Тогда я тебе напомню, - сказала И Хули. Так с ней всегда. Решает свои вопросы за
твой
счет и при этом создает у тебя чувство, что она тебя облагодетельствовала. Хотя, с другой стороны, мне было ужас как интересно посмотреть на лорда Крикета - оккультиста, покровителя изящных искусств и любителя лисьей охоты.
- Скажи, - спросила я, - а твой муж догадывается? Ну, про тебя?
- Нет. Ты что, с ума сошла? Это же охота. По правилам он должен все узнать только в
последний момент.
- Как тебе удается столько времени все скрывать?
- Помогают условности английской жизни. Раздельные спальни, викторианский ужас
перед наготой, чопорный ритуал отхода ко сну. В аристократических кругах это просто -
достаточно завести определенный порядок, а потом его поддерживать. По-настоящему сложно
другое - постоянно отодвигать развязку. Это действительно требует напряжения всех
душевных сил.
- Да, - согласилась я, - твоя выдержка удивительна.
- Брайан - это мой Моби Дик, - сказала И Хули и усмехнулась. - Хотя dick у бедняги
не очень-то моби...
- Сколько ты его гонишь? Пять лет? Или шесть?
- Шесть.
- И когда ты планируешь...
- На днях, - сказала И Хули.
От неожиданности я вздрогнула. Она обняла меня за плечи и прошептала:
- Мы здесь как раз для этого.
- Почему ты решила сделать все в Москве?
- Здесь безопаснее. И потом, удивительно удобная ситуация. Брайан не просто знает
пророчество, по которому сверхоборотень должен появиться именно в этом городе. Он
собирается сам стать сверхоборотнем. Он почему-то уверен, что для этого надо отслужить в
храме, который был разрушен и восстановлен, нечто вроде черной мессы по методике его
дурацкой секты. Все должно происходить без свидетелей. Его единственным помощником буду